«Валькирия», пожалуй, — самая человечная и понятная каждому опера из тетралогии «Кольцо нибелунга». Тут ведь и люди, и боги как люди. Брунгильда уже до гнева Вотана становится человеком. В опере впервые появляется этот человеческий лейтмотив, который в самом конце тетралогии так все осветит, перевернет, очеловечит (по-немецки этот мотив называют Erloesung - "спасение", "избавление", или - христианское - "искупление"). Все здесь понятно — и любовь (инцестуальная, да... но все-таки не надуманная), и ревность, и милосердие, и злость, и гнев... А конфликт отца и дочери — этой темы уже может хватить на целую оперу.
Главная оперная сцена Вены представила эту оперу вне цикла — и это не премьера. Теперешний глава Венской Штаатсопер, дирижер Вельзер-Мёст, по традиции всех главных дирижеров, когда дело касается Вагнера, сам взялся за палочку. Дирижирующий художественный руководитель театра - всегда хорошо - и не всегда дело в его качестве дирижера per se. Все дело в очень простых вещах: власть, возможность большего количества репетиций, статус. Ясно, что перед таким человеком оркестранты просто не позволят себе халтуры. И, конечно же, глава театра может выбить себе репетиций побольше, а это ведь очень важно. Один мой знакомый скрипач, играющий в оркестре Штаатсопер (а это венский филармонический), говорил, что некоторые спектакли идут вообще без репетиций... Возвращаясь из краткого экскурса психологии оркестровых музыкантов и возможностей главных дирижеров к Вельзеру-Мёсту, могу вспомнить, что его более ранние записи были не особенно интересными, а порой и скучными или просто ненужными. Пожалуй, его Брукнер последних лет также разочаровывает... А вот Вагнер вышел. Тут подействовали, конечно, упомянутые репетиции и психология, но все-таки не обошлось без вельзер-мёстовской заслуги. Как же звучал оркестр! Качество, слаженность, сила, точное слышание и баланс. Музыка потрясала - что и должно быть. Даже тот, кто не очень любит Вагнера и не слушает его музыку в записях, не сможет устоять под этим живым напором оркестровых огрохов и волн истомы!
Вся суть Вагнера - в театре. В его, порой тупом или безумном, театре, где с помощью чудес музыки мы попадаем и в бурю, и в Рейн, и в Валгаллу, - и никакое 3D-кино уже не нужно. Хотя при этом стоит отметить, мне кажется, важную вещь. Несмотря на всю такую безграничную музыкальную выразительность, мне представляется верным подход не минимализации роли театральной сцены, а наоборот - её выпуклости, яркости, умопомрачительности сценических изобретений. Вагнеровский театр требует особенной технической оснащенности и всевозможных придумок, касающихся как мизансцен, так и - даже в особенности - декораций. Вагнер дорогой, очень дорогой и должен быть дорогим. Все должно работать на то, чтобы зритель максимально погрузился в атмосферу, чтобы он попал как в сон или кино - не менее.
Вагнер - такой театр, который покрывает сознание мраком, и остается только одна действительность - безумные, глупые, хитрые, жалкие, тупые, ненастоящие, порой человечные, а порой и железные, страдающие, вожделеющие, алчные герои, которых как будто и нет, и не совсем могло быть, но почему-то остаются только они, хотя бы на эти четыре или пять часов, - а все остальное - реальный и по-настоящему живой мир - исчезает под этим черным покрывалом, который накинул "старый байройтский колдун". Когда пелена с глаз сходит, - которая остается ещё некоторое время после того, как выбрался из под темного покрывала театра, - испытываешь удивление, как это ты поддался, и, каясь, убеждаешь себя, что больше этого не повторится. И ведь повторяется, и ведь живешь этим, сочувствуешь, начинаешь какую-то глубину там искать. Не знаю, есть ли она там - подлинная глубина и мудрость, в этих сюжетах, - боюсь, скорее, глубина безумия.
Глубина выявляется в самой идее лейтмотивов, которая по-настоящему оказывается гениальным открытием только в 3-м акте Зигфрида и в "Гибели богов". Именно там опера превращается в... нет, не музыкальную драму, а в целый океан сознания... Это ведь в какой-то степени и есть "поток сознания": как тут не вспомнить Пруста, вкушающего кофе, который открывает ему целый мир в памяти. И ведь сознание человека таково, что запахи, звуки, вкус, какие-то слова и все прочее в мире связывается с чем-то конкретным из нашей жизни, из нашего опыта, личной истории. Все это держится в голове и от этого невозможно избавиться. И у Вагнера в позднем "Кольце" происходит так, что все это как одна большая память, где все эти лейтмотивы живут как бы вне зависимости от воли. Первая часть "Кольца" не такая, она ещё - накопительная система. Это ещё не живое сознание, как "Гибель богов". "Валькирия" - тоже, но она зато несет в себе какой-то отдельный, особенный заряд, отличный от всего цикла.
