... или Дорого яичко ко Христову дню
Не так давно в Первопрестольной завершился седьмой Пасхальный фестиваль, который по аналогии с некоторыми культурными центрами Западной Европы (например, Зальцбургом) призван, с одной стороны, подчеркнуть значение великого христианского праздника, а с другой, после долгих постных дней наполнить весельем сердца православных. Однако, такая интерпретация - скорее идея. В реальности - совсем все иначе: и от христианского понимания Пасхи мы все дальше, и предлагаемая программа фестиваля мало чем связана с христианскими традициями. Хоровая составляющая фестиваля и неделя колокольного звона, которые должны были быть в центре внимания, не слишком интересуют как организаторов, так и публику, а центральный лейтмотив всего действа можно было бы определить как "нашествие Гергиева на Москву".
Действительно, московским фестиваль является лишь только по названию. И если в прежние годы он проводился только в столице, то уже второй год все больше его мероприятий проходят за пределами Москвы. С одной стороны, это плюс, поскольку расширяется культурное пространство фестиваля, публика многих городов России получает возможность слушать интересные программы в приличном исполнении. С другой, Москве достается все меньше - при том, что финансирование всех программ преимущественно московское, поскольку проходит под патронажем столичных властей. К тому же участие собственно московских сил, московских солистов и коллективов менее чем заметно: оно ограничивается лишь некоторыми громкими именами, и в целом фестиваль является демонстрацией достижений даже не музыкального Петербурга, а прежде всего Мариинского театра и его руководителя. Плохого в этом, может быть, ничего и нет, но навевает мысль о некотором лукавстве в названии - в чем же собственно "московскость" этого фестиваля? Возможно, только в ценах - они воистину были столичными: стоимость билетов (которые реально были в свободной продаже) на оперные спектакли Мариинки начинались от трёх с половиной тысяч. Право, в Питер съездить дешевле.
В нашем обзоре мы уделим внимание преимущественно оперной составляющей, хотя не она, а симфоническая программа доминировала все две недели - впрочем, как и во время шести предыдущих фестивалей.
Первым мероприятием, которое должно было стать, судя по анонсу, праздником для операманского уха, был заявлен гала-концерт в Большом зале столичной консерватории по случаю 55-летия маэстро Гергиева. Были обещаны Анна Нетребко, Ольга Бородина, Владимир Галузин, а не из вокалистов - Вадим Репин и Юрий Башмет. Если подходить к вопросу формально, то в означенный вечер из указанных персон на сцене не появилась только Бородина. Но публика, заплатившая по три, пять, семь тысяч за билет, чувствовала себя обманутой: подавляющее большинство гламурных обитателей партера пришли поглазеть на последний и самый сексапильный мариинский бренд - сопрано Нетребко. А его-то как раз продемонстрировали, скажем так, очень дозировано. Началось все с удивительно бессодержательных поздравительных речей митрополита Кирилла и главы ФАКК через неделю упраздненного) Михаила Швыдкого. Дальше - больше: томительно долго тянулась увертюра к "Тангейзеру": Вагнер явно перестарался, никак не рассчитывая на то, что его шедевр будет предварять не оперу, а светское мероприятие начала XXI века. Вадим Репин (имя также известное) несколько оживил внимание собравшихся - тем более, что "Цыганка" Равеля, которую он исполнил, была приятна и вовсе не сложна для восприятия. Еще большее оживление вызвало появление Владимира Галузина - конечно, не Хворостовский, но все же имя "на слуху". До антракта народу еще показали Юрия Башмета, тонко и выразительно сыгравшего "Кol Nidrei" Бруха.
После перерыва напряжение в публике явно возрастало, а "самого главного" - всё нет и нет! Начали "Петрушкой" Стравинского, продолжили "Озорными частушками" Щедрина, исполнение коих предварялось чествованием присутствовавшего в зале автора (он и Майя Плисецкая в роли слабого утешения читательницам "Cosmopolitan" и "Vogue") - это шедевры, но кому они были нужны в тот вечер? Пытка симфоническими опусами русской классики далась присутствовавшим нелегко, однако подавляющее большинство все же мужественно высидело эту экзекуцию в полной уверенности, что "самое главное" за отстегнутые бабки таки покажут.
После некоторой заминки на сцене появился бывший солист "Стасика", а ныне - Мариинки тенор Ахмед Агади (о том, что это именно он для большинства так и осталось тайной, поскольку конферансье из репродуктора почему-то решила не объявлять последний номер программы) с тремя фужерами шампанского, и оркестр грянул "Застольную" из "Травиаты", вызвав бурю оваций измученной публики. Когда пришел черед вступать сопрано, из шестого ряда партера вспорхнула очаровательная девушка-бренд - и лицом к юбиляру (и соответственно, спиной к залу) спела положенные фразы. В оркестровом отыгрыше госпожа Нетребко, а это была - о, счастье! - именно она, с проворностью горной серны взобралась на сцену и уже там под шквал аплодисментов солисты завершили знаменитый хит. Публика приветствовала своего кумира стоя - и очень предусмотрительно, поскольку вслед за ней поднялся и оркестр и с невиданным проворством в полном составе ретировался со сцены - чтоб ни у кого не возникло сомнений, что "кина не будет".
