В рамках торжеств по случаю открытия Новой сцены Мариинского театра состоялись два вечера балета Мариинского театра.
Вернее, в первый вечер 3 мая — были даны «Драгоценности» Джорджа Баланчина с участием Ульяны Лопаткиной, а на следующий день были представлены два одноактных балета — баланчинская же «Симфония до мажор» на музыку Ж. Бизе и «Болеро» Равеля, в котором в сопровождении артистов труппы «Бежар балет Лозанна» и артистов балета Мариинки выступила Диана Вишнёва.
При всём уважении к пластической универсальности отечественной хореографической школы замечу, что исполнение нашими артистами произведений Баланчина всегда казалось мне некоторым факультативным упражнением.
Эстетика такого эпохального явления в истории хореографии, как Баланчин, основана на своеобразной интеллектуальности форм,
на их архитектурной самодостаточности, не допускающей ни малейшего волюнтаризма в обрамлении несущих конструкций: любое отступление от строго заданного рисунка ведёт к разрушению всего хореографического сооружения.
В отличие от московской школы, петербургская всегда отличалась большей корректностью в соблюдении аутентичной графики танца.
Но вот именно в «Драгоценностях» эта ожидаемая классическая строгость почему-то не отошла на второй план. Если в «Изумрудах» разрозненность ансамблей хоть и удивила, но не покоробила, то в «Бриллиантах» эта «россыпь» уже серьёзно мешала, особенно на фоне отточенной завершенности линий Ульяны Лопаткиной.
И только «Рубины», построенные на ироничной стилизации, были исполнены превосходно.
Но после этого вечера я, уже исполненный законного скепсиса, был снова поражен на следующий день исполнением «Симфонии до мажор»: это был совершенно иной уровень!
Стилистическая чёткость, исполнительский блеск многочисленных ансамблей этого балета показались мне невероятными. И лишь выступление артистов балета Бежара из Лозанны вернуло меня с небес на землю. Удивительно, что даже блестящее выступление Дианы Вишнёвой как-то ретушировалось впечатлением, оставленным труппой Бежара.
С одной стороны, Бежар — это животный культ кодифицированной пластики. С другой, —
так, как танцуют артисты у Бежара, наши артисты при всей нашей открытой эмоциональности и национальной чувственности танцевать не смогут никогда.
И дело тут не в спортивной синхронности, скульптурной выверенности и чистоте каждого жеста самих по себе, а в уникальной культуре коллективного сотворчества, которое невозможно без исключительной дисциплины всех участников процесса. Это особенность культуры. Это особенность менталитета.
Это ответ на то, почему лучшие солисты-музыканты воспитываются русской школой, а лучшие оркестры появляются и живут за рубежом.
Мы — индивидуалисты. Для нас «соборность», «сотрудничество», коллективизм — культы, абсолютно дискредитированные и едва ли не табуированные. И наш театрально-музыкальный стиль, в котором слаженность — редчайшее чудо, — лишнее тому подтверждение.
Фотографии с сайта Мариинского театра
