«Норма» в Новой опере
Открытие оперного сезона в российской столице на этот раз оказалось весьма нетривиальным. Первой в марафон включилась "Новая опера", от которой после смерти Евгения Колобова уже мало кто ждал чего-то путного. Но театр сумел по-настоящему удивить всех, начав с премьеры, да еще какой - на суд зрителей решились вынести не национальную классику и не затёртый западный репертуар, а труднейший опус бельканто - беллиниевскую "Норму".
Переоценить такой шаг весьма трудно: эта великая опера не такой уж частый гость не только в Москве, но и вообще на отечественных сценах. Конечно, мы хорошо помним, что в советский период блестящими исполнительницами труднейшей партии галльской жрицы были Гоар Гаспарян и Мария Биешу, однако постановки этой оперы можно было пересчитать по пальцам, поскольку практики отечественного оперного театра во главе с самим Борисом Покровским определяли драматургию раннеромантического музыкального театра, как "архаичную". Столица же не имела собственной "Нормы" неприлично долго - пауза затянулась более чем на сто лет, ибо последняя постановка шедевра Беллини на сцене Большого театра состоялась аж в 1868 году!
В последние десятилетия столичные меломаны довольствовались гастрольными вариантами - начиная с триумфального спектакля "Ла Скала" в 1974 году с несравненной Монсеррат Кабалье до недавнего (2003 г.) откровения Ереванской оперы, буквально сразившей всех высоким уровнем прежде всего вокального мастерства: кто бы мог подумать, что в задушенной экономическими проблемами Армении могут так петь (солисты Анаит Мхитарян и Гегам Григорян)!
В последние годы "Норма" несколько раз звучала в концертном исполнении, здесь к удачам можно отнести вариант Большого театра с Мариной Мещеряковой, Ириной Долженко и Бадри Майсурадзе, а также версию Мариинки с Младой Худолей в титульной партии. И вот - свершилось: столица обзавелась собственной "Нормой"!
Правда, спектакль арендованный: впервые "Новая опера" прибегла к широко распространенной в Европе практике заимствования наиболее заметных постановок, получивших положительные отклики критики и публики. На этот раз в качестве арендодателя выступила Вюртембергская государственная опера: в Москву из Штутгарта прибыла вся постановочная команда - режиссёры Йосси Вилер и Серджио Морабито, а также художница Анна Фиброк. Созданное ими на сцене действо, с одной стороны, новинка немецкой оперной режиссуры, яркий образчик сегодняшних устремлений немецкого музыкального театра, а с другой, органично вписывается в концепцию самой "Новой оперы", продолжая линию, характерную для таких спектаклей театра, как "Сельская честь" и "Паяцы".
Идея авторов спектакля состояла в акцентировании внимания зрителя на поднятых в опере вечных проблемах - конфликте любви и долга, антагонизме женского и мужского начал. Но добивались этого они в основном за счет низведения героического сюжета до банальной бытовой мелодрамы. Для этого оперу не просто лишили дохристианского кельтского антуража, но и перенесли действие на два тысячелетия вперед, попытавшись воссоздать на сцене атмосферу оккупированной немцами Франции периода Второй мировой войны. Оба акта "Нормы" развиваются в замкнутом пространстве небольшой церкви, служащей местом встреч местных участников Сопротивления, где почему-то обживают алтарь сама Норма, ее дети и (превращенная из подруги в кормилицу) Клотильда.
Несмотря на то, что во время увертюры прихожанки-антифашистки прислушиваются к радиоприемнику, пытаясь поймать позывные союзников, а костюмы героев напрямую отсылают нас к сороковым годам прошлого века, вашего покорного слугу все время не покидало ощущение, что это скорее не герои Сопротивления, а члены какой-то тоталитарной секты: странная роль женщины в католическом храме, рядящейся в сутану священника, символы друидов вместо христианских, само поведение прихожан, подверженных массовой экзальтации и психозу, обожженная мумия на больничной каталке в качестве предмета поклонения, определенно наводили на подобные мысли.
Эти очевидные с точки зрения здравого смысла неувязки сильно вредили идее актуализации времени и места действия оперы, которая сама по себе вполне приемлема: ведь два века назад Беллини и Романи использовали псевдоисторические события литературного первоисточника лишь как форму, оболочку для проповеди близких современникам идей итальянского Рисорджименто.
