На «Золотой маске» показали оперу Яначека «Енуфа»
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко сыграли "Енуфу" Леоша Яначека. Это второй оперный спектакль Мариинского театра в программе нынешней "Маски" - первой была "Электра" Рихарда Штрауса, представленная в Москве месяц назад. У двух постановок - по пять номинаций на "Маску", хотя и вне фестивального контекста каждый из этих спектаклей стал бы событием столичного сезона.
"Электра" и "Енуфа" появились почти одновременно, в первые годы ХХ века, и вошли в историю как ярчайшие полотна европейского экспрессионизма. Столетие спустя они поставлены в Мариинском театре, объединенные могучей волей Валерия Гергиева и не менее мощным темпераментом Ларисы Гоголевской (две номинации на "Маску" за лучшую женскую роль). В основу "Электры" лег мифологический сюжет времен Троянской войны, тогда как "Енуфа" - это сельские будни, алкоголизм и кровосмешение. Молодая Енуфа ждет ребенка от Штевы - первого парня на деревне, но тот отказывается жениться. Зато об этом мечтает его сводный брат Лаца, и дьячиха Бурыйя, опасаясь спугнуть жениха, топит новорожденного ребенка Енуфы - своей падчерицы. Во время свадьбы обнаруживается правда, дьячиху арестовывают, Лаца же клянется Енуфе в любви.
Насколько сами оперы и свежие их постановки отличаются друг от друга, настолько же удивительно обнаружить между ними общие черты.
Обоими спектаклями должен был дирижировать Валерий Гергиев, однако в "Енуфе" его заменил Михаил Агрест - опытный маэстро, которому все же не хватало гергиевской харизмы. Обе оперы длятся неполных два часа, но "Электру" давали без антракта, "Енуфу" же разбили двумя перерывами, не способствовавшими цельности впечатления. Музыка "Электры" воспринималась в тесной связи с изобретательной сценографией - хотя по размышленье зрелом и стало ясно, что она подменила собой режиссуру. "Енуфе" подобной связности не хватало: внимание привлекали отдельные работы певцов и собственно сюжет, который не может не волновать, - но не его воплощение. Среди номинантов "Маски" - и молодой режиссер Василий Бархатов, и многоопытный художник Зиновий Марголин, однако за ними трудно признать какие-либо заслуги, кроме честного переноса на сцену рассказанной выше истории.
Безусловным прорывом стал сам факт исполнения в Москве "Енуфы": если сочинения Штрауса звучат у нас сравнительно часто, то музыка Яначека, выдающегося композитора ХХ века, - практически никогда. Впрочем, ситуация такова не только в России. Как пишет Милан Кундера в эссе "Нелюбимый ребенок в семье" из книги "Нарушенные завещания", на родине автора "Енуфы" "Нет признанной исполнительской школы произведений Яначека... Нет особой стратегии распространения его музыки. Нет полного собрания записей всех его сочинений". Между тем, как утверждает Кундера, "Яначек совершил огромный подвиг: он открыл для оперы новый мир, мир прозы". Не случайно среди его шедевров - "Катя Кабанова" по Островскому и "Из мертвого дома" по Достоевскому. Разговор не только о том, что композитор стал искать сюжеты для опер за рамками библейских сказаний, мифов или сказок. В основе мелодий Яначека - человеческая речь во всей полноте ее психологических нюансов.
Это напоминает немецких экспрессионистов, которые ввели в обиход "речевое пение", на грани пения и речи. Однако разница, по мнению Кундеры, очевидна: "Немецкий экспрессионизм отличается предпочтительным отношением к избыточным душевным состояниям, бреду, безумию. Экспрессионизм Яначека - богатейший веер эмоций, тесное противопоставление нежности и грубости, ярости и успокоения". Тем любопытнее найти общие черты между "Электрой" и "Енуфой", между двумя героинями Ларисы Гоголевской - Электрой и Дьячихой. Обе, движимые благородными побуждениями, ощущают себя орудием в руке Божьей, и эта нечеловеческая одержимость превращает людей в чудовищ. Добившись своего, одна умирает, другая попадает на каторгу, и "избыточные душевные состояния" у Штрауса оказываются не так далеки от "богатейшего веера эмоций" у Яначека.
Кроме работ Ларисы Гоголевской и восхитительной Ирины Матаевой в заглавной роли (также номинация на "Маску"), следует отметить еще одну - Лаца в исполнении финна Йормы Сильвасти, введенного в спектакль накануне премьеры. Необыкновенно выразителен его персонаж: трогательный, любящий, чудаковатый, постоянно обиженный и не слишком симпатичный. А его свадьба с Енуфой, где молодые сидят за столом, составленным из накрытых клеенкой чемоданов, и неуклюже кружатся в грустном танце, напоминает еще одну великую оперу первой трети ХХ века - "Леди Макбет Мценского уезда" Шостаковича, где невеселая сцена свадьбы также кончается бедой. Финал "Енуфы", правда, звучит более умиротворяюще - настолько, что в версии Василия Бархатова молодые радостно бьют хрусталь на счастье. И это, пожалуй, самый сомнительный момент и без того не блестящей постановки.
Илья Овчинников
