«Дирижер должен быть готов сыграть всё что угодно»
Имя дирижера Дениса Власенко я открыл для себя еще на конкурсе-прослушивании «Филармонический дебют»: это произошло почти девять лет назад в Москве в Концертном зале имени Чайковского. Но возможность познакомиться с ним лично мне представилась лишь три года спустя. Наша встреча состоялась не в Москве, а на родине Россини в Италии, в маленьком курортном городке Пезаро на побережье Адриатики. В тот год молодой маэстро стал первым дирижером из России, с большим успехом дебютировавшим на Россиниевском оперном фестивале c оперой «Путешествие в Реймс» в рамках его молодежной программы.
После этого последовали контракты с серьезными коллективами Италии. В «Teatro Petruzzelli» в Бари Денис Власенко осуществил постановку оперы Пуччини «Турандот», с оркестром и хором генуэзского театра «Carlo Felice» провел тур по Лигурии, а в миланском «Teatro Dal Verme» дал два симфонических концерта с оркестром «I Pomeriggi Musicali». В родном отечестве в 2005–2007 годах был дирижером-стажером Национального филармонического оркестра России, а в сезоне 2009/2010 – дирижером столичной «Новой Оперы». После этого весьма перспективный и многообещающий музыкант стал дирижером оркестра «Новая Россия» под руководством Юрия Башмета, но география индивидуальных творческих проектов нашего героя ожидаемо продолжила расширяться.
В 2011 году с «Травиатой» Верди дирижер дебютировал в Михайловском театре в Санкт-Петербурге. В 2012-м – с новой постановкой «Травиаты» в Национальном оперном театре Мексики и с «Лючией ди Ламмермур» Доницетти в испанском Вальядолиде. Два дебюта прошлого сезона состоялись в сентябре-октябре в Латвийской национальной опере («Евгений Онегин» Чайковского) и в январе-феврале в Токио («Граф Ори» Россини).
— Денис, давайте начнем немного издалека. Вы из музыкальной семьи?
— Сразу скажу, что с нашим известнейшим пианистом Львом Власенко я просто однофамилец, но мои родители отношение к музыке имеют. Это и стало причиной того, что меня – а я родился в Москве – с юных лет определили в Хоровое училище имени Свешникова. Мой отец окончил знаменитую музыкальную десятилетку в Харькове, но затем ушел в эстрадное исполнительство: он – певец. Моя мама получила академическое хоровое образование тоже в Харькове, пела в хоре, но – так сложилась жизнь – с музыкой как с профессией уже рассталась. У меня еще есть брат: сегодня он – один из самых известных джазовых и эстрадных барабанщиков в Москве. Я же избрал для себя академическую музыкальную стезю – оперно-симфоническое дирижирование.
— И стезя эта, что и говорить, весьма непроста... А помогла ли вам с вхождением в нее стажерская группа Национального филармонического оркестра России?
— Конечно, да: как музыканту в этой профессии НФОР дал первый и очень важный импульс. Меня в эту группу пригласил директор оркестра Георгий Агеев. Он хорошо знал меня и по Хоровому училищу имени Свешникова, и по Академии хорового искусства, ныне носящей имя моего первого профессора Виктора Сергеевича Попова. В свое время поступление в академию именно на специальность «хоровое дирижирование» стало для меня первым осознанным выбором в жизни. В те годы мы – хор Академии хорового искусства имени Попова – достаточно много сотрудничали с Национальным филармоническим оркестром России, в том числе – и на гастролях за рубежом. Очень часто мы выступали и с Владимиром Теодоровичем Спиваковым, так что первые музыкальные контакты начали формироваться еще давно, и о тех, кто решил дальше серьезно заняться симфоническим дирижированием, в оркестре, конечно же, было известно. А уже консерваторское образование по этой специальности мне дали два педагога – Владимир Александрович Понькин в Москве и Александр Вениаминович Титов в Санкт-Петербурге, куда я – в силу определенных обстоятельств – перевелся на последние полтора года обучения. И хотя мой дирижерский базис, конечно же, сформировала Москва, диплом оперно-симфонического дирижера я получил в Санкт-Петербурге.
— На посту штатного дирижера оркестра «Новая Россия» ваше творчество приобрело так необходимое для музыканта репертуарное разнообразие. Способствуют ли этому фестивали Юрия Башмета, в которых задействован оркестр и в которых вы не раз принимали участие?
