Премьера «Риголетто» в Мариинском театре
Признаюсь честно: новая постановка «Риголетто» в Мариинском театре мне не понравилась. Спектакль концептуально невнятен, за живое не задевает и если провоцирует, то не на активную полемику, а на некоторые ироничные вопросы. Справедливости ради должна сразу отметить: в спектакле нет общепринятых сегодня «театральных вульгаризмов». Никто не раздевается догола, никаких кроватей посреди сцены. Все очень целомудренно и, казалось бы, подчеркнуто театрально.
Работали над спектаклем итальянские профессионалы, которым, в частности художнику-постановщику Тициано Санти, не откажешь в знании истории живописи и специфики театральных законов (судя по досье, он учился, совершенствовался и работал в солидных театрах Италии, включая Ла Скала). Замысел декоративного оформления «Риголетто» не лишен некоей эстетической изощренности. В первой картине внимание приковывает огромное полотнище, свисающее подчеркнуто небрежно, расписанное нарочито утрированными мотивами вакханалии в духе фламандского барокко. Этот символ царящего порока выполняет одновременно и функцию ширмы, возле которой разыгрывается сцена соблазнения (пантомима a la commedia dell’arte). Кстати, это единственный штрих, увязывающий действие с первой строчкой краткого содержания оперы: «Бал во дворце герцога Мантуанского». В финале картины живописный символ съеживается, как шагреневая кожа, и взмывает вверх, предоставляя отныне тьме безраздельно завладеть сценическим пространством.
Доминирующий цвет в оформлении спектакля — черный. Только костюм шута, платок Джильды и детали облачения Спарафучиле выделяются яркими кровавыми пятнами. Вообще, одежды персонажей, сочетающие в себе элементы придворных нарядов и рыцарских доспехов (художник по костюмам — Джованна Аванци), делают их похожими на шахматные фигуры. Это впечатление усиливается еще и оттого, что по замыслу режиссера (Вальтер Ле Моли) движения актеров предельно ритуализированы — явный шаг в сторону от «театра переживания». Спросите, что же в этом плохого? Да ничего! Только любая идея требует последовательного воплощения. Если уж заковываете героев в латы, если делаете ставку на «концерт в костюмах», то к чему этот реализм в последнем действии — гром и молнии, прямо по Станиславскому, «трогательная» сцена герцога и Маддалены?.. Если хотите вызвать сочувствие к Риголетто, противопоставив психологическую раскрепощенность его образа бездушному окружению, то почему так формально решены дуэтные эпизоды с Джильдой? Подобных вопросов возникает множество.
Еще два слова о декорациях. На уровне замысла, повторяю, они вызывают интерес. Великолепна дверь в покоях герцога, опять же, подобно роскошной раме, ограничивающая пространство действия; неплохо смотрится предместье, где Риголетто укрывает свою дочь: на заднем плане высвечивается стена дома, две двери, пять стульев, — еще один признак фламандско-голландских влияний. Но, во-первых (с подобным казусом уже приходилось сталкиваться), опубликованные в буклете копии макета выглядят намного эффектнее собственно сценической версии. Во-вторых, они кажутся самодовлеющими, какими-то безучастными. И наконец, под стать режиссуре, удобными для фотографов, но стилистически невыверенными: в последнем действии вдруг появляется какая-то модернистская конструкция, напоминающая строительный вагончик — жилище Спарафучиле.
Надо сказать, что и в музыкальном отношении спектакль недотягивает до уровня события. Звучание оркестра (дирижер — Джанандреа Нозеда) можно назвать пристойным, но не более. Это всего лишь профессиональный аккомпанемент, не претендующий на выявление драматургических контрапунктов.
Среди певцов наиболее убедителен Николай Путилин (Риголетто). Хотя в предложенном контексте его экспрессивная, на грани гротеска, манера порой кажется переигрыванием. Валерию Алексееву, напротив, чуть-чуть недостает характерности, но вокально его трудно в чем-либо упрекнуть.
Евгений Акимов (Герцог) вполне справляется с труднейшей партией, но ему, пожалуй, в большей степени, чем другим солистам, не хватает режиссерской поддержки.
Обе Джильды — Анастасия Беляева и Жанна Домбровская — в принципе заслуживают высокой оценки. Особенно приятно, что они совсем не похожи друг на друга. Серебристый, несколько отстраненный тембр Беляевой и более полнокровное сопрано Домбровской в равной степени подходят для создания образа идеальной героини.
Из исполнителей второстепенных партий хочу выделить Анну Кикнадзе. Роль Маддалены хоть и невелика, но безумно трудна (чего стоит хотя бы возбужденная скороговорка в ужасно неудобной тесситуре!), но в исполнении молодой талантливой певицы этот маленький эпизод стал одним из рассеянных в спектакле, но, к сожалению, не увязанных в единое целое, привлекательных моментов.
Наталия Тамбовская
Фото: mariinsky.ru
