Новый проект Владимира Васильева в Казани
Пандемия COVID-19 в одночасье скорректировала всю нашу жизнь, пустив под откос театрального планирования многое из намеченного ранее. Знаковая во всех отношениях премьера в Татарском академическом государственном театре оперы и балета имени Мусы Джалиля, о которой пойдет речь, должна была состояться еще весной. Спектакль был уже полностью готов, но показать его публике удалось лишь на открытии нынешнего сезона. Мировая премьера кросс-жанровой постановки Владимира Васильева под названием «И воссияет вечный свет», в основу которой легла вечная музыка «Реквиема» Вольфганга Амадея Моцарта, прошла лишь 5 сентября (проект состоялся благодаря поддержке Министерства культуры Российской Федерации), и после выхода театра из долгого карантина открытию сезона 2020/2021 она, несомненно, дала высокий творческий старт.
Послевкусие от премьеры оказалось необычайно сильным, а само действо – настолько захватывающим, настолько органично плотно сотканным из живых музыкальных нитей, что чувство сопричастности в качестве зрителя к чему-то заведомо большому и важному прочно поселилось в недрах подсознания. Увы, из-за пандемии отменились и большие московские гастроли труппы, которые должны были состояться на Исторической сцене Большого театра в июне этого года, однако новые перспективы показа в Москве спектакля «И воссияет вечный свет» связаны теперь с поздней осенью (Большой театр, Историческая сцена, 22 ноября). Этот показ запланирован как финальный аккорд фестиваля балетных спектаклей, посвященных юбилею Владимира Васильева, который в апреле отметил свое 80-летие. В сей мини-фестиваль войдут балеты «Дон Кихот», «Спартак» и «Щелкунчик», незабываемые танцевальные образы в которых когда-то создал юбиляр. Не просто создал, а вписал новую яркую веху в историю мужского классического танца XX века…
Но сейчас после долгожданной премьеры в Казани мы говорим о Владимире Васильеве не как о танцовщике с мировым именем, а как о художнике полистилистического склада, ибо именно это в полной мере и проявилось в его новой театральной работе. Она явно создана в пандан к его же постановке пятилетней давности «Dona nobis pacem» («Даруй нам мир»), впервые увидевшей свет рампы также в Татарском театре оперы и балета, а затем показанной и в Москве. По словам постановщика этих спектаклей, Месса си минор Иоганна Себастьяна Баха, на материале которой родился проект «Даруй нам мир», и «Реквием» Моцарта – две величайшие партитуры в истории человечества. И при этом важно, что конфессиональные традиции, которым они следуют, восприятию их общефилософского и общечеловеческого содержания отнюдь не мешают.
Универсальность и вненациональный посыл музыкального языка названных шедевров очевидны, однако в обоих случаях Васильев-постановщик подходит к их вечности как художник истинно русский. Душа – то главное, что живет в них, но если в спектакле «Даруй нам мир» душа его создателя проступала через космос вселенского мироздания, то в постановке «И воссияет вечный свет» обнажается, то есть высвечивается космос души творческой личности с большой буквы – Художника в сáмом широком смысле этого слова. Художник постоянно находится в поиске, он вечно недоволен собой и всё время стремится к совершенству как к главному стимулу духовного роста и профессионального развития. Эту постановку вполне можно считать автобиографической проекцией на жизнь и на творчество самогó Владимира Васильева. Он даже снабжает свой спектакль оригинальным либретто, однако никакой конкретики в нём нет: всё абсолютно абстрактно, всё подчинено философии жизни, непрерывности развития и неустанности самосовершенствования.
По структуре спектакль «И воссияет вечный свет» – опус в двух частях с прологом и эпилогом. Он, как и «Реквием» Моцарта (K. 626), суперкомпактен, но при этом по своей духовной и нравственно-эстетической сущности глубинно масштабен. Финал первой части проекта – знаменитая Lacrimosa (или Lacrymosa). Инципит этого номера – «Lacrimosa dies illa» («Слезный тот день»), и он завершает шестичастную Секвенцию (Sequentia) с начальной частью «Dies irae» («День гнева»). Секвенция следует за первыми разделами «Реквиема» – Introitus и Kyrie eleison, и первая часть проекта зиждется на восходящем музыкально-хореографическом потоке, достигая кульминации на Lacrimosa. Финальные разделы второй части – Offertorium, Sanctus, Benedictus, Agnus Dei, Communio – уже четко выстраиваются постановщиком по драматургически нисходящей траектории.