Повторюсь: "Валькирия" - наиболее человечная. Можно добавить, что она вообще наиболее традиционная - это европейский музыкальный театр. Любовь там живая и правдивая, особенно если смотреть в контексте всего цикла. И музыка тут такая же: яркая, понятная, чувственная, открытая, захлестывающая и простая. В "Гибели" все сложнее и темнее. И ведь не случайно этот Erloesung-motiv, звучащий впервые из уст Зиглинды, так освещает в конце "Гибель богов", - даже если мы не знаем, что это за мотив и откуда: он сам по себе такой. А если вспомнишь или узнаешь, что это из "Валькирии", сразу все встает на свои места. Постановка оказалось тусклой и глупой порой... Иначе говоря, такой, какая не должна быть. Если тусклость хотя бы не мешает, то глупость категорически неприемлема; в Вагнере это вообще становится жутким варевом. Постановка может быть сумасшедшей, но только не глупой. И с шутками да шуточками нужно быть осторожными: легко все превратить в дешевую пародию. Ведь Вагнеру чужд юмор, и что-то смешное в постановке становится либо насмешкой (что, в принципе, возможно), либо помноженной глупостью. В Вене, к сожалению, режиссер решил пойти по последнему пути. Основное ощущение, что постановщик хотел сделать что-то необычное и остроумное, но одновременно не особенно раздражающее ревнителей традиционно-исторических постановок. Результат получился таким, как я охарактеризовал двумя словами: тускло и глупо. И это целиком режиссерские промахи, которые он делал намеренно, ибо не понимал, потому что его режиссерский уровень не выше морального и интеллектуального уровня некоторых героев опер Вагнера. Наверное, режиссер так погрузился в мир колдуна, что перенял черты многих его творений. И что же, оказывается, этот "Свенэринг" - режиссер Свен-Эрик Бехтольф, поставивший "Кольцо" в Штаатсопер - частый гость венского Бургтеатра. Не позавидуешь! Вот в одном из интервью он отвечает на вопрос, звучащий как: "Видите ли Вы себя интеллектуалом?", так: "Нет, я слишком глуп". Не знаю, ирония это или признание, но, судя по постановке, можно сделать вывод, что хотя бы человек он честный.
Говоря подробнее, невозможно обойти третий акт. "Полет Валькирий" - беготня девах, одетых как куклы, которые ловят и упорядочивают каких-то мужичков в костюмах, которые в свою очередь напуганы и мечутся - какие-то безмозглые манекены. А на заднем плане «величаво» пребывают скульптуры лошадей. Прямо так невольно и вспоминаешь Свифта.
Брунгильда - такая глуповатая девчушка, которая размахивает мечом. Видимо, задумка была таковой, чтобы наглядно показать, как происходит рост личности. Не получилось. А вот глупость получилась. Только глупость. Жаль.
Певцы как певцы: Вотан (Томаш Конечный) как Вотан, Фрикка (Михаэла Шустер) как Фрика. Они замечательно справились со своей задачей, с музыкальной стороны все было противоположно сценическому воплощению. Это радует, это держало и не давало ни на секунду отвлечься или зевнуть. Кажется, Зигмунд (Кристофер Вентрис) таким и должен быть, Зиглинда (Рикарда Мербет) тоже. Сразу ощущается верность традиции исполнения вагнеровских опер. Короче говоря, вся музыкально-вокальная часть была выполнена на высоком уровне и профессионально. Следует только отметить некоторые исключения - как неудачные, так и прекрасные.
Выход Брунгильды (Эва Йохансон) вызвал приступ смеха (у меня, но, надеюсь, и все остальных слышащих людей) - и вина тут отнюдь не режиссера. Я говорю про певицу, про её пение... т.е. крик. Что же она так раскричалась? Валькирии с таким надрывом не кричат - такой голос является их природой. Певица же буквально орала, пытаясь быть грознее, быть более "валькиристее". Голос у нее музыкальный, но она, похоже, заразилась от режиссера мозговым недугом. А вот Хундинг (Айн Ангер) порадовал. Стоило ему запеть, как сразу стало ясно, что этот певец не просто хороший. У него особый талант, особый дар, - каждая нота у него имеет глубину, наполненность, все очень сконцентрировано, связанно. У Айна в горле «узелок», который он то опустошает, то наполняет. Замечательный певец, о котором ещё будут говорить.
