Знаменитый перуанский тенор Хуан Диего Флорес уже второй раз наведывается в Москву. Пять лет назад это была полноценная оперная программа, в которой знаменитый вокалист демонстрировал практически только «свой» репертуар – колоратурные арии из опер эпохи бельканто. В этот раз, вновь выйдя на сцену Светлановского зала Дома музыки, Флорес решил сделать выступление более разнообразным: конечно, ариям бельканто было уделено немало времени, но кроме них также прозвучала и иная, порой неожиданная в интерпретации такого типа голоса музыка. Кроме того, несмотря на оперную составляющую, концерт претендовал на формат камерного рецитала, поскольку вместо оркестра Флоресу аккомпанировал знаменитый итальянский пианист Винченцо Скалера (с ним московская публика впервые познакомилась в 1997 году на памятном сольнике неувядающей Ренаты Скотто).
Безусловно, слава Флореса – небеспочвенна. Упреки, которые мы часто слышим сегодня в отношении других звезд – что они де продукт раскрутки звукозаписывающих лейблов, что это дискографические феномены, непригодные для настоящей сцены – никак не могут считаться обоснованными в отношении перуанского тенора. В своем поле, в своей нише Флорес – звезда без дураков. Технически он вооружен бесподобно – мало кому, а точнее сказать, никому не под силу конкурировать с ним в избранном амплуа. Его верхние ноты точны, уверенны и тверды. Его пассажи – ажурны и ювелирны. Его голос невелик, но, во-первых, для избранного репертуара большего и не требуется, во-вторых, он прекрасно сфокусирован, полетен, а оттого превосходно слышен везде, даже в акустически проблемных залах. Видимо поэтому певец уже второй раз не боится выступать в акустически убогом, но богатом антуражем Светлановском зале – и не напрасно: никаких проблем с озвучиванием не возникает.
Но по-своему возможности певца все же ограничены. И дело не только собственно в репертуаре. То, что Флорес хорошо понимает свои чисто вокальные возможности и строго держится избранной стези – неплохо, лишь свидетельствует об уме и чувстве ответственности, присущей молодому, но именитому вокалисту. Но помимо голосовой ограниченности (безграничные возможности, но только для определенного репертуара), к сожалению, у певца есть ограничения и художественного характера. В каждом из исполняемых им произведении ждешь определенных вещей – и никогда не обманываешься в этом: россыпь колоратурных кружев и стабильные, яркие верха безупречны. Но если вы хотите не только виртуозного исполнения, но и чувства, эмоции, эмоции разной, градуированной, разных оттенков и интонаций – то этого вы скорее всего не найдете в пении перуанского соловья.
Данный московский концерт в общем-то подтвердил это вновь. Арии из россиниевских «Золушки», «Зельмиры», «Вильгельма Телля», спетые в основной программе, а также фрагменты из «Севильского цирюльника» и «Дочери полка», исполненные на бис, исключительно виртуозно сделаны, безупречно технически, но не слишком впечатляюще эмоционально – по большому счету они были все абсолютно одинаковы. А от этого на третьей из них уже начинаешь скучать и выискивать блох: и тембр певца не кажется уже таким однозначно красивым, и верхние ноты – резковатыми и назойливыми в своей победно-однообразной стабильности. В том же репертуаре, где нет места большой виртуозности, где без подлинного чувства делать и вовсе нечего (камерные песни Россини, ария из «Ромео и Джульетты» Гуно, песни из испанских сарсуэл) эмоциональная бедность и штампы проступают еще с большей отчетливостью. Здесь Флоресу в максимальной степени удалось открыться в испаноязычных миниатюрах – видимо, пение на родном наречии сыграло свою роль, и хотя для большинства присутствующих в зале испанский не просто чужой, но и незнакомый язык, без всякого перевода было понятно, где певец повествует о тихих и несбыточных мечтах, а где плачет о роковых страстях и потерянном счастье. Ария же Гуно была пресноватой, а песни Россини – милыми, но без искры.
На московском концерте Флорес предстал в целом в превосходной вокальной форме. Некоторая неуверенность и зажатость поначалу, причины коих нам не известны, а также скучное выражение лица, с которым он исполнил свою дежурную арию из «Золушки», вскоре сменились естественными для исполнителя свободой и непосредственностью: в особенности это проявилось в бисовом финале, где помимо всегдашних виртуозных номеров от Россини и Доницетти, которыми перуанец привык добивать любую публику, прозвучала игривая песенка Герцога из вердиевского «Риголетто» – партии, от которой Флорес рассудительно отказался после нескольких весьма удачных спектаклей в Дрезденской опере. И в этом его сила – четко осознавать свои возможности и делать максимально качественно то дело, которое ему предначертано свыше.
