В Москве бушует оперная война, в которой одна сторона отстаивает канонический статус и традиционную интерпретацию "Евгения Онегина" Чайковского, а другая хочет вдохнуть новую жизнь в стандарты Большого театра.
Великая сопрано Галина Вишневская в сентябре была так возмущена новой постановкой "Онегина" в Большом, что отменила праздничный вечер в честь своего 80-летия, который должен был состояться в прошлую среду, и перенесла его в Концертный зал им. Чайковского.
"Я никогда больше не войду в этот театр", – брызжа слюной заявила Вишневская в интервью газете "Вечерняя Москва" после премьеры, раздраженная той свободой, с какой обошлись с этой легендой русской поэзии и музыки. Она добавила, что после увиденного долго не пойдет в оперу.
Нового "Онегина" поставил 36-летний Дмитрий Черняков, прославившийся постановкой "Тристана и Изольды" Вагнера в декорациях роскошного отеля и подводной лодки и "Аиды" Верди в декорациях, напоминающих зону конфликта на Балканах или, может быть, Чечню.
Во времена Чайковского опера считалась статичным искусством, допускающим минимальные перемены декораций. Версия Чернякова еще статичнее, декорации меняются всего один раз: ничем не украшенная площадка, которую кое-кто трактует как намек на аристократическое общество конца XIX века или на сталинскую элиту, и кроваво-красная сцена с белоснежным столом, которую иногда понимают как намек на российских нуворишей.
"Мне нужна была замкнутая декорация, чтобы рассказать историю нескольких людей, – заявил Черняков в телефонном интервью. – Неважно, какова политическая ситуация, какая погода за окном, происходит дело в столице или в провинции. Мне нужны были рамки кинокадра".
Перед премьерой не было недостатка в слухах о том, что Черняков доведет постановку до иконоборческих крайностей, и постановка действительно предлагает несколько новых странных поворотов. Один из центральных эпизодов оперы и пушкинского романа в стихах, легшего в ее основу, это роковая дуэль из-за женщины, а больше – из-за чести, между циничным Онегиным и его другом Ленским. Онегин убивает Ленского из пистолета. В новой постановке Ленский гибнет случайно, в пьяной ссоре с Онегиным.
В любом случае, больше месяца спустя после премьеры, накануне дня рождения Вишневской ее гнев еще не остыл.
"Это хулиганство, – заявила она, выходя с заключительного концерта нового конкурса, организованного Оперным центром Галины Вишневской, школой для певцов, открывшейся в 2002 году. – Ни у кого нет права обворовывать гения. Это переходит все границы. Они увечат и разрушают композиции, выдумывают абсолютно фальшивые ситуации, которых нет в оригинальных произведениях".
Но это новаторство все заметнее на сцене Большого.
В 2005 году премьера оперы "Дети Розенталя" по либретто, написанному автором постмодернистских романов Владимиром Сорокиным, собрала пикеты, участники которых называли работу писателя порнографией. Театр объявил, что камерный кинорежиссер Александр Сокуров будет ставить новую версию "Бориса Годунова" Мусоргского для сезона 2007/2008 годов, а театральный режиссер Валерий Фокин, знаменитый своими экспериментами, возьмется за "Пиковую даму" Чайковского.
Вечер, посвященный дню рождения Вишневской, увенчает карьеру, набравшую высоту в потрясениях России XX века. Она была звездой Большого, пока ее с мужем, виолончелистом Мстиславом Ростроповичем, не заставили покинуть СССР в 1974 году за – помимо других неосторожных поступков – дружбу с писателем Александром Солженицыным.
В гневном обмене открытыми письмами с генеральным директором Большого Анатолием Иксановым казалось, что ее особенно ужасал тот факт, что в новой постановке свободно обошлись именно с оперой, которая сыграла такую важную роль в ее творческом пути. Ларина, писала она, была ее первой и последней ролью. Единственное утешение, по ее словам, состоит в том, что премьера новой версии оперы состоялась не на той сцене, где пела она, а на Новой сцене, построенной для постановок Большого, пока в главном здании идет грандиозная реконструкция.
Иксанова, в свою очередь, ужаснула реакция Вишневской на экспериментальную работу, учитывая ее давние связи с писателями, которых преследовала советская власть.
Больше всего, заявил он, его удивило то, что это письмо написано великой примадонной, которая сама много лет страдала от эстетических шаблонов и ярлыков. Человек, подчеркнул он, помнящий политическую травлю Пастернака и Бродского, активно помогавший Солженицыну.
Хотя многие разделяют ярость Вишневской – в газетах, блогах и московских кухнях не утихают дискуссии о постановке, – другие в восторге. Вместо отмененного вечера в честь дня рождения Вишневской театр предложил внеочередное представление оперы. Театр был полон, и не так много зрителей ушло после первого акта.
Черняков, сказавший, что в 12-летнем возрасте он был ошеломлен
своим первым знакомством с "Евгением Онегиным", не захотел
комментировать реакцию Вишневской. Но на вопрос, считает ли он, как
и она, "Онегина" священным, он надолго замолчал, а потом задал
риторический вопрос:
"Вы действительно считает меня таким варваром?"
София Кишковски, The New York Times, перевод - inopressa.ru.