За последние годы целый ряд работ молодых румынских режиссеров был отмечен наградами крупных международных кинофестивалей. 35-летний Корнелиу Порумбою — один из тех, кто определяет лицо нового румынского кино. Его второй фильм «Полицейский, имя прилагательное», отмеченный призом ФИПРЕССИ и призом жюри программы «Особый взгляд» на прошлогоднем Каннском фестивале, этой осенью вышел в ограниченный российский прокат. А на проходившем в столичном кинотеатре «Художественный» с 18 ноября по 1 декабря Кинофестивале «Румынская „новая волна“ / Истоки и современность» был представлен полнометражный дебют Порумбою «В 12.08 к востоку от Бухареста» — лауреат «Золотой камеры» на МКФ в Канне и еще двух десятков премий на других фестивалях.
— Корнелиу, как вы идете к фильму? Фантазируете, «вгрызаетесь» в тему, которая вас увлекла, конструируете сюжет, который затем обрастает жизненными реалиями... Или отталкиваетесь от того, чему сами были свидетелем?
— Конечно, на меня влияет все то, что я видел и читал. Но я всегда отталкиваюсь от реальной жизни. В случае с «Полицейским», например, сначала произошли два события, и они побудили меня взяться за сценарий, а затем и за фильм. В одной из газет я прочитал о том, как однажды младший брат предал в полиции своего старшего брата и как после этого он страдал. А вторую историю рассказал мой друг, работавший в полиции: он не хотел расследовать дело, которое вступило в конфликт с его убеждениями и совестью. В моем сознании обе истории переплелись и через некоторое время начал выстраиваться сценарий.
— Вы сказали о совести. Что значит лично для вас и для современной румынской молодежи эта категория?
— В процессе работы над сценарием я послал электронные письма пятнадцати своим знакомым с просьбой дать определение, что такое совесть. Ни один ответ не совпал. После этого я придумал сцену со словарем — одну из ключевых в фильме. Думаю, что мое определение совести очень похоже на то, которое дает Кристи, мой герой. Наш фильм о смысле жизни. И о словах. Неслучайно в его названии появилось слово «прилагательное», оно сочетается с подлежащим «полицейский». Я специально включил в фильм сцену, где герои спорят о том, как писать местоимение — слитно или раздельно, чтобы показать, что мир все время меняется, даже на уровне грамматики. Все мои персонажи — посредники, они живут в таком мире, где главная их функция просто передавать информацию от одного к другому. Я, между прочим, сам себя таким ощущаю.
— Как вы работаете над сценарием?
— Сначала все обдумываю — идею, содержание, сюжет — и только после этого сажусь за письменный стол. При этом не пишу краткие варианты сценария. Каждому персонажу придумываю отдельную биографию, и он начинает жить своей жизнью в моем воображении. Я слежу за тем, как он ведет себя в ситуациях, которые для него придумываю. Лишь в самых общих чертах представляю, как будут развиваться события, и до последнего момента не знаю, чем все закончится. Обычно я пишу свободно, не думая о теме, о концепции, полагаюсь на свою интуицию и свое воображение. И когда первый вариант закончен, пытаюсь взглянуть на сценарий со стороны, чтобы определить, насколько он соответствует моему первоначальному замыслу. И если что-то сильно не соответствует, переписываю.
— Желанного результата добиваетесь сразу, проведя определенное количество репетиций, или приходится вновь и вновь переснимать?
— Чтобы снять вроде бы проходную сцену, где герой идет по коридору и поднимается по лестнице, пришлось сделать порядка 15 дублей. Мне нужно было точно передать психологическое состояние героя, используя минимум средств выразительности. В нашем молчаливом фильме особенно важен язык жестов, то, как герой движется, как он выглядит в кадре.
— Многое в вашей картине происходит в режиме реального времени, вы намеренно затягиваете бытовые сцены. Вот ваш герой зашел в комнату, подошел к холодильнику, открыл его, сел за стол... Это неслучайно, это метод.
