Балет «Лебединое озеро» не любят. Не любят либералы: он для них всё равно, что красная тряпка для быка — напоминание об имперском пафосе. Не любят патриоты: простить не могут, что в дни путча он отравил эфир центрального телевидения. Да, страна в 91-м споткнулась о «Лебединое»... И даже Майя Плисецкая, «Лебединое озеро» с которой собирало всю Москву, с коварством Черного лебедя набросилась на балет. Она вывела на чистую воду всю подноготную «Лебединых», тех, что шли с дипломатическим успехом на сцене Большого театра перед высокими гостями — главами иностранных государств. Меж тем «Лебединое озеро» Иванова-Петипа с его пронзительно-щемящей музыкой Чайковского — отражение русского снега, взгляд синего неба, код русской души. Духовная сила выкристаллизовала балет в невиданный доселе образчик изысканности и превратила его в эмблему жажды по идеалу.
Высокой жаждою томима, я посетила не так давно Кремлевский дворец. Дело в том, что «Лебединое озеро» почти на нет сошло в репертуаре Большого театра, и мои попытки ухватить удачу и увидеть-таки «Лебединое озеро» в Большом потерпели фиаско. Но вот образовался палиатив — Большой театр дал балет в Кремлевском дворце. Что тут сказать? Думаю, если «Лебединое озеро» может идти в Кремлевском дворце с его стадионным размахом, то мундиаль-2018 вполне может обойтись сценой Большого театра. Дойти до врат Кремлевского дворца мог только фанат: очередь желающих попасть на «Лебединое озеро» протянулась на весь Александровский сад. Сотрудники милиции делили очередь на блоки и «порциями» запускали к металлоискателям. Ноябрьский вечер, промозглость. Пока стояли, моя подруга разговорилась с голландцами. Вот милые, наивные европейцы! «Вы защищенно чувствуете себя в демократической Москве?» — спрашивали они с неизменной улыбкой. Мы стоим в ожидании металлоискателя. Минут через пятнадцать и они встревожились. Есть ли ещё шанс попасть на балет?
Балет шел вполноги, грамотно и схематично. Великий дух романтизма, тот, что взрывает запредельность чувств, что рисует на сцене узоры плена, артистам балета сегодня не по силе. Но хореография Петипа выстроена так, что одно появление танцовщицы в ее рисунке обдает, как холодным душем, пламенем красоты. Даже условное «Лебединое » вызвал в публике смятение. В антракте зритель не расходился. Бабушки рассказывали внукам историю о принце Зигфриде и печальной Одетте. Рядом со мной сидела мама, которая — я ушам не поверила — читала наизусть девочке стихи. «Любопытно, — отметила моя подруга, — что сегодня „Лебединое озеро“ встает на плечах Кремлевского дворца, этого памятника советскому времени». Мне понравилось такое замечание. Но, честно говоря, мечта уже ныла, как зубная боль, и звала меня в Петербург. «Ладно, — думала я, — Москва спустилась с рубиновых звезд чистого балета, но есть Петербург, есть Мариинский, и вот там-то «Лебединое» полно грёз и кружев мечты.
24 ноября Мариинский театр в вечер «Приношение Наталье Макаровой» дал «Лебединое озеро». Одна из самых ярких балерин ХХ века приехала в Петербург, танцевала прима Мариинки Ульяна Лопаткина. Макарова не смогла скрыть разочарования от увиденного. Петербург гудел. Время идёт, лучше не становится.
Нет, я не пишу для того, чтобы лишний раз устроить «плач Ярославны». «Снявши голову», — замечает читатель «Завтра» под ником Реалист: «по волосам не плачут». Пишу потому, что «Лебединое озеро» в Кремлевском дворце и Мариинском театре уж каким-то, скажу, мистическим, образом совпало с разговором на Пятом телеканале о Большом театре. И тут Николай Цискаридзе, которого я только что видела в роли злодея Ротбарта, выступил, как романтический герой. Он ввязался в спор о будущем Большого театра с бывшим главным архитектором реконструкции Большого театра Никитой Шангиным, в чьё время Большой театр зарыл миллиарды под землю, с бывшим главным художником Большого театра Сергеем Бархиным — выступал в роли примирителя Луки, и критиком Петром Поспеловым, с нордическим холодком который вынес вердикт. Николай Цискаридзе в ужасе и с болью поведал о грядущем облике Большого театра, потом взмолился, обращаясь к господину Шангину: «Ну уж хоть так! Откройте наконец!» Театр пообещали открыть в октябре 2011 года. Может быть, придётся переделать нарушенную по ходу переделки акустику, ну это не беда, а премьерой окажется «Руслан и Людмила» от Дмитрия Чернякова. «Это, значит, жди чего угодно! — засмеялся другой участник программы, прославленный бас Большого театра Александр Ведерников; Николай Цискаридзе закрыл лицо руками. — Теперь вместо Головы нога запоёт!» Пётр Поспелов обнулил градус эмоций: о большом стиле Большого театра, сказал он, пора забыть. Большой театр будет обычным театром, как это принято в цивилизованном мире.
