Концертное исполнение оперы «Капулетти и Монтекки» в Москве
4 сентября Московская филармония открыла новый концертный сезон. Открыла весьма необычно – совершенно в нефилармоническом формате. В концертном исполнении прозвучала опера Винченцо Беллини «Капулетти и Монтекки» - безусловный шедевр бельканто, быть может, и уступающий «Норме» и «Пуританам» того же автора, но все же опера зрелая и написанная с немалым мастерством. Последний раз она звучала в Москве аж в 1989 году в исполнении труппы миланского «Ла Скала» - поэтому через почти двадцать лет ее вполне можно считать полузабытым произведением.
Нежному мелодисту Беллини вообще не слишком везет в России: постановки его опер крайне редки. В позапрошлом веке ситуация была несколько иной: сам великий Глинка был страстным поклонником и пропагандистом творчества меланхоличного итальянца, его оперы появлялись в Петербурге и Москве спустя всего несколько лет после мировых премьер в Неаполе, Милане или Париже, а в 1856 году, например, восстановленное после пожара здание московского Большого театра было открыто не чем-нибудь национальным, а беллиниевскими «Пуританами». В 20-м веке ситуация кардинально изменилась, оперы самого романтичного из композиторов эпохи бельканто были объявлены архаичными. Достаточно сказать, что в советское время лишь «Норму» изредка можно было послушать живьем, да и то не в столицах: в Ереване в главной партии блистала Гоар Гаспарян, а в Кишинёве – Мария Биешу. И сегодня постановки беллиниевских опер в России – единичны. В Мариинке лет восемь назад шла «Сомнамбула» (кажется, арендованный спектакль одного из итальянских театров), в репертуаре московской «Новой оперы» сегодня – «Норма» (также купленная за рубежом, в Штутгарте), десять лет назад в Большом «Норма» шла в полуконцертном исполнении, а в 1989-м Евгений Колобов осуществил постановку «Пирата» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Поэтому концертные исполнения – не роскошь, а необходимая компенсация, но и они нечасты, и опять же преимущественно «Норма» привлекает внимание музыкантов.
Тем отраднее, что столичная филармония решилась на столь неординарный шаг. Москвичи его оценили и зал им. Чайковского был набит до отказа. Однако, как выяснилось, это не гарантировало сопоставимого по сенсационности качества исполнения. Петь Беллини непросто, тут нужна особая выучка, особый вкус и особое чутье. Вроде бы филармония и постаралась достичь желаемого результата, позвав исполнить непростую оперу тех, кто мог бы это сделать наилучшим образом. И все же праздника для меломанского уха не получилось.
На главные партии – несчастных шекспировских любовников – были приглашены знаменитые итальянки: Патриция Чьофи (Джульетта) и Анна Бонитатибус (Ромео). Первая была в общем-то на своем месте – скорбный, страдающий взгляд артистки был подкреплен в целом очень качественным, стилистически выдержанным вокалом: хорошей нюансировкой, мастерским легато. Но несколько неудачных верхних нот в кульминационных моментах и легкое тремолирование голоса на середине значительно подпортили впечатление. Что касается Бонитатибус, то партия Ромео легла на ее голос значительно менее удачно, чем глюковский Орфей и россиниевская Золушка, слышанные в Москве ранее: можно даже сказать, что певица сильно уступала самой же себе. Все верхи вышли слишком напряженными и некрасивыми, зачастую в голосе слышалось неприятное дребезжание, кроме того, в нотном материале певица чувствовала себя не слишком уверенно, не раз расходясь с оркестром и постоянно подглядывая в ноты (в то время, как другие вокалисты пели наизусть).
Третьим центральным героем был Сергей Романовский в партии Тебальдо. Российскому тенору не хватало именно стилистического чутья – он пел Беллини как итальянскую оперу конца 19 века: громко, напористо, жирным звуком. Технически с партией он справился: все ноты были взяты, срывов не было, однако никакой особой «изюминки» в этом пении не наблюдалось. Небольшие партии Лоренцо и Капеллио были сносно исполнены латышом Паульсом Путнинсом и итальянцем Мирко Палацци, хотя для этого совершенно необязательно было выписывать певцов из-за границы.
Оркестр «Новая Россия» принес горькое разочарование всем сидящим в зале своей небрежной, некачественной игрой, а соло медных духовых (особенно важные у валторны) были исполнены просто безобразно. Под стать оркестру и вовсе не соответствуя своему претенциозному названию был хор Льва Конторовича «Мастера хорового пения». В сложившихся обстоятельствах искусство итальянского дирижера Лучано Акочеллы ничем иным как капельмейстерством назвать нельзя – слава Богу, что ему как-то удалось слепить в нечто единое всю эту разношерстную публику, каковую представляли собой вокалисты, хор и оркестр.