С другой стороны, постановщикам надо отдать должное в том, что они сумели не изуродовать саму "архаичную" драматургию оперы бельканто, не слишком пытались ее осовременить и приблизить к более понятным нынешнему зрителю плакатным страстям верди-веристского стиля.
Кроме некоторых моментов - таких, как замена кинжала в руках у Нормы на пистолет, сладострастные объятия Адальжизы и Поллиона, звучащая сирена пожарной сигнализации вместо традиционного троекратного удара в гонг в момент объявления Нормой войны, швыряние одежды и обуви друг в друга при объяснении бывших любовников, в целом пред нами - все та же опера бельканто: в ответственные моменты певцы принимают фронтальные позы на авансцене и с упоением поют эту божественно прекрасную музыку.
В отличие от обычной практики "Новой оперы" на этот раз в партитуре не сделано ни одной купюры, более того, музыкальный руководитель постановки Феликс Коробов открыл некоторые традиционные для мирового музыкального театра купюры "Нормы", увеличив продолжительность звучания оперы и дав певцам напеться в волю. В целом такой подход дирижера и режиссеров можно признать единственно верным, ибо архаичная драматургия опер бельканто, в особенности "Нормы", как раз и заключается в прекрасном пении - чем его больше, тем лучше: чуткий зритель постепенно погружается в медитативное состояние и каждое движение души героя, выраженное в бесконечных мелодиях сицилийского гения, воспринимаются уже как свои собственные. По причине отсутствия прямолинейных театральных эффектов в духе веристов, несценичности, "Норму", как правило, избегает современный режиссерский театр, и хорошо, что немецкие режиссеры, работавшие в Штутгарте и "Новой опере", сумели при всех изысках и актуализации не нарушить главного.
Какого же качества было это самое главное?
Наверное, итоговый результат музыкальной части можно определить как "50 на 50". Оркестр театра, в целом сыгранный и профессиональный, по воле маэстро Коробова в иных местах был слишком громогласен - порой складывалось такое впечатление, что это не Беллини, а Вагнер. Впрочем, аккомпанировал певцам он достаточно аккуратно - но слух "царапали" слишком уж оригинальные темпы, которые избрал дирижёр: увертюра была сыграна в полтора раза медленнее, а воинственный хор друидов в два раза быстрее того, что мы обычно привыкли слышать.
Татьяна Печникова, чье сопрано полно трагических красок, как нельзя лучше подошла к роли друидессы: если поначалу чувствовалась некоторая скованность и даже страх перед сложнейшей партией, то после "Саsta Diva" певице удалось полное перевоплощение и ее пение сделалось захватывающе интересным.
Николай Черепанов (Поллион) пел в откровенно веристской манере - мощно, порою даже надрывно: конечно, и Дель Монако исполнял всю партию римского проконсула одинаковым громким звуком, но - так или иначе - все это имело весьма отдаленное отношение к стилю бельканто. К тому же Черепанову откровенно не удались многие верхние ноты его партии - найти тенора, а тем более на роль Поллиона - не просто.
Ближе других к пресловутому стилю оказалась Наталья Креслина (Адальжиза), недавно переквалифицировавшаяся из меццо в сопрано и в этом качестве успевшая неплохо дебютировать в Большом (партия Сенты). Однако в актерском плане она была, увы, не соперницей, а лишь бледной тенью Нормы, грамотно ансамблируя Печниковой в знаменитых дуэтах.
Стабильно провел свою партию Виталий Ефанов (Оровезо), а легендарная Эмма Саркисян, некогда огневая Кармен Фельзенштейна, сумела сделать свою няню Клотильду совсем не второстепенным персонажем. Хор под стать оркестру был нередко чрезвычайно громогласен, хотя и звучал в целом стройно и слитно.
Что же в "сухом остатке"?
Спектакль, предложенный немецкой командой, неоднозначен как по своим идеям, так и по способу их воплощения. Но это спектакль, который хочется вспоминать, размышлять и анализировать. И уж по крайней мере он не оставляет ощущения вульгарщины и безвкусицы, которыми за версту веяло от виктюковских "Искателей жемчуга" и отчасти от грымовской "Царской невесты".
В музыкальном отношении работа выглядит добротной и грамотной, хотя вопросы стиля и интерпретации остаются и стоят весьма остро. Будем надеяться, что "Норма" - первый спектакль, свидетельствующий о том, что корабль под названием "Новая опера" наконец-то снялся с мели и отправился в счастливое плавание.
