Имя Эндрю Гудвина стало широко известно в России за один сезон — сначала он стал одним из Ленских в «Евгении Онегине» Большого театра, который поставил Дмитрий Черняков, вскоре после этого исполнил партию Аввакума в мировой премьере оперы Родиона Щедрина «Боярыня Морозова», а весной прилетел в Пермь на фестиваль «Дягилевские сезоны», где участвовал в творческом вечере композитора Леонида Десятникова и в исполнении его же оперы «Бедная Лиза».
— Расскажите, пожалуйста, как гражданину Австралии удалось стать одним из самых востребованных российских теноров?
— Вы не шутите? Я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Когда слышу, как принимает публика, для меня это каждый раз неожиданно и приятно. Сначала я совсем не собирался заниматься в России вокалом — даже не думал о том, что могу профессионально петь, хотя в детстве пел в церковном хоре. Но в детстве я и на скрипке играл, и на органе. А потом так все сложилось, что, когда мне было 18 лет, умер отец и я забросил музыку. Два года вообще не занимался, переключился на серфинг. И вдруг моя преподавательница фортепиано нашла меня и сказала: «Тебе нужно изменить свою жизнь, совсем, полностью. Я помогу». Благодаря этому я получил стипендию, купил билеты и приехал в Петербург в консерваторию — учиться на фортепиано. Но быстро понял, что моего уровня для того, чтобы окончить здесь консерваторию, не хватает. Тогда я задумался, чем могу еще заниматься, и решил поступать на вокальный факультет.
— То есть в консерваторию может поступить человек даже без подготовки?
— Как ни странно, в России, если ты платишь деньги, можно все. Но это не значит, что можно окончить консерваторию — можно учиться. Два года назад я окончил курс Льва Морозова.
— Он не отговаривал вас от приглашения Большого театра, ведь отношения между двумя культурными столицами довольно сложные?
— Я иностранец и, может быть, чего-то не понимаю, но мне кажется, это будто две враждующие страны, не хватает только проблем с визами. Когда я учился в Питере, очень мало знал, что происходит в Москве, только слухи... Но мой педагог очень гордился, что меня позвали в Москву, — он каждому в консерватории говорил: «Эндрю будет петь в Большом театре!»
— Когда вы получили приглашение на постановку «Онегина», у вас уже был профессиональный опыт выступлений в театре?
— Совсем-совсем маленький: я пел в театре консерватории, и прошлым летом у меня был профессиональный дебют в Сиднее — Фентон в «Фальстафе». Все прошло успешно, я подписал контракт с Австралийской Оперой, скоро снова поеду домой — петь Бельмонте в «Похищении из сераля».
— Имея на руках контракты, зачем вы снова поехали учиться в Лондон, в Королевскую музыкальную академию?
— Мои друзья тоже задавали этот вопрос: «Почему ты все еще студент, когда у нас уже стабильная работа, машины, семья и так далее?» Но когда пришли послушать меня, кажется, поняли и благословили. У меня теперь дома настоящий фэн-клуб. По-моему, они очень гордятся мной. А я совершенно не думаю, что уже многого достиг. Да, ощущения, когда я пел в Сиднейской Опере, были совершенно невероятные, до сих пор не могу поверить, что это со мной было на самом деле. Для меня главное — стать настоящим музыкантом, научиться петь музыку, а не только ноты. Поэтому мне еще надо учиться. Здорово, что появилась возможность заниматься в Лондоне, а в этом году я планирую совершенствоваться в Кардиффе. Все это дает возможность постепенно войти в профессиональный круг, потому что сразу же начать с крупных партий, с ведущих театров очень сложно.
— Нет желания вернуться в Австралию и оттуда строить свою карьеру?
— После того как пожил в Петербурге, в Лондоне, понимаешь, что в Австралии не будет такого стимула, какой есть здесь. Сейчас я там жить не хочу.
— А легко ли было адаптироваться к бытовым условиям в России?
— Конечно, очень, очень сложно. Самое сложное — выйти на улицу: такое ощущение, что здесь каждую минуту что-то может случиться. Дома я знаю, что не случится вообще ничего. И еще все эти бесконечные окошки с бабушками, которых нужно умолять о каждой бумажке! Необходимость каждый раз просить визу, ходить за ней — это очень утомительно. Но я все равно люблю Россию и даже привык к каким-то мелким бытовым проблемам.
— В Лондоне с ними сталкиваться не приходится?
— Слава богу, там мне не нужны визы! И там все на английском! Лондон — потрясающий город, там столько всего происходит одновременно! Отказаться от него и уехать очень трудно.
— У вас в Лондоне есть концерты?
— Да, в основном инструментальная музыка: «Мессия» Генделя и тому подобное.
— А серфингом в Англии заниматься удается?
— Не особо. Море там, конечно, есть, но далеко, так что это ждет до Австралии. Там, правда, будет работа и холодно — зима, за голос боюсь. Но, наверное, все равно какую-нибудь возможность найду.
— «Похищение из сераля» — это новая постановка?
— Нет, ее сделали два года назад, возьму кассету и буду учить. Конечно, интереснее работать с режиссером, когда все новое. У меня в этом мало опыта, но очень понравилось то, как мы репетировали с Черняковым. Было, конечно, сложно, но зато какой получился результат! По-моему, это волшебное ощущение, когда режиссер с тобой начинает пробовать то, что придумал. Я часто вспоминаю работу над «Онегиным». Черняков мне очень помог — он дал мне много времени на репетиции. Я постоянно смотрел, как работает Андрей Дунаев — просто следить, как настоящий артист, опытный репетирует, для меня было очень полезно.
— Важно, чтобы вас во время постановки окружали друзья, была комфортная атмосфера, или вы можете абстрагироваться от окружающих условий?
— Конечно, хорошие условия помогают, но я стараюсь абстрагироваться, потому что не всегда бывают райские отношения. Например, недавно в спектакле академии в Лондоне отношения с режиссером у меня не сложились, был очень тяжелый период, я просто закрылся, а это неправильно. Я получил хороший урок.
— Наверное, легче всего вам работать в Сиднее, где и стены помогают?
— Это смешно, но я чувствую себя не совсем дома, когда пою в Австралии. Мне удобнее петь здесь, потому что приходят друзья, которым я доверяю, а дома такого нет. Поэтому, как ни странно, чувствую себя увереннее здесь.
Беседу вела Светлана Петрова