Увы, для большинства собравшихся сие мероприятие без преувеличения следует назвать вечером обманутых ожиданий. Можно, конечно, сколь угодно долго потешаться над глупостью отечественных толстосумов, которые приходят в концертный зал на классическую программу не за музыкой и настоящим искусством, а с теми же целями, что и на светскую вечеринку. Но, с другой стороны, если "публика - дура", то, господа-организаторы, не уподобляйтесь ей! Не надо устраивать показательную мега-тусовку в консерваторских стенах, во-первых, поскольку ей здесь вовсе не место по статусу, а, во-вторых, если вы не в состоянии обеспечить наличие всех тех разрекламированных приманок, за которые люди, уж простите, банально денег отвалили; имейте мужество честно выйти к народу и сказать, что заявленная программа и состав участников обеспечены быть не могут по тем или иным причинам. Публика, конечно, дура, но не настолько, чтоб не понять, что ее элементарно надули!
Но полно сарказма! Если отвлечься от остроактуальной в данном случае дилеммы "гламур - высокая классика", то каким все-таки был состоявшийся концерт? Надо признать, что оркестр Мариинки был по-настоящему хорош с первых до последних тактов. И если в его игре можно было найти огрехи, а аккомпанемент солистам не произвел особого впечатления, то оркестровые вещи прозвучали свежо и красочно, в игре коллектива не было и тени усталости от того марафона, что задает ему Валерий Гергиев. Особенно запомнились "Озорные частушки" необыкновенным задором, бойкостью, если хотите драйвом, словом, как раз тем, что необходимо в этой музыке. И Вадим Репин, и Юрий Башмет в очередной раз продемонстрировали свой высочайший класс исполнительского мастерства, очевидно, что занимаемые ими высокие позиции на мировом музыкальном олимпе меньше всего имеют отношения к рекламе - в игре каждого было как раз то, за что мы более всего ценим в исполнителе музыканта - душа.
Что касается Владимира Галузина, то певец честно проорал хитовые монолог Канио и арию Германа - жёстко, грубо, брутально, все исключительно одной краской и в силовой манере. При всем уважении к знаменитому тенору невозможно не констатировать, что более немузыкальной интерпретации от него еще слышать не приходилось. Возможно, артисту нездоровилось - возможно, давил груз ответственности, когда ему одному пришлось отдуваться за своих знаменитых партнерш-вокалисток. Анна Нетребко - главная, но увы, "девальвированная драгоценность" вечера - в тех нескольких тактах, коими она все-таки поделилась с вожделеющей ее публикой, продемонстрировала красивый голос и совершенно бездумное пение. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах чего-то иного и трудно было ожидать: музыкальный номер по сути был превращен в цирковой.
Впервые за всю историю Пасхального фестиваля Мариинский театр привез в Москву две полноценные оперные постановки. Они как бы оттеняли не вполне традиционные постановки, показанные несколькими месяцами ранее в рамках "Золотой маски": если "Электра" и "Енуфа" - для гурманов и новаторов, то привезенные на этот раз "Псковитянка" и "Хованщина" - для консерваторов и традиционалистов.
Десять лет назад, когда после долгого перерыва состоялись обменные гастроли Большого и Мариинки, московская опера представляла в северной столице в основном классические, как казалось тогда старомодные спектакли, начиная с баратовского "Ивана Сусанина" образца 1945 года, а питерцы удивляли столичную публику не только необычным репертуаром - "Летучий голландец", "Парсифаль", "Огненный ангел" - но и смелыми, нетривиальными режиссерскими решениями. Сегодня Большой возит в Питер черняковского "Онегина" и "Детей Розенталя" Десятникова, а Мариинка радует глаз московской публики живописными декорациями Федора Федоровского полувековой давности.
"Псковитянку" совсем недавно возобновили в театре к юбилею Римского-Корсакова: в июне этого года исполняется 100 лет со дня смерти великого композитора, и Гергиев чуть ли не единственный во всей России, кто всерьез вспоминает и готовится к этой дате. Хотя чему удивляться: 200-летие Глинки у нас отметили более чем скромно…
Номинальным автором возобновления спектакля 1952 года выступил Юрий Лаптев, поющий нынче на обеих императорских сценах, заседающий в Кремле и попутно занимающийся режиссурой. В спектакле преобладают фронтальные решения на авансцене, статичность и до боли знакомые "разводки". Поражают лишь красочность визуального ряда, монументальность и правдоподобие в деталях. Царь Иван, словно с картин Репина или Васнецова - хищная, орлиная пластика, сверлящий взор и готовность гневаться ежесекундно. Особое оживление в зале вызвала демонстрация целых трех живых коней, рысью промчавшихся по сцене театра Станиславского в предпоследней картине. Одним словом, спектакль в полной мере претендовал на то, чтобы стать классикой и несколько поврачевать утомлённый модернистско-авангардистскими экспериментами взгляд любителей оперы.
