К итогам Конкурса имени Святослава Рихтера
Третий тур Первого международного конкурса пианистов имени С.Рихтера проходил в напряженной атмосфере. Размеренное течение прослушиваний (два участника в день, исполняющие по два концерта — классический и романтический или первой половины XX века) было нарушено внезапной болезнью дирижера Эри Класа, аккомпанировавшего за пультом БСО финалистам. Произошло это во второй день, в перерыве между выступлениями японского пианиста Макото Уэно и россиянина Якова Кацнельсона. Надо отдать должное оперативности директора конкурса Асира Розенберга, который сразу же нашел достойную замену. Вторая тройка участников выступила с Владимиром Понькиным, энергичный темперамент которого во многом определил тонус их игры.
Лидирующий после второго тура Эльдар Небольсин (ученик Д.Башкирова в Высшей школе музыки в Мадриде) подтвердил свои позиции: его исполнение Концерта № 25 Моцарта и Первого концерта Рахманинова стало одним из самых глубоких впечатлений всего конкурса. Так что присуждение ему первой премии и специального приза за лучшее исполнение классического концерта вряд ли вызвало особые дискуссии как у жюри, так и у публики. Вторую премию разделили Яков Кацнельсон (выпускник Московской консерватории, класс Э.Вирсаладзе) и Макото Уэно (Япония).
Гораздо более спорным показался результат Вадима Руденко, поделившего четвертое место — третья премия не была присуждена — с представителем Кореи Юнг Вук Йо (ему достался специальный приз Союза композиторов за лучшее исполнение современного сочинения).
Игра В.Руденко на всех прослушиваниях не оставила равнодушным зал, но вызвала неоднозначное отношение у профессионалов. Очевидно, что пианист пытается выйти за рамки чистого техницизма, однако получается это у него далеко не всегда. На церемонии награждения другой участник конкурса (удостоенный приза Московской консерватории) Вадим Сахаров двусмысленно пошутил: «Жюри наказало Руденко за его невероятное природное дарование, позавидовало ему». Однако в этот момент вспомнилось мудрое изречение: «Кому многое дано, с того многое спросится». Так что расчет Руденко — в который раз поразить исполнением Первого концерта Чайковского — на этот раз не оправдался. Да и аккомпанемент БСО в этом сочинении не вдохновил: откровенно небрежная игра духовых превысила меру, допустимую на публичных выступлениях такого ранга.
Наконец, пятую премию получила Ани Такидзе (Грузия). Ее игра навевает поэтические ассоциации, это «очарование неяркой красоты», тихая лирика камерного толка. На третьем туре Такидзе завоевала немало симпатий своим тонким прочтением Четвертого концерта Бетховена. Нельзя не отметить высокий слушательский интерес к конкурсным прослушиваниям. Уже во втором туре Большой зал консерватории был полон, а в течение трех дней финала были просто аншлаги, причем аудитория в большей части состояла из профессиональных музыкантов, заинтересованно и внимательно «болевших» за полюбившихся им артистов.
Прокомментировать итоги конкурса имени С.Рихтера согласился член жюри, профессор Дмитрий Башкиров:
— Не существует такого состязания, результат которого удовлетворил бы одновременно и участников, и жюри, и публику. Лишь в самых бесспорных случаях, как это было с присуждением первой премии Эльдару Небольсину, вкусы совпадают. Как правило, амплитуда мнений бывает весьма широкой. Но обсуждение происходило в такой взаимоуважительной атмосфере, что распределение призовых мест объективно отражает профессиональные впечатления членов жюри. И я считаю, что главная идея нашего конкурса — поддержать музыкантов, которым есть что сказать, а не только одаренных в виртуозном плане — в целом осуществилась.
— Два иностранных участника, Макото Уэно и Юнг Вук Йо, выбрали для финального прослушивания Второй концерт Брамса, сыграв его не слишком удачно по многим параметрам. Однако японскому пианисту присудили вторую премию, обойдя успешного Вадима Руденко.
— Действительно, этот концерт прозвучал не в брамсовской стилистике. Но оба конкурсанта — очень талантливые артисты, а Макото Уэно на втором туре нас просто поразил некоторыми интерпретациями. Это был высочайший артистический уровень и по фантазии, и по высшему пилотажу виртуозности.
— То есть за второй тур жюри ему простило неудачу в финале?
— Не совсем так. У него были интересные выступления на всех турах, и мы судили не только по финалу, а учитывали всю сумму впечатлений.
— А по какой системе проходило голосование?
— Мы никакой арифметикой не занимались, у нас не было сотых долей баллов. Мы говорили только «да» и «нет».
— Приходится слышать мнения публики, что самым ярким было все-таки прослушивание первого тура. Кто-нибудь из не вышедших в финал произвел на вас впечатление?
— Очень многие. Не буду сейчас называть конкретные фамилии. В целом почти каждый показал что-то интересное, другое дело, что не всем удалось равно исполнить всю программу тура. Но главное — все имели свободу самовыражения, чем этот конкурс и отличается от подавляющего большинства соревнований такого ранга. Получилось, как и задумывалось, не спортивное состязание, а что-то вроде конкурса-фестиваля. А неудачи бывают у всех, даже у самых больших артистов.
— В некоторых газетных публикациях промелькнуло сообщение, что самый взрослый участник конкурса — Вадим Сахаров — добровольно отказался от участия в третьем туре.
— Это не так. Его игра вызвала большое уважение и интерес, но по итогам голосования жюри в состав финалистов он не прошел. А дальше уже начинаются легенды...
— Если Конкурс имени Рихтера повторится, то через сколько лет?
— На обсуждении жюри поднимался этот вопрос: общее мнение, что оптимальный цикл — раз в три года.
— А будет ли изменяться регламент?
— Не могу сказать, так как не знаю, буду ли я вновь приглашен в состав жюри. Но мое личное мнение, что все новшества конкурса — свободные программы, отсутствие председателя жюри — оказались очень плодотворными. Приведу маленькую, но показательную деталь. Жюри вело себя как публика. Мы открыто аплодировали, когда игра нравилась, не строили из себя жрецов, знающих священную правду. Мы все были соучастниками этого музыкального праздника.
Евгения Кривицкая