— Безусловно, ведь программы фестивалей Юрия Башмета всегда очень насыщенны, но, наряду с плановым репертуаром, нередко могут вбирать в себя и ряд дополнительных, незапланированных сочинений, идея исполнения которых может возникнуть уже практически на старте или в ходе фестиваля. Подобный подход придает им ощущение непредсказуемости, творческого поиска и новизны. Когда ты заранее не знаешь, чем тебе предстоит дирижировать, надо быть готовым ко всему, и это очень хорошая школа дирижерской практики. Такого до прихода в оркестр «Новая Россия» со мной не было, но теперь я четко понимаю, что дирижер должен быть готов сыграть всё что угодно – с любым солистом, с любым составом оркестра, в любых условиях.
— Давайте поговорим теперь о ваших оперных проектах. На сегодняшний день последним из них стал «Граф Ори» Россини в Токио…
— Это так, но хочу заметить, что «Путешествие в Реймс» на фестивале в Пезаро в 2008 году явилось для меня не просто фестивальным дебютом, а моим дебютом в опере вообще. Будучи же дирижером «Новой Оперы», я успел поработать над «Севильским цирюльником». Так что «Граф Ори» в Японии стал для меня третьей оперой Россини. В этой стране уже давно и успешно проводится весьма конструктивная национальная политика. На свои собственные оригинальные постановки опер приглашаются певцы из Европы (в данном случае был только итальянский тенор на главную партию). Иногда приглашается и режиссер (в данном случае он был местный). И непременно приглашается европейски обученный дирижер. А в качестве оркестра, хора и остальных солистов задействуются собственные силы. Всё очень просто: носители европейского исполнительского стиля, специалисты по европейской музыке должны прививать стиль и традиции интерпретации музыки того или иного европейского композитора японским певцам и музыкантам. И это, в чем я убедился на собственном опыте, прекрасно работает! Конечно, Япония не обделена гастрольными турами известных европейских оперных театров с их оригинальными постановками и солистами, но и подобного рода комбинированные проекты здесь чрезвычайно популярны.
— На мой взгляд, весьма удачно сложилось, что в вашем дирижерском арсенале теперь полный комплект – «Путешествие в Реймс» и «Граф Ори». Комплект в том смысле, что в музыке первой и единственной французской комической оперы Россини «Граф Ори» использовано порядка половины музыки его последней итальянской оперы «Путешествие в Реймс».
— Безусловно! Именно поэтому взяться за «Графа Ори» мне было особенно интересно. Сегодня эта опера вообще очень популярна в мире: она звучит и в «Метрополитен-опера», и в «Ла Скала». Все мы знаем и знаменитого исполнителя ее главной партии Хуана Диего Флореса. А не так давно и наш соотечественник Дмитрий Корчак с огромным успехом спел эту партию на сцене Лионской оперы. Вспомним также и относительно недавнюю постановку этой оперы в Екатеринбурге. Опера ведь и впрямь потрясающая! Она чрезвычайно легка и воздушна по музыке. В ней заложен невероятно благодатный комический материал для режиссера. Музыка красива, весела и беззаботна, однако при этом чрезвычайно сложна и требовательна к исполнителям главных партий. Замечательно, что и в XXI веке интерес к ней не ослабевает!
— Вердиевское бельканто – музыкальная материя совсем иного свойства, и в связи с этим давайте теперь из Азии, с островов Японии, перенесемся в Центральную Америку примерно на два года назад, где на сцене Национального театра Мексики вы осуществили новую постановку «Травиаты».
— Это был мой мексиканский дебют. Премьера постановки состоялась в марте 2012 года. Дирижирование «Травиатой» во Дворце изящных искусств Мехико – в театре, где когда-то в партии Виолетты дебютировала сама Мария Каллас! – было моментом не только огромного волнения и счастья, но и чрезвычайной ответственности, и поэтому из всех осуществленных мною на сегодняшний день постановок эта стала для меня едва ли не самой важной. В стенах главного театра Мексики, помимо Каллас и Марио Дель Монако, начинали свою карьеру такие звезды наших дней, как Пласидо Доминго, Роландо Виллазон и Рамон Варгас. К тому же Варгас сегодня является художественным руководителем этого коллектива. Театр необычайно красив – действительно дворец, храм музыки! Сразу же после Мексики состоялся мой испанский дебют в городе Вальядолид, где я дирижировал оперой Доницетти «Лючия ди Ламмермур». Кстати, одну из ведущих ролей в ней (партию Энрико) исполнил наш замечательный баритон Роман Бурденко.