"Валькирия" была 12-го июня, а 13-го шел "Евгений Онегин". Сидел я на 13-м месте 13-го ряда левого партера... И, несмотря на такое черное начинание, я не собираюсь рассказывать какую-то «страшилку» про дьявольские издевательства над русской оперой. Все оказалось ровно наоборот...
Вообще-то, я не очень хотел идти на "Онегина" - боялся, что меня огреют чайковской сентиментальностью и одновременно заметелят бесстрастной режиссерской концепцией. "А певцы ведь наверняка будут коверкать русский язык!" - думалось мне. А оркестр будет наверняка халтурить - дирижер-то ведь не главный на этот раз! Да и после Вагнера кажется уже трудным вдруг перейти в совсем другое музыкальное и драматургическое пространство. Но стоило посидеть десять минут, как я уже был рад, что пошел на оперу, а не свернул... не важно, куда.
В первую очередь, особенно имея опыт лицезрения глубин режиссерской глупости в "Валькирии", мне хочется похвалить постановщика - Фалька Рихтера. Он сделал действительно современную постановку, но старался - и у него почти полностью это получилось - избежать несостыковок эпох и надуманностей. Сразу выявляется такая концепция: этот мир вроде тех стеклянных шаров, в которых какая-то идиллическая сценка и идет снег. Во всех сценах, кроме сцены с полонезом, постоянно идет снег. Это все как будто нереально, но одновременно и дико реально, сурово. Конечно, тут учитывается и расхожие мнения про снежную и холодную Россию, но это именно учитывается, этот стереотип, а не означает, что постановщики действительно так считают.
Народные танцы в первой сцене тоже фантасмагорические, настолько акробатические, что кажется, инсценировали полотна Шагала. Вообще, про танцы важно сказать отдельно. Нигде в опере не танцуют классические танцы. На балу танцуют как сейчас - кто во что горазд, а полонеза мы толком и не видим - люди просто собираются постепенно в зал (хотя элементы полонеза отдаленно присутствуют). Здесь, по-моему, подчеркивается эта утрата традиций, связь, - опера как этот новогодний шарик со снежком внутри. Но отчаянная попытка, вопреки концепции, все-таки как-то следовать здравому смыслу и музыке вызывает уважение и благодарность. Конечно, не обошлось без комичности и некоторого хаоса. И все-таки это хорошая постановка. Сценография и костюмы были прилично выполнены Рольфом и Марианной Глиттенбергами. Говоря о режиссуре, первым делом вспоминается Онегин - швед Петер Маттеи. Он блестящий актер, одно его присутствие на сцене как-то все оживляет, добавляет бури. Собственно, это уже прекрасное условие для этой роли. Наверное, не случайно Питер Брук, театральный режиссер, выбрал именно его на роль Дон Жуана. Певец он не плохой, но хороших певцов не так мало - мало хороших певцов и одновременно прирожденных актеров.
Татьяну пела латвийская сопрано Майя Ковалевская. Сейчас она звезда, поет сплошь в театрах класса А. Как утверждают злые языки, не в последнюю очередь из-за длинных ног. Не знаю, не без этого - в смысле, действительно, все при ней, - но пела она очень даже неплохо, сыграла тоже убедительно. Ещё Ковалевская пела, не коверкая русский язык, – что вполне естественно было ожидать от экс-гражданки СССР. Кроме неё по-русски очень хорошо пел Гремин, но о нем чуть позже.
Ольгу исполняла Надя Крастева из Болгарии. Вполне нормально, но тут режиссер что-то перестарался с характеристиками (её и Ленского) - это сильно отразилось на впечатлении.
Поэт - румын Мариус Бреншу. Красивый голос, но без драматического таланта. На фоне Маттеи он особенно терялся: задумка режиссера? Пожилые героини (Джульетта Марс и Аура Тваровская) справились с задачей вполне хорошо. Месье Трике был решен в духе "Прекрасной Елены" Лорана Пелли.
Князь Гремин - эстонец Айн Ангер. Как я уже писал, этот бас, и в опере Вагнера, и в "лирических сценах" Чайковского исполняющий не главные роли, - настоящее открытие. Публика это тоже поняла и на обоих спектаклях аплодировала ему чуть ли не громче, чем всем остальным. Особенно на "Онегине". Чудесный голос, способный выразить все, чуткое ощущение образа. Если кто помнит, именно Ангер участвовал в мировой премьере оперы Родиона Щедрина "Очарованный странник", о чем композитор писал в своей автобиографии. В целом, «Онегин» оставил очень хорошее впечатление. Оркестр не подкачал, дирижировал немецкий дирижер Михаэль Гюттлер, частый гость в России и некогда ассистент Валерия Гергиева. На пульте у него лежало старое русское издание "Евгения Онегина".
