В концертных программах Государственного академического симфонического оркестра России много места отдано молодым солистам. Оркестр уже несколько сезонов участвует в филармоническом проекте продвижения творческой молодежи, а в этом сезоне самых ярких пригласил и во «взрослый» абонемент. Впрочем, виолончелиста Бориса Андрианова и пианистку Асю Корепанову совсем не стоит считать «подающими надежды». Это — сформировавшиеся яркие артисты, которые в полной мере заслуживают всяческого внимания и интереса как со стороны широкой публики, так и со стороны профессионалов. Их выступление в Концертном зале имени Чайковского лишь еще раз подтвердило их высокий статус.
Виолончельный концерт Шостаковича в интерпретации Андрианова уже приходилось слышать в этом сезоне — с тем же Госоркестром, но с другим дирижером. В тот раз исполнению явно не хватило характеристичности, но в нынешний вечер за пульт встал дирижер Евгений Шестаков, прекрасно ощущающий нерв этой музыки. В крайних частях Концерта он постарался подчеркнуть колючий, гротескный характер звучания оркестровой партии, и солист заиграл в этом же русле, гибко откликаясь на фразы оркестра. В средних частях, и особенно в «Каденции», где полностью доминирует виолончель, Борис Андрианов вновь показал великолепное владение кантиленой и понимание философской стороны музыки Шостаковича. В целом хочется отметить, что удачный альянс опытного дирижера и темпераментного солиста позволил им добиться яркой и цельной, пусть и в рамках сложившейся традиции, интерпретации.
А вот Второй фортепианный концерт Прокофьева в исполнении Аси Корепановой можно смело оценить как незаурядное явление. Пианистка показала себя значительной личностью, обладающей целым комплексом важных артистических качеств — техникой, волей, собственным видением музыкального целого, вкусом к звуку. Последнее, как это ни странно может показаться, особенно важно для исполнения Прокофьева, которого иные играют в агрессивно-железобетонной манере. Здесь пианистка тонко почувствовала моменты мистической атмосферы, причудливой игры мимолетностей, особенно в Скерцо и Интермеццо, а финал, напротив, захватил единым движением, мощью и мужественностью, которую совсем нечасто встретишь даже в мужском исполнении. И вновь нельзя не отметить прекрасный ансамбль солиста и оркестра под управлением Е.Шестакова, позволивший получить истинное удовольствие от великолепной музыки Прокофьева.
Второе отделение вечера было отдано, пожалуй, самому популярному и любимому в России сочинению классического репертуара — Шестой симфонии П.Чайковского. Естественно, это вызывает особую требовательность к исполнителям — если уж браться за такую симфонию, то чтобы она прозвучала как-то по-особенному. На сей раз ожидания оправдались в полной мере. Вернувшись (после значительного перерыва из-за болезни) за пульт Госоркестра, его художественный руководитель и главный дирижер ГАСО Марк Горенштейн не просто продемонстрировал отличную творческую форму, но провел симфонию на высоком эмоциональном накале.
Он выстроил свою концепцию «Патетической», точно опираясь на темповые ремарки композитора, предельно обостряя контрасты. Первая часть вышла очень сдержанной — «Allegro ma non troppo», — сблизившись с трагическим финалом симфонии. Очень хорошо прозвучала лирическая побочная тема: приглушенное звучание струнных избавило музыку от слащавости и придало очень личностный, почти интимный характер музыке. Вообще было заметно, что маэстро специально добивался от музыкантов не просто качественной игры, но определенных тембровых оттенков, что дополнительно сообщило интерпретации индивидуальный характер. Во второй части дирижер подчеркнул «грациозность», предписанную автором, — вышло очень по-шубертовски и отчасти по-малеровски. Аналогии с Малером, кстати, порой возникали в процессе слушания произведения: симфония-драма, космичность, которой добивался Горенштейн, весьма близки стилю австрийского современника Чайковского. После безудержного, действительно триумфального ликования Скерцо дирижер без паузы (чтобы избежать ненужных аплодисментов, которыми наша не очень образованная публика иногда не к месту прерывает исполнение) перешел к знаменитому финалу-реквиему. Кстати, из-за этого «слияния» двух последних частей вышел любопытный казус: во время коды финала сзади раздался шепот: «А сколько еще частей?» Так что степень популярности Шестой Чайковского оказалась слегка преувеличенной — такова реальность наших дней!
Но, возвращаясь к финалу симфонии, замечу: Госоркестру удалось избежать истерической взвинченности, которая в последнее время культивировалась у некоторых знаменитых дирижеров. Благородная скорбь, красивое, насыщенное звучание всего оркестра трогали ничуть не меньше, чем «цыганский» надрыв. Не покидало чувство серьезности и важности происходящего, рождения настоящего исполнительского шедевра.
Евгения Кривицкая