Камерное исполнительство в последнее время явно не в чести. Прошло то благословенное время, когда малая форма была чрезвычайно популярна и распространена. Вокального искусства это касается в первую очередь – певцов, специализирующихся на русских романсах или немецких Lieder, практически нет, и такие феномены как, например, Нина Дорлиак или Зара Долуханова по нынешним временам, наверно, были просто невозможны. И это реальность не только нашей страны, где концертные организации типа филармоний после распада СССР, прежде всего, по финансовым соображениям забросили подобную работу и не занимаются исполнителями, предпочитающим камерные жанры. Нечто подобное наблюдается и на Западе: для того, чтобы получить право спеть камерный рецитал, чтобы его смогли продать организаторы и не остаться в накладе, певцу необходимо сделать имя, раскрутиться там, где это быстрее получается. Время и конъюнктура диктуют свое, и вокалисты вне зависимости от своих склонностей вынуждены идти в театр – в оперный, у кого данные побогаче, в оперетту или мюзикл, у кого голосовые ресурсы поскромнее.
Беда в том, что поработав энное количество сезонов в музыкальном театре – неважно, в серьезном или легком жанре – певец мало что приобретает для камерного исполнительства: вырабатывается совершенно некамерная манера подачи звука, большая сцена провоцирует готовность всегда к большой, гипертрофированной эмоции, к плакатным страстям, что обуздать позже для другого репертуара бывает совсем не просто. Поэтому многие оперные певцы, избегают камерного репертуара, столкнувшись с необходимостью петь сольник, предпочитают брать для него проверенный оперный репертуар – даже в малых залах под рояль. Фактически, профессия камерного певца вымирает или уже почти вымерла, а далеко не всем оперным исполнителям, берущимся за малую форму, удается быть в ней состоятельными.
Однако есть и счастливые исключения. Причем есть эти исключения и среди нового поколения вокалистов. Об одном таком концерте мы хотим вам сейчас рассказать.
Недавно в московской галерее Александра Шилова молодой солист столичного театра «Геликон-опера» Дмитрий Скориков представил полноценную камерную программу в двух отделениях. Изрядно занятый в текущем репертуаре театра, имеющий внушительный список исполненных партий, певец не обходит своим вниманием и камерную стезю. Он регулярно выступает с сольными концертами, в которых звучат старинные и классические русские романсы, русские народные песни, камерные произведения Глинки, Даргомыжского, Мусоргского, Бородина, Чайковского, Рахманинова, Свиридова, Моцарта, Россини, Верди, Делиба, Гуно, Гершвина и др. Такая «всеядность» говорит о широте эстетических устремлений, что в сочетании с качественным прочтением свидетельствует только в пользу исполнителя.
Программа московского концерта состояла из двух полноформатных частей. В первой из них прозвучала высокая классика – романсы Чайковского, наиболее репертуарного в России композитора, причем не только в опере, но и в камерном формате: если уж и поют у нас романсы, то в первую очередь романсы Чайковского. Второе отделение было отдано русскому бытовому романсу, более простому, если можно так выразиться, популярному репертуару. Решение, надо сказать, более чем удачное – в концерте был соблюден хороший баланс серьезного и "хитов".
Русский классический романс, таким, как он сформировался во второй половине 19 века, зачастую ставит певца, особенно оперного, обладающего драматической, сценической выучкой (а Скориков ею обладает в полной мере) в довольно сложное положение: за чем идти, за смыслом стихов или за музыкальной драматургией нот? Русские романсы, в своем подавляющем большинстве, говоря языком психологов, неконгруэнтны - смысл про одно, музыка про другое, и поскольку аудитория русский язык знает - этот полный эмоционально-смысловой разлад ей очевиден. Редкие исключения из этого правила стали, как правило, "завсегда ударными номерами любой программы" - они, собственно, хоть и не в новинку, зато вызывают в концертах максимальные овации публики, и данный концерт - не исключение. Особенно, как ни странно, грешат этим романсы великого Чайковского, который, как известно, вообще, брал зачастую совсем непервостатейную поэзию, и занимался, игнорируя эту второстортность, своей музыкальной стороной вопроса, которая, безусловно, хороша - но по большому счету совершенно не про то самое, о чем стихи. Для домашнего исполнения оно бы и ладно, а вот оперный специалист с этим явно мучается. Во всяком случае, Скориков в большинстве романсов Чайковского махнул рукой на текст и жанр, и сделал нормальные такие "не вошедшие в какую-то оперу арии", со всеми атрибутами мини-спектакля: актерская игра начинается еще до взятой первой ноты, пение уже в образе и т.п. И даже в популярных романсах певец всегда старается построить композицию произведения, даже там, где ее нет и не может быть, а просто – банальная куплетная форма.
В целом если бы первому отделению искать определение в одной фразе, его можно было бы обозначить как "Маленькие трагедии романса". Из одиннадцати миниатюр великого классика наиболее убедительными получились известные «Забыть так скоро», изобиловавший оттенками и имевший четкую композицию, «Ночи безумные» - просто маленький шедевр, «О, засни, мое сердце глубоко» с настоящими, роскошными истинно басовыми низами, и буквально запетый до дыр «То было раннею весною», где, несмотря на мажор, певцу удалось подглядеть грусть и меланхолию общего строя произведения.
Во второй части певец побаловал публику «лёгким» репертуаром, который на поверку, как правило, таким не оказывается – при более скромных чисто вокальных задачах здесь необходима особая теплота, интимность, в то же время обезоруживающая простота исполнения. Всем этим Скориков владеет превосходно. Давно опошленный шансон «Не пробуждай воспоминаний» вдруг неожиданно прозвучал очень искренней и глубокой молитвой: попытка очистить стереотипную вещь от штампов более чем удалась. В не менее «затертой» «Калитке» певец добился замечательного контакта с залом: безусловно, многим зрительницам показалось, что в беседку приглашают именно ее. Настоящим шедевром прозвучал романс «Ай, да тройка!» - свежо, ярко, эмоционально.
В целом концерт произвел самое благоприятное впечатление: и подбором программы, сопоставлением академизма и задушевности, и певческими и актерскими возможностями исполнителя: местами можно было придраться к верхнему регистру, но, право, грешно это делать в отношении такого роскошного, полноценного баса (сегодня на нашей сцене в этом амплуа не так уж и много стоящих исполнителей), да и не всегда «перфектный» верх, это, скорее, следствие избыточного желания придать камерности оперному голосу, некую полуэстрадную интимность, временами допускающую шепоток и легкий сип. Что касается перевоплощения, артистизма, то Скорикову, бесспорно, подвластно многое, он способен внести индивидуальность в каждое из исполняемых произведений.
Мария Жилкина, Александр Матусевич