— От итальянского бельканто прейдем к Чайковскому. «Евгений Онегин» в Латвийской национальной опере стал вашим первым дирижерским опытом в русской опере, приобретенным в оркестровой яме музыкального театра?
— Да, и это была знакомая по гастрольным показам и московской публике постановка Андрейса Жагарса. Когда меня с ним познакомили, на тот момент он был еще директором Латвийской национальной оперы. С моим участием прошли три спектакля: два – в сентябре, один – в октябре прошлого года. Этот «Евгений Онегин» стал для меня очень значимым этапом в творчестве, работой, которая мне как дирижеру дала чрезвычайно много. После того, как мой латвийский дебют состоялся, как мне кажется, достаточно успешно, с Андрейсом Жагарсом у нас были намечены планы дальнейшего сотрудничества, но, увы, со сменой театрального руководства про эти планы пришлось забыть. Однако один из тех трех спектаклей транслировался, и случилось так, что он привлек внимание представителей Национального оркестра Латвии. Связавшись со мной, они высказали по поводу того «Онегина» множество комплиментов в мой адрес, что, не скрою, было очень приятно. И уже на следующий сезон у меня появилось приглашение выступить с этим оркестром в Рижской филармонии с русской симфонической программой. Так что есть надежда, что мое сотрудничество с Латвией, начавшееся на весьма оптимистичной оперно-театральной ноте, продолжится не только в следующем сезоне, но и далее.
— Как я понимаю, в музыке вам интересно если не всё, то, определенно, очень и очень многое. А есть ли у вас какие-то дирижерские предпочтения относительно оперного репертуара?
— Сложно сказать, ведь есть намерения и желания, а есть реальная жизнь дирижера, его реальная работа. И мы, артисты, как правило, ведь редко от чего отказываемся! Если вы посмотрите на наших ведущих молодых певцов, которые сегодня представляют Россию на международной арене, таких, как, к примеру, Ольга Перетятько, Ильдар Абдразаков, Ирина Лунгу или Дмитрий Корчак, то они, в основном задействованы в зарубежном репертуаре. Правда, именно для названных певцов, это обусловлено не только редким для Запада обращением к русской опере, но и спецификой их голосов, которые наиболее полно могут проявить себя именно в итальянском или французском репертуаре, в партиях бельканто. Специфика же дирижерской профессии, понятно, совсем иная, но, к сожалению, так складывается, что «Евгений Онегин» – пока первая и единственная русская опера, которой я дирижировал. С фрагментами каких-то других русских опер встречаться в концертах мне, конечно же, доводилось, но очень бы хотелось продирижировать от начала и до конца такими шедеврами, как «Царская невеста», «Китеж», «Князь Игорь»… А вот «Пиковая дама» для меня – это просто мечта всей жизни! Конечно, интересно всё, но далеко не всё зависит от тебя самого: артистическая фортуна – вещь непростая и трудно прогнозируемая, поэтому, пытаясь найти себя в ней, дирижер и должен принимать самые разные – порой даже и неожиданные – предложения.
— Каковы, по-вашему, особенности национальных оркестровых менталитетов?
— Если сравнивать русский, итальянский и японский оркестры, то это абсолютно разные социальные конструкции, и различие между ними как раз и основано на различиях национальных менталитетов музыкантов, которые их составляют. По свежей памяти могу сказать, что уже на первой репетиции Токийский филармонический оркестр просто невероятное впечатление произвел на меня тем, что сыграл так, словно играл уже на спектакле или концерте! Почти как для записи диска! Но ведь в данном случае это была не какая-нибудь игранная-переигранная опера, а совершенно новый для исполнителей музыкальный текст. Что касается железной дисциплины, то это даже не обсуждалось: всегда была полная тишина, полная сосредоточенность на работе, неукоснительное выполнение всех требований дирижера. При этом еще и четкая пунктуальность: опоздания на репетиции здесь просто исключены.
