Итоги 57-го кинофестиваля в Сан-Себастьяне
На 57-м кинофестивале в Сан-Себастьяне всё было как всегда. Организация безупречна. Звезды, как и в прежние времена, в изобилии прибывали в дивный курортный город в Стране Басков. Но главным очарованием смотра стали не Питт с Тарантино, не Наоми Уотс, Роберт Дюваль, Кьяра Мастроянни, даже не сэр Иен Мак Келен, получивший приз за вклад в киноискусство и шикарный баскский берет.
Конкурсная программа и распределение призов — вот что поразило в этом году. Разумеется, не все отобранные фильмы были замечательны. Они и не могут быть таковыми. Во-первых, ситуация в современном кино не располагает к появлению шедевров. Во-вторых, кинопраздник в Сан-Себастьяне — последний крупный фестиваль года на Западе. Канн и Венеция, Карловы Вары и Локарно собрали почти все из того, что надлежит показывать международным киносмотрам. В-третьих — политкорректность, эта ждановщина современного западного искусства, заметно снижает и без того невысокий художественный уровень произведений.
В испанской ленте Альваро Пастора и Антонио Нахарро «Я тоже» мужчина с синдромом Дауна не только получает университетский диплом, но и оказывается в постели очаровательной женщины. Смешно и забавно. Актерские призы получены.
У немца Маттиаса Гласнера в картине «Это — любовь» солидный мужчина влюбляется в одиннадцатилетнюю вьетнамскую проститутку и понимает, что это не педофилия вовсе, а большое, сильное чувство. К финалу весьма неровного фильма мы, зрители, между прочим, в этом таки убеждаемся. Призов никаких нет.
Француз Кристоф Оноре демонстрирует нам в фильме «Строим планы для Лены» кошмар семейной жизни, в которой все друг друга любят, все друг друга ненавидят и все друг другу безразличны. Кьяра Мастроянни изображает несчастную стервозную разведенку с двумя детьми. Вроде бы, надо ей сопереживать. Однако артистка настолько «неаппетитна», а режиссер так анемичен, что единственный план, который хочется построить для этой Лены, — пожелание скорейшего с ней расставания. Призов, слава богу, нет.
Нынешние западные политкорректные кинокартины порой бывают весьма неплохи. Удручают лишь заданность, предсказуемость. Товарищ Жданов упомянут здесь не для красного словца. Подобно тому, как в классическом «социалистическом реализме» рабочие и колхозницы могли быть лишь положительными персонажами, а интеллигенты — колеблющимися или, что предпочтительнее, отрицательными, в современных политкорректных творениях принадлежность человека к какому-нибудь меньшинству сама по себе выступает гарантией его замечательности.
Смотришь все это и вспоминаешь великого Луиса Бунюэля. В его картинах нищие, увечные, уроды и калеки всегда являлись средоточием Зла. (Сколь прекрасна была мама Кьяры Катрин Денев в подобной роли в фильме «Тристана»!) Несладко пришлось бы классику в наши дни! Досталось бы ему за пренебрежение к меньшинствам!
Безусловно, ни один из современных кинематографистов не станет вслух осуждать новый свод правил и уложений. Но сладость бегства от них столь желанна, что успех фильмов, сделанных на Востоке, может быть вполне объясним и ею.
Не все любители кино располагают временем для посещения кинофестивалей и кинотеатров. Вам поможет сайт http://moonfilms.club, на котором собрана прекрасная коллекция фильмов 2018 года. Наслаждайтесь новыми фильмами, не отходя от экрана компьютера!
Впрочем, каноны политкорректности распространяются нынче с такой же скоростью, с какой в свое время лился «свет ленинских идей». Нигде не скроешься от новых законов. Лишь соображениями политкорректности можно объяснить появление в конкурсе солидного фестиваля южнокорейской киноленты под названием «Я пришла из Пусана» (режиссер Джеон Су Ил). Восемнадцатилетняя школьница рожает ребенка, оставляет его в роддоме, потом страдает и решает забрать его и стать-таки настоящей мамой. Снято это все будто в самодеятельной студии завода «Серп и молот». Камера стоит на одном месте, фиксируя передвижения исполнителей. Минуты через две лениво переползает на другую точку, чтобы вновь застыть. Просмотр превращается в пытку, и хочется, чтобы и малолетняя мать, и ее ребенок, и режиссер данного антихудожественного произведения не терзали нас больше...
В конце концов дело придет к тому, что кинозритель превратится в абсолютное меньшинство, которое тоже надо будет восхвалять и поддерживать.
В том, что на Востоке этого все же не произойдет, убеждает фильм, получивший в этом году «Золотую Раковину». «Город жизни и смерти» — так называется китайская картина, сделанная мастерами из Гонконга (режиссер Лу Чуань). Это географическое уточнение весьма существенно. В одном из отзывов, написанных по-русски, довелось прочесть, что в этой ленте порой чувствуется китайский киностиль сороковых-пятидесятых годов.
Вот уж чего там точно нет, так это коммунистического догматизма в изображении исторических событий. Кошмарная «нанкинская резня», устроенная японцами в тридцатые годы в Китае, показана совершенно в ином стиле. Гуманизм проявляется не только в том, что главным персонажем фильма является молодой японский вояка, видящий ужас, творящий его и не понимающий, как будет с этим жить. Истинный гуманизм и в способе изложения жутких событий. Черно-белый широкий экран отсылает нас не к сороковым годам, когда синемаскоп еще не был изобретен, а к шестидесятым, когда возникли «Андрей Рублев» и «Карета в Вену», «Самый длинный день» и «Пепел», «Большая война» и «Звезды и солдаты», — великие гуманистические фильмы о человеке в разламывающемся мире. Черно-белые и широкоэкранные.
Однако несправедливо было бы числить «Город жизни и смерти» лишь удачным напоминанием о золотом веке мирового кинематографа. Стиль, в котором на черно-белом широком экране подается история падения Нанкина, в высшей степени современен. И если первые сорок минут, когда длится осада и завоевание города, напоминают «Спасение рядового Райана», то последующие полтора часа отсылают нас к «Катыни». Странное, невозможное, казалось, сочетание Спилберга и Вайды не только оказывается возможным, но убеждает нас в том, что кино, быть может, и не умрет.
Оно останется жить, если, во-первых, вернется к человеку. Не к представителю какой-то социальной, сексуальной или медицинской группы, а просто к человеку, который имеет право на жизнь и счастье.
А во-вторых, кино выживет, если до конца осознает и прочувствует свою природу визуального искусства, которое нужно воспринимать, сидя в кинозале в окружении зрителей — таких же, как я, как ты, как он.
Недавно, уже после завершения фестиваля в Сан-Себастьяне, я узнал, что картина «Город жизни и смерти» приобретена для демонстрации в российских кинотеатрах. Разумеется, в Москве есть три-четыре кинозала, которые покажут ленту. Жаль, что любителям кино в остальной России придется смотреть картину, уткнувшись в экраны домашних компьютеров. При подобной встрече с этим замечательным фильмом почувствовать его силу будет сложно.
Придется поверить мне на слово. Или — не верить. Но я все равно скажу — победа «Города жизни и смерти» в Сан-Себастьяне еще раз подтверждает очевидную тенденцию. Будущее мирового кинематографа — на Востоке.
Впрочем, только ли кинематографа?
Сергей Лаврентьев