Концерт-посвящение Шостаковичу
Закончился концерт. Публика мерно и немного вальяжно выходит из Большого зала. У Зоологического музея ко мне подбегает женщина и задает вопрос:
— Простите, это случайно не Вы стояли у выхода и сказали, что Восьмая симфония — это «Солярис»?
— Нет, — осторожно отвечаю я.
— Я ошиблась, видимо…
— А как Вам концерт?
— Я сидела и пыталась максимально расслабиться… медитировала, одним словом. Да и вообще, все понятно в этой музыке…
Так завершился для меня концерт оркестра Мариинского театра, посвященный Дню рождения Шостаковича. Я еще долго шел в раздумьях о том, что же было так «понятно» моей случайной собеседнице в музыке Шостаковича…
* * *
Большой зал консерватории. Публика постепенно, не торопясь, занимает места. Настройщик нервно простукивает клавиши четвертой октавы рояля и докручивает колки. Шикарно одетая женщина, сидящая рядом со мной, сообщает своему спутнику: «А знаете, что концерт почти не репетировали, потому что они (Гергиев и Мацуев — Р. К.-Н.) заседали сегодня в Кремле?»
Первый концерт Шостаковича, исполненный в этот вечер Денисом Мацуевым, возможно и не задал столько вопросов, сколько мог и должен был. Тут и вправду было все понятно — вот Шостакович иронизирует, вот он даже острит, вот перед нами бунтарь, смеющийся над банальностью и пошлостью, вот — доведенный до отчаяния и сумасшествия поэт, а вот — несчастный влюбленный, бродящий по ночным улицам… Но насколько напряженный юмор у Шостаковича! Даже в самых светлых и нежных моментах концерта нас не покидает острая боль, а ирония вдруг оказывается доведенной до самой настоящей агрессии. Нервозность и колючая вычурность начинают поражать воображение. Откуда такие крайности, вызывающие то сострадание, то смех, то слезы? Шостакович не дает ответа. Он просто играючи улыбается.
Мацуев с мучительным вдохновением «добивает» концерт под оголтелые фанфары солирующей трубы. Публика взрывается. Мацуева вызывают снова и снова. На бис играют финал (с еще бóльшим мучением). Публика все равно не отпускает его. Затем звучит фуга ре минор Рахманинова — бонус от уставшего пианиста своим верным поклонникам. Перерыв.
Восьмая симфония Шостаковича — настоящая грандиозная фреска, «документ эпохи». Как и в день столетнего юбилея композитора, именно эта из всех пятнадцати симфоний вошла в программу исполнения. Потрясающая по глубине психологизма и максимально точно отражающая художественно-философскую концепцию Шостаковича, она является при этом одним из самых сложных и трагических опусов композитора.
Десять лет отделяют Восьмую симфонию от концерта. Пережиты кровавые 30-е, самая страшная война — в своей кульминационной фазе. Снова обращаясь к жанру симфонии (после успеха «Ленинградской»), Шостакович создает не просто хронику страшных испытаний личности, это не только свидетельства очевидца того зла и разрушений, которые несет война, это «исповедь художника» — совершенно новый подход к осознанию личности в рамках авторской психо-эмоциональной матрицы. Шостакович конструирует посредством музыкального языка ситуацию, когда личность вопреки всему не умирает, а продолжает своим метафизическими качествами заполнять пространство. Ставится общий вопрос — смысл страданий человека перед лицом смерти.
Гергиев смещает акценты в драматургии симфонии, усиливая контраст крайних и средних частей, что отодвигает кульминацию всей симфонии к середине (третья часть). При исполнении симфонии он добивается того эффекта, когда абсолютная концентрация и погружение оркестра в партитуру вызывает полное подчинение слушателей всему музыкальному действу.
Оркестр бьет оглушающим аккордом. Угрожающе ревет туба. Оцепенение. Барабанная дробь волна за волной накрывает зал. Симфония звучит уже больше часа. Оркестр уходит на пианиссимо. Гергиев долго держит финальную паузу. Зал замирает и не может ожить. Выдох.
После убийственной механики третьей части и надгробной пассакалии четвертой — появилась надежда на спасение. Но ответ Шостаковича в том, что он снова не дает ответа. А оставляет после себя еще много вопросов. Мысль его движется дальше. Она активна, присоединяя к себе добродетель каждого сидящего в зале. Она оставляет все космическое зло, она заставляет испытать то, что может дать нам только музыка Шостаковича, которую невозможно «взять» сразу, ибо дано очень много.
Автор фото — Александр Шапунов
