Соединённые Штаты Америки сегодня — страна «номер один» в мире по самым разным показателям. И не только по политическим, экономическим и пр. В области академической музыки и оперы её лидерство также весьма трудно оспорить. Европейцы, следуя старой традиции, тянущейся ещё с 19 века, всё ещё иногда с пренебрежением относятся к американцам, считая их культуру «колониальной», «второго сорта», лишь «репликой» и «производной» от культуры европейской. На самом деле это уже очень давно далеко не так. По количеству и качеству симфонических оркестров и оперных театров Америка встала с Европой (причем в целом с континентом, а не с отдельной европейской страной) вровень уже много десятилетий назад, а про уровень гонораров и говорить нечего — тут американцы давно старушку Европу переплюнули. Имя и деньги большие музыканты делают в США, а не в Европе — достаточно посмотреть на список самых именитых и станет очевидно, что именно те, кто состоялись на американском континенте, относятся к элите мирового музыкального исполнительства.
Такая ситуация сложилась на самом деле уже достаточно давно, и фактически весь 20-й век она имела место — нравилось это в Европе или нет. Энрико Карузо недолюбливали в родном Неаполе, но звездой он стал именно в Америке и его мировая слава пришла оттуда и стала всеобъемлющей и абсолютной. Про нынешние времена и говорить нечего. При всём уважении к «священной» сцене «Ла Скала» очевидно, что не она является первой мировой оперной площадкой, а нью-йоркская «Метрополитен». Если кто-то не поёт в Италии по тем или иным причинам, это сегодня уже вовсе не означает, что он не сделал мировой карьеры — это, скорее всего, значит, что у итальянских театров просто нет денег, чтобы купить столь дорогую и раскрученную звезду. Американцы — гении коммерции и рекламы, боги пиара; порой о тех или иных событиях у себя в стране они говорят слишком много и громко, придавая им значение универсальности, «вселенскости». Это верно — как говорится, порой перебарщивают. Но ведь весь остальной мир это «кушает», признавая США «центром вселенной» — с радостью, или скрепя сердце, кто как, но факты — упрямая штука, и идти против них не просто.
Примерно такая же ситуация и с оркестрами — не Германия и не Англия, признанные в прошлом центры инструментального исполнительства, сегодня задают тон. Для великих дирижёров современности (хотя немало тех, кто сомневается в том, что таковые сегодня ещё остались — но это частности) все дороги ведут в США. Именно здесь созданы уникальные, абсолютно комфортные условия, прежде всего, для творчества. Ну и для жизни тоже — что немаловажно. Будь ты хоть семь раз Караян, а человеком ты все равно при этом остаешься — со своими потребностями, запросами и капризами, удовлетворить которые проще всего именно в Америке.
Среди всех американских симфонических оркестров одно из первых мест и по праву место особое принадлежит Чикагскому симфоническому оркестру. Старейший оркестр США (этот сезон для него — 121-й) сегодня по-прежнему относится к пресловутой «Большой пятёрке», определяющей лицо оркестровой жизни Америки. Заслуги ЧСО известны: около 60 раз его записи получали музыкальную премию «Грэмми». Среди дирижёров, работавших с оркестром были Сергей Рахманинов, Морис Равель, Рихард Штраус, Сергей Прокофьев, Аарон Копленд, Арнольд Шёнберг, Леонард Бернстайн, Леопольд Стоковский, Юджин Орманди. В 2008 году Чикагский симфонический оркестр был назван лучшим оркестром США по версии музыкального журнала «Gramophone». В разные годы оркестр возглавляли такие великие дирижеры как Рафаэль Кубелик, Фриц Райнер, Георг Шолти. Совсем в недавнем прошлом многие годы оркестром руководил Даниэль Баренбойм — не последний из музыкантов нашей планеты. Ныне же оркестр возглавляет и вовсе легендарная личность — после «отречения» от трона «Ла Скала» сам Риккардо Мути является лицом ЧСО.
Концерт 3 марта, на котором довелось присутствовать вашему покорному слуге, проходил «у оркестра дома», то есть в том самом зале, где коллектив живет — репетирует и регулярно выступает. Чикагский «Оркестра Холл» на главной и самой красивой улице третьего по величине города США Мичиган-авеню — не слишком выдающееся терракотового кирпича здание начала прошлого века в стиле ар-нуво, что называется, пройдёшь мимо, не заметишь, тем более, что аккурат напротив стоит куда более заметное, аж о двух львах при парадной лестнице здание Арт-института, знаменитого музея с одной из лучших в мире художественных коллекций. Однако огромная растяжка с портретом Мути на фасаде всё равно привлечет ваше внимание — американцы знают, как продавать высокое искусство.
В программу вечера входило два произведения — короткий, всего на двадцать минут фортепианный концерт Арнольда Шёнберга и монументальная «Песнь о земле» Густава Малера. За дирижёрским пультом стоял британец Джонатан Нотт, в Шёнберге солировал знаменитый француз Пьер-Лоран Эмар, в Малере — американцы Мишель де Янг и Стюарт Скелтон.
Творчество Шёнберга, как известно, несмотря на всю его красоту и изысканность, совсем не просто для восприятия, многие его опусы требуют немалых интеллектуальных усилий со стороны публики для проникновения вглубь их смыслов, для постижения их своеобразной гармонии. К концерту 1942 года это относится менее всего: чувствуется, что музыка сочинена на одной волне большого вдохновения. Меня особенно задели, по-хорошему задели «расплывчатые» медитативные сольные высказывания фортепиано — в волшебных руках Эмара все эти переливы и светотени заиграли как-то совершенно неожиданно прекрасно, ушла куда-то вся колючесть гармоний и странность ритмов и на первый план выступила какая-то экзистенциальная первозданность. Концерт Шёнберга оказался каким-то певучим, ласковым, завораживающим — точно твоя мечта, грёза, неопределенная, до конца неоформившаяся (да и может ли быть иначе?), но оттого еще более прекрасная и греющая душу. О мастерстве Эмара говорить можно долго. А лучше не говорить ничего — языком формальных определений совершенно невозможно не то, что объяснить, но даже описать то колдовство, что расстилает в своих шёлковых пассажах мастер. Это уже не искусство — магия. Ансамбль с ЧСО был более, чем идеальным.
Искусство оркестра и маэстро Нотта во всем блеске было явлено в Малере: теперь уже в полном смысле слова ворожил оркестр. Это было как раз исполнение того уровня, когда слушаешь не ноты, а музыку, когда невозможно трезво анализировать — настолько безупречной и вдохновенной одновременно была игра. Отличительная черта оркестра — высочайшее качество звучания оркестровых групп, идеальные унисоны, словно играет один человек. Профессионализм, помноженный на элегантность, точность — на одухотворенность: много ещё самых разных лестных эпитетов можно сказать об игре Чикагского оркестра. Небольшой диссонанс исполнению доставил дуэт солистов, точнее, исполнение теноровой партии Стюартом Скелтоном: яркости, жизнеутверждающей силы несколько не хватало его холодному, в романтическом немецком стиле голосу. А вот Мишель де Янг порадовала более чем приятным, немного сопрановым меццо, с журчащими, переливчатыми верхами, отличной нюансировкой, красивым легато и в целом пением очень осмысленным. «Песнь о земле» прозвучала гимном гармонии, гимном свету и жизни.
Александр Матусевич, Чикаго
