Поздняя симфоническая поэма Листа «От колыбели до могилы» (1881-82) появляется в программе Зальцбургского фестиваля не впервые и не случайно: тема жизненного пути, его отчаянной скоротечности, тема осмысления его бессмысленности всегда были в центре идеологической пресуппозиции самого масштабного летнего форума классической музыки и театра.
Вдохновленная живописью Михаила Зичи — ученика Вальдмюллера и академика Российской академии художеств, — произведение Листа пропитано тем же сочетанием пастельной неги и животной страсти, светлой невинности и ошеломляющей безысходности, что и лучшие работы венгерского художника.
Первая часть начинается с акварельной красоты предрассветного тумана, но умиротворенное переплетение лёгкой прохлады с птичьим щебетом неожиданно сменяется ураганным крещендо, взмывающим к сияющим кульминациям литавр. В отличие от резкого контраста кружевной прозрачности вступления с агрессивной мощностью кульминаций в интерпретации Артуро Тосканини (запись 1941 г.), Риккардо Мути утяжеляет первую часть поэмы, делая её более тягучей и тёмной, предвосхищающей грузный пафос центрального agitato rapido и финального andante. Не лишая произведение Листа живописной многоплановости, Мути подчёркивает его внутреннее единство, взаимосвязанность и взаимозависимость рождения и смерти и своеобразную предопределенность очевидного.
Мощнейшая экспрессия второй части завершается неожиданной паузой, предваряющей болезненное, отупляющее оцепенение и следующее за ним разочарование в бессмысленности жизни, направленной на борьбу за собственное существование… Удивительно, что Мути, укрупняя импульсивность эмоциональной интерпретации Тосканини, умудряется избежать очевидных контрастов, превращая плавность переходов между частями в философское переосмысление этого произведения Листа. Финальная часть, исполненная умудренного просветления и достойного угасания, у Мути звучит возвращением к истокам: могила есть колыбель надежд — надежд на лучшую жизнь после жизни.
Естественным продолжением программы стала другая симфоническая поэма Листа «Прелюды» — программное сочинение на одноименное стихотворение Альфонса Ламартина. Пафосность вступления перерастает в благоговейное наслаждение радостью бытия, его природной чистотой. Идиллию прерывает беспокойство, возникающее в нижних регистрах виолончелей и выливающееся в вихревое крещендо, венчающееся непреклонностью меди, и здесь невозможно удержаться от невольных ассоциаций с третьей частью Шестой симфонии Чайковского, созданной спустя почти сорок лет. Мощный финал поэмы заглушает медитативную интимность эмоциональной передышки после битвы: само величие, грандиозность Жизни как высшего природно-божественного дара не достойно рефлексии, ибо всё, чем наполнена наша жизнь, так или иначе искупается, очищается или освящается Смертью… Венские филармоники под управлением маэстро Мути создают чеканное полотно из звуковых фраз: вместо ожидаемой кантиленой живописности мы слышим хлёсткую проговоренность и артикуляционную внятность.
Само сочетание этих двух экзистенциональных размышлений Листа стало прелюдией к ранней Торжественной мессе Берлиоза, исполненной во втором отделении концерта. До 1991 года это произведение импульсивного французского гения, который развлекался на досуге тем, что предавал огню свои рукописи, считалось безвозвратно утерянным, и если бы не другая привычка Берлиоза — дарить друзьям автографы своих произведений, — самое первое крупное полотно, сочиненное двадцатилетним композитором, так бы до нас и не дошло.
Музыкальное вступление отличается нервозной импульсивностью скрипичных акцентов и космической мощью, кульминацией которой становится неожиданно резкий финал. Все тринадцать вокально-хоровых частей мессы, созданных Берлиозом в структурных рамках жанровой традиции, исполнены и сакрального благоговения, и религиозной экстатичности, и благодарственной молитвенности, медитативной самоуглубленности. И наибольшее впечатление здесь произвел хор Венской оперы: именно его контрапунктное сочетание мужских и женских голосов на фоне монолитного единства звучания позволяло ощутить величественную красоту этого раннего эскиза, позднее использованного Берлиозом и в Te Deum, и в Реквиеме, и в Фантастической симфонии…
Из трех солистов, для которых написана месса, только тенору показать себя практически не в чем: из всех красот Agnus Dei только лёгкие верхние форте позволяют оценить качество вокала, и с этой частью албанский певец Самир Пиргу справляется безупречно.
Остальные части написаны для хора и сопрано с басом, причем басовая тесситура весьма «приподнятая», что не мешало голосу Ильдара Абдразакова звучать с привычной шоколадной бархатистостью, сочетающейся с широкой подачей звука.
Немецкое сопрано Юлии Клеттер запомнилось стеклянной чистотой тембра и качественной фокусировкой звука. Незначительная пыльца в звукоизвлечении лишь оттеняла драматическое напряжение исполнения.
Программа концерта, прошедшего в день Успения Девы Марии, не только позволила слушателям прикоснуться к высочайшему классу исполнительского мастерства, но и стала своеобразным приношением величайшему религиозному таинству — взаимоотношению Жизни человека с его Смертью.
На фото (Chris Lee): Риккардо Мути