При этом в музыкально-драматургическую канву спектакля, обрамляя корпус номеров «Реквиема» Моцарта прологом и эпилогом, неожиданно (но и на сей раз весьма органично) вторгается и другая музыка. В прологе (в мире юношеских грез Художника, когда в жизни всё только начинается) звучат авторские импровизации Евгения Борца в исполнении его джазового трио (Евгений Борец – фортепиано, Сергей Хутас – контрабас, Давид Ткебучава – ударные). Эпилог (эпизод возврата Художника на склоне лет к новому ликованию жизни и свету надежды) снова обращен к музыке Моцарта – к Alleluja из его мотета «Exsultate, jubilate» (K. 165), но на сей раз в редакции Ефрема Подгайца для смешанного хора. Пролог и эпилог – чувственные «реперы» сиюминутно изменчивых настроений Художника, а «реквиемные» части постановки – философские «размышления» о его жизни и творчестве.
Первая часть – калейдоскоп видений прожитого в потоке мыслей о предрешенности судьбы и роковой несбыточности задуманного. Вторая часть – важнейший для Художника приход к пониманию того, что «вечная неудовлетворенность уже сделанным вновь и вновь толкает его на новые творческие поиски». Читаем в либретто далее: «Процесс созидания – воздух, которым он дышит. Мир образов и фантазий бесконечен. И пока еще есть время. Пока он жив. И значит, завтра он наконец создаст свой шедевр». И поэтому мост между Communio с «Вечным светом» («Lux aeterna») и Alleluja с ликующими юбиляциями в синкретически цельное здание спектакля абсолютно закономерно и органично встраивает вторую (финальную) кульминацию: «Да светит им вечный свет, Господи, / Со святыми твоими вечно, ибо ты всемилостив. / Вечный покой даруй им, Господи, / И вечный свет пусть светит им. // Аллилуйя, аллилуйя!»
Как известно, закончить «Реквием» Моцарту помешала преждевременная смерть, так что музыкальным базисом обсуждаемой постановки стала каноническая версия сочинения, подготовленная после смерти композитора его учеником Францем Ксавером Зюсмайером и получившая сегодня наиболее широкое распространение. Владимир Васильев, выступив инициатором идеи проекта, режиссером, хореографом-постановщиком и автором либретто, как и пять лет назад с Мессой си минор Баха, составил потрясающе мощный и стильный альянс со сценографом Виктором Герасименко, который теперь выступил и в качестве художника по костюмам. Абстрактно-зрелищное решение спектакля, предложенное им на этот раз, при всей своей монументальности оказалось в русле интимности и необычайной доверительности постановочного замысла, в центре которого был Человек, был Художник с присущими ему муками творчества, радостью побед и вызовами жизненных невзгод.
«Сценография вечности», заговорившая в спектакле посредством световых решений Айвара Салихова, насквозь пропитана не менее говорящей и действенной компьютерной графикой Эрика Исламова. Ее художественный контент – живописные работы Владимира Васильева, а сам он, словно сценический дирижер всего ансамбля артистов – хора, певцов-солистов, артистов и солистов балета, – часть спектакля, точнее – его интеллектуальное ядро. Васильев-живописец изящно проступает в сценографических артефактах, Васильев-поэт – в собственных стихах, которые читает со сцены, вплетая поразительно тонкую, но живую нить в музыкально-драматическую и пластико-хореографическую канву спектакля. А это, в свою очередь, заставляет говорить о Васильеве-артисте, который своим замыслом смог увлечь крепкую команду профессионалов-единомышленников.
Замечательны кордебалет и пять пар солистов балета, в числе которых – Аманда Гомес и Михаил Тимаев, Таис Диоженес и Вагнер Карвальо, Александра Елагина и Ильнур Гайфуллин, Алина Штейнберг и Антон Полодюк, Мана Кувабара и Алессандро Каггеджи. Прекрасна четверка певцов-солистов в составе сопрано Гульноры Гатиной, меццо-сопрано Екатерины Сергеевой, тенора Ярослава Абаимова и баса Максима Кузьмина-Караваева. Но главную вокальную нагрузку в этом проекте, безусловно, несут хоровые страницы, и хор Казанской оперы (главный хормейстер – Любовь Дразнина), словно впервые в жизни – или же, наоборот, в последний раз – блистательно сдавая экзамен на творческую зрелость, производит грандиозное, поистине ошеломляющее впечатление! Музыкальный же базис проекта – надежный и прочный, одухотворенный и трепетный, трагически глубокий и просветленно торжественный – создает оркестр театра под управлением своего главного дирижера Рената Салаватова. Под пассами маэстро великая партитура Моцарта становится подлинным откровением, обретенным на волне idée fixe Владимира Васильева…
Фотографии предоставлены пресс-службой театра