— Я строго соблюдал специальный ритм появления каждого персонажа в кадре и выхода из кадра. И еще я очень большое внимание уделял действию на втором плане. Огромное значение имеет не только пространство, но и время, в котором существуют персонажи. В наши дни кинематограф все больше воспринимается как источник информации. В основном люди идут в кино, чтобы развлечься или получить какую-то новую информацию, и очень редко, чтобы найти что-то духовное. Как вывести зрителя на этот уровень восприятия? Именно с этой целью в картину введены длинные статичные сцены без диалогов и именно так выстроен сюжет. Кто-то такой подход принимает, испытывает удовольствие от просмотра и становится моим единомышленником. Я уважаю зрителя, считаю, что я не дурак и он не дурак, а потому не вижу смысла специально для него что-то разжевывать.
— Каким актерам вы отдаете предпочтение — профессиональным или непрофессиональным?
— Профессионалам из провинциальных театров — они натуральнее, чем столичные актеры, и более восприимчивы, с ними легче найти общий язык.
— В последние годы много говорят о румынской «новой волне». Вы ощущаете общность с вашими коллегами-режиссерами, которые также добились успехов на международных кинофестивалях, или у каждого из вас своя платформа, и вы существуете каждый сам по себе?
— Говорить о том, что в Румынии родилось новое течение в кинематографе, такое, как «новая волна» во Франции или «молодое кино» в Германии, еще рано. Что же касается меня и моих коллег... Да, наши вкусы во многом совпадают. Каждый из нас искренен в кино, рассказывает о том, что его волнует, и старается найти для этого свои слова. Мы вне идеологии. И эта категоричность объясняется желанием размежеваться с поколением, которое служило коммунистическому режиму, выполняло его идеологические установки. Мы хотели и хотим снимать не так, как снимали до нас, и не о том, о чем снимали в Румынии раньше, у нас появился свой язык — при всех различиях в почерке каждого из нас. В его основе — документ, реальная жизнь. Мы делаем лишь первые шаги. Да, их назвали удачными, но будут ли столь удачными вторые, третьи? Каждый из нас наверняка пойдет своим путем, и чем дальше, тем больше мы будем отличаться друг от друга.
— А как в целом обстоят дела в румынской кинематографии? Можно сказать, что она на подъеме?
— О каком подъеме может идти речь, если на всю страну всего-навсего 90 кинозалов? Люди перестали ходить в кинотеатры, смотрят фильмы на DVD или в Интернете. Мой фильм «Полицейский, имя прилагательное» в Румынии посмотрели всего лишь 12 тысяч зрителей. Американские фильмы в среднем собирают аудиторию примерно в десять раз большую. В 90-е годы в нашей стране киноотрасль фактически перестала существовать — снималось максимум 1 — 2 фильма в год, и, разумеется, режиссерами старшего поколения. С той поры румынский зритель не любит румынское кино и практически его не смотрит.
— Государство поддерживает национальный кинематограф?
— Мои фильмы и фильмы моих коллег, насколько мне известно, получили 50-процентное государственное финансирование от Национального комитета по кинематографии. Остальные 50 процентов каждый ищет, где может. Я, например, во второй свой фильм вложил почти все деньги, которые принес первый фильм, — 200 тысяч евро. Немного помогли мне два предпринимателя на заключительном этапе — выручили меня. Бюджет фильма составил 650 тысяч евро. По европейским меркам это очень мало. В такие вот рамки мы зажаты, и изменить что-либо не в силах.
— В европейском кинематографе ход набирают процессы интеграции. Не возникли мысли снять фильм в копродукции с другими странами?
— Не думаю, что возможно найти зарубежных партнеров для такого, например, фильма, как «Полицейский, имя прилагательное». Да еще чтобы мне была предоставлена полная свобода. Но я вовсе не исключаю, что следующим моим проектом будет копродукция.
— В том числе и с Россией?
— Обычно мы работаем с Францией.
— Слово «Россия» у вас вызывает отрицательные или положительные эмоции?
— Со словом «Россия» у меня ассоциируются имена Гоголя, Чехова... Между прочим, «Хрусталев, машину!» — мой любимый фильм. Я все никак не дождусь, когда появится очередной фильм Германа-старшего.
Беседу вел Геннадий Белостоцкий