Однако праздника не получилось, причиной чего - весьма посредственный вокальный состав постановки. Большинство певцов откровенно не в состоянии озвучить зал, их голоса звучат слабо и невыразительно, непонятно ни единого слова, поэтому английские субтитры очень помогают следить за развертыванием действия. Лиричное, субтильное сопрано Ирины Матаевой (Ольга) прозвучало бесцветно и не оставило совершенно никакого впечатления. Те же, кто вокально более-менее приемлем (Алексей Тановицкий - Грозный, Михаил Вишняк - Туча) слишком молоды и незрелы для таких грандиозных ролей, громкое пение - их главный и единственный козырь. Лишь к Геннадию Беззубенкову (Токмаков) нет претензий, сразу чувствуется закваска старой школы. В отличие от солистов, коллективы театра на сей раз были на высоте: это относится и к хору, но в большей степени к оркестру - с первых звуков увертюры вы захвачены не исполнением, а именно музицированием в высшем понимании этого слова, поскольку игра оркестрантов не только технична, но и выразительна. Остается только сожалеть, что Мариинке не достало сил еще и спеть в общем-то полузабытую оперу на должном уровне: кто не понимал и не любил Римского-Корсакова со всеми его идеями и нюансами вряд ли понял и полюбил его после этого спектакля.
"Хованщина" во многом предстала как антипод "Псковитянки", хотя сценическое оформление выдержано в тех же традициях: давно идущий на сцене театра спектакль Леонида Баратова (возобновлен Юрием Александровым в 2000 году) отличается сыгранностью, слаженностью всех компонентов, в ней нет сырости новодела. В отличие от оперы Римского-Корсакова, мариинская "Хованщина" хорошо известна: ее уже показывали в Москве, транслировали по телевидению, и нет особой необходимости её еще раз рецензировать. Можно лишь сказать, что в определенной степени это программное произведение для труппы - во-первых, редакция Шостаковича, которую не так уж часто встретишь на российских просторах, во-вторых, подобно ГАБТовскому "Борису" образца 1948 года (которого за почти 60 лет куда только не возили) - это фирменный перформанс, который всегда действует безотказно - вот он, большой русский стиль во всей красе! Опять же, в отличие от "Псковитянки", для "Хованщины" у театра нашлись достойные вокальные силы: Иван Хованский - Сергей Алексашкин, Андрей - Владимир Галузин, Голицын - Алексей Стеблянко, Шакловитый - Евгений Никитин, Досифей - Михаил Кит, Марфа - Лариса Дядькова, Подьячий - Константин Плужников, Сусанна - Лариса Гоголевская, Пастор - Александр Гергалов, словом, весь цвет питерского вокала в один вечер был предъявлен московской публике.
Даже трудно кого-то выделить в краткой статье, поскольку о работе каждого певца хочется говорить отдельно и много: это было действительно качество, это было искусство без обиняков. Труднее всех, наверное, пришлось Ларисе Дядьковой: во-первых, была заявлена Бородина, и многие пришли именно на нее; во-вторых, помимо этого обстоятельства Ларисе Ивановне пришлось соревноваться и с самой собой, поскольку ее Марфа очень хорошо знакома в Москве: это и участие в постановке Ростроповича-Покровского 1995 года в Большом, это и гастроли Мариинки в 1998-м, это и выступление на открытии сезона 2003/2004 опять же в Большом. Надо сказать, что за прошедшее время ее героиня ничуть не поблекла вокально, актерски же она стала даже еще более глубокой и убедительной: такой таинственной и в то же время сильной духом Марфы еще поискать! Острохарактерной и мастерской игрой пленил Константин Плужников. Более чем убедительны были басы (Алексашкин и Кит) - со сцены повеяло какой-то седой стариной, фундаментальностью большого полотна и в то же время - внимания к деталям. Владимир Галузин пел свежо и задиристо, в отличие от концерта неделей раньше: выразительно и разнообразно. Богатую нюансировку и интонационное разнообразие продемонстрировал Алексей Стеблянко.
Опять же нельзя не сказать о хоре, значение которого в этой опере громадно, и оркестре - все было на месте. Безусловно, "Хованщина" стала центром фестивальной программы, ей были отданы лучшие силы петербургской труппы, все ее вдохновение и энтузиазм.
Седьмой Пасхальный завершен: далеко не все гладко, но все равно интересно.
Леонид Александров, Александр Матусевич