Японские оркестранты очень трудолюбивы, исполнительны и послушны. Им абсолютно неважно, кто перед ними: известный музыкант или дирижер, которого они видят впервые. Но есть и обратная сторона: за этим внешним усердием не всегда удается понять, что они чувствуют внутри себя, что на самом деле думают в данный момент, а для дирижера это ведь тоже очень важно. То есть здесь четко прослеживается иная, непривычная европейцу ментальность общественного поведения. Но, тем не менее, работать было очень удобно и приятно: с этим оркестром мы занимались исключительно творчеством. Были лишь мелкие технические согласования относительно купюр, темпов и аппликатуры, но всё это преодолевалось буквально за секунды.
В этом отношении итальянские оркестры образцом сосредоточенности на музыке не являются. Многие из них, как известно, отличаются не самой лучшей дисциплиной. Но не все, конечно: есть и исключения. Но зато итальянские оркестры играют весьма эмоционально, страстно, правда, зачастую – по настроению. Вы можете на репетиции расшибиться в лепешку, так ничего и не добившись, а потом вдруг на концерте или спектакле этот же оркестр вдруг удивит вас неожиданно высоким качеством игры, произведет на вас действительно сильное музыкально-художественное впечатление. И впервые я с этим столкнулся в самом начале своей зарубежной карьеры, когда на Россиниевском фестивале Пезаро с Оркестром Болонской оперы мы делали «Путешествие в Реймс».
К сожалению, и русские оркестры, кстати, тоже не всегда отличаются хорошей дисциплиной, но тут уж, что называется, русский дирижер и русские музыканты всегда смогут понять друг друга абсолютно исчерпывающе и досконально. В этом случае тебе как дирижеру ясно всё, и ты очень хорошо чувствуешь внутренний настрой оркестрантов, адекватно понимаешь их реакцию на свои действия, и при установлении с ними контакта вопросов к самому себе относительно того, правильно ты поступаешь или нет, практически не возникает. Но в наших оркестрах мне почему-то всегда не хватает, я бы сказал, «европейского взаимоотношения» внутри самого коллектива. Скорее всего, это всё еще сохраняющиеся издержки советского прошлого, когда отношения в коллективе строились по команде, по авторитарному принципу.
Сегодня и в оркестровом менеджменте, и в художественном руководстве очень мало настоящих профессионалов, которые могли бы создать такую атмосферу в коллективе, при которой отношения между музыкантами строились бы на принципах уважения друг друга, четкого соблюдения дисциплины и безусловного понимания ответственности за исполнение поставленных перед оркестром задач.
— Мы с вами говорили исключительно о музыке и профессии, которая в жизни дирижера занимает всегда очень большую и, думаю, наиболее важную часть. А каков дирижер Денис Власенко вне музыки и профессии?
— Я очень люблю путешествовать. Я понял, что мне это просто необходимо для полноты жизненных впечатлений. Однажды в книге Рене Флеминг, которая сама очень любит путешествовать, я прочел нехитрую мысль о том, что детям до 15–16 лет обязательно нужно как можно чаще показывать другие места, города и страны, ведь обилие увиденного в путешествиях качественно меняет их мировоззрение и расширяет кругозор. Сам же я ощущаю, что без постоянного расширения этого кругозора просто уже не могу. Мне это безумно интересно, и хочется, чтобы жизнь состояла не только из карьеры, беготни и суеты, свойственной нашей профессии, но также из радостей, не связанных с музыкой. Кроме этого я также люблю заниматься спортом: теннисом, баскетболом, плаванием. Однако спорту, к сожалению, уделяю внимание лишь эпизодически, когда позволяет время. А вот путешествия – это главное мое увлечение.
— И всё же на дирижерском подиуме вы всегда, на мой взгляд, демонстрируете прекрасную физическую форму…
— Правда? Спасибо за комплимент, но уверяю вас: никаких целенаправленных усилий для этого я вовсе не прилагаю! Давайте назовем это так: «издержки профессии». Но если серьезно, то физическая форма для дирижера, конечно же, важна, как и в спорте. Профессия дирижера – отнюдь ведь не офисная, а наша многоминутная или даже многочасовая «гимнастика» на дирижерском подиуме как раз и призвана работать именно на достижение высоко художественного музыкального результата.
— Вы молоды, энергичны, целеустремленны, и поэтому не могли бы вы немного приоткрыть завесу того, что обычно мы вкладываем в понятие «личная жизнь»?
— Я – человек традиционных ценностей: семья, домашний очаг, дети. Я женат, и семья – незаменимый и чрезвычайно важный аспект моей жизни.