Но это ещё бабка надвое сказала. Большой театр не будет «обычным театром». Он не будет даже театром. Он будет заштатным полигоном цивилизованного мира для отработки сверхэффективных технологий производства продукции и формирования спроса. Сегодняшняя продукция: «Дети Розенталя» от Десятникова, «Евгений Онегин» и «Воццек» от Чернякова, «Летучая мышь» от Бархатова, «Апокалписис» от Прельжокажа, — всего лишь проба пера, а танцовщица на сцене Большого театра с кастрюлей на голове — предтеча. Откроют Большой и технологии встанут во весь рост. Уже сегодня, когда я подхожу к прилавку Новой сцены Большого театра и вижу книги и журналы с именами: Максимова, Лиепа, Васильев, Семеняка, Бессмертнова, Григорович, я ловлю себя на мысли, что думаю даже не о близком тёмном, тоталитарном прошлом. Я думаю о непостижимо далёких временах древней Греции и населяю её Олимп новыми дивными божествами.
...Года два назад я часто проезжала по Рублево-Успенскому шоссе. Растяжки поперёк дороги рекламировали коттеджи, бани, элитные гимназии, гектары земли... Мое внимание привлекла растяжка с надписью «БОЛЬШОЙ», каллиграфия напомнила мне программки, буклеты Большого театра. «Большой театр рекламируют?» — усомнилась. Ан нет. «Большой» — ресторан Аркадия Новикова, что в двух шагах от Большого театра. Ресторан действующий, но что-то мне мешает переступить его порог. С Большим театром еще не расквитались.
Осенью по Москве пронесся слух: генеральный директор Большого театра может смениться. У господина Иксанова заканчивается контракт. Даже гипербореем повеяло. Недавно господин Иксанов появился в новостях телеканала «Культура». Уставший, но довольный: контракт продлили еще на три года. Вопрос ведущего: ваши любимые постановки в Большом? Ответ: «Ромео и Джульетта» Деклана Донеллана и Евгений, чуть не написала Черняков, — «Евгений Онегин» — Дмитрия Чернякова... Чего здесь больше: цинизма или вкуса? Предположу — расчёта. Господин Иксанов поспешил еще на один контракт встать в ряды всего прогрессивного человечества. И объявить по просьбе этого человечества премьерой Большого театра «продукцию» от Дмитрия Чернякова под названием «Руслан и Людмила». Правда, господин Иксанов объясняет выбор премьеры доверием завидному режиссеру. Оно и понятно! Господин Черняков, он завоевал место под пальмой в мировой тусовке постановщиков, он, как мясник мишленовского ресторана, разделался с Чайковским, что ему, Глинка не по зубам, что ли?
Чернякову — по зубам, зрителю — в зубы. Зритель, житель Рублево-Успенского шоссе, где была развернута реклама Большого, что-то удар не спешит держать. 26 ноября французский телеканал классической музыки Mezzo для своей многомиллионной аудитории провел прямую трансляцию из Большого театра России. Россия выбрала «Воццека» Альбана Берга от Дмитрия Чернякова, читатель «Завтра» наслышан об этом зрелище. Казалось бы, какое светское событие для российского бомонда! За удовольствием вживую услышать «сенсацию», так модно называть «Воццека», говорят, взвод солдат в театр нагнали. И то верно, у зрителя Рублево-Успенского шоссе есть свой Большой.
Так вот. Пока Большой театр оккупировал десант из Дмитрия Чернякова и Леонида Десятникова под управлением господина Иксанова, пока шла «перестройка» Большого, пока «Лебединое озеро» дрейфовал в стиле Плисецкой в сторону Кремлевского дворца, в Москве образовались три Больших. Новая сцена Большого театра — раз. Большой от Аркадия Новикова — два. Ну и Большой — три. Третий, как это бывает в жизни, часто оказывается лишним. Вот только ошибочка вышла. Что-то зачинщики реконструкции Большого театра не досчитали, что-то прорабы — не просчитали. Кстати, куда подевалось лицо попечителя «перестройки» Большого театра господина Швыдкого с картинки раскуроченного зева? С чего вдруг утихли его сусальные речи? А какой полёт был! какой масштаб менеджмента! Прорыть вглубь под землю три-пять этажей, слепить сцену в подземелье, пусть артисты, как шахтёры, «уголь» на гора дают! Теперь котлован бульдозеры сравняли...
И мне жаль. Нет, жаль не зарытых в чьи-то карманы миллиардов. Жаль, что не дорыли! Еще бы немного котлован этот расширить и углубить — и, глядишь, Большой театр провалился бы сквозь землю. Кому он нужен, этот прах преданий о рокайной пышности коронационных торжеств, о гордом звании «ворот страны», о храме горения искусством, об эмблемном, наконец, «Лебедином озере» как жажде по идеалу? От жажды спасает «спрайт». Идеал — прибежище лузеров.
Марина Алексинская, zavtra.ru
