На юбилейной «Маске» прошлого года произошло непредвиденное — Мариинский театр проигнорировал конкурсную программу. В нынешнее состязание Мариинка вернулась двумя разнохарактерными программами: «Приношение Баланчину» (три одноактных балета: «Четыре темперамента» на музыку Хиндемита, «Вальс» на музыку Равеля, «Фортепианный концерт № 2» Чайковского — «Ballet Imperial») и «Форсайт в Мариинском» («Stepteхt» на музыку Баха, «Головокружительное упоение точностью» на музыку Шуберта и «Там, где висят золотые вишни» на музыку Виллемса).
Большой театр заявил балет «Ромео и Джульетта», поставленный британским режиссером Декланом Доннелланом и балетмейстером Раду Поклитару, и одноактную «Магриттоманию» Юрия Красавина в хореографии Юрия Посохова. Эстетический спор двух главных театров страны, рожденный историей и судьбой, звонко оттенил третий голос: Пермский театр оперы и балета показал «Серенаду» Баланчина на музыку Серенады для струнного оркестра Чайковского. Итак, в борьбу включились две программы неоклассики Баланчина, причудливые интеллектуальные построения руководителя Франкфуртского балета Форсайта и два оригинальных современных спектакля Большого театра.
Открыли марафон пермяки — свою «Серенаду» они исполнили еще в феврале в рамках фестиваля «Крещендо». Баланчин для Перми автор не новый. В прошлом году наследники петербургской школы блеснули американским бессюжетным стилем в «Ballet Imperial», невероятно сложном по технике и темпам, и заслуженно увезли «Золотую Маску». Пермяки совершили невероятный, труднообъяснимый прорыв, подчинив себе неоклассику и заставив Барта Кука, одного из самых строгих ревнителей баланчинского наследия, сказать, что пермская труппа словно специально создана для балетов Баланчина. В неразгаданной «Серенаде», первом балете американского периода, пермяки почувствовали тоску русского художника по оставленной родине. Словно кружево редкой ручной выделки кордебалет то сплетается в хороводы, то рассыпается точными лучами жемчужных нитей, то пронзительно застывает в невесомо-прозрачных изысканных позах, увенчанных округлыми веточками рук. За внешней сдержанностью — дремлющая страсть тоскующих ундин, за скоростью и синхронностью — чистое дыхание ансамбля. Артистам, похоже, известны секреты баланчинской поэтики. Один из них — преддыхание, движение, которое неизменно начинается чуть с затакта, на долю мгновения опережая быструю музыкальную мысль. Эта явная черта стиля Баланчина подчиняется только избранным. Трагическая балерина Елена Кулагина, танцовщица утонченных полутонов, свободного дыхания, акварельных поз — пришелица из романтического балета — была одной из самых ярких и достойных претенденток на обладание национальной премией.
Следующим спектаклем — кандидатом на «Маску» стал балет «Ромео и Джульетта» Доннеллана — Поклитару. За пролетевший год он набирал силу. Артисты танцуют истово, современно, иронично, словно никогда и не знали острых кончиков пуантов. Диалог с традицией проводят жестко. Юные герои здесь, сейчас, у нас на глазах азартно постигают такие вневременные понятия, как насилие, жертвенность, трагедия, братоубийственная война. Пронзительный зов любви на фоне механического ансамбля заставляет содрогнуться от бессилия человека с его верой против слепой толпы. Метафоры перестали быть сухой схемой, ставка Большого не на переносы чужих шедевров, а на производство оригинальных спектаклей в мифе о веронских влюбленных полностью оправдала себя. Мария Александрова — балерина вдумчивая, гордая, темпераментная — в дуэте с поразительно органичным, отважным и импульсивным 20-летним Денисом Савиным сумели убедительно и победно станцевать и воплотить судьбы героев, проведя их по быстрому течению спектакля от беспечной резвости к трагически неизбежной смерти.
Русский американец Юрий Посохов, в недавнем прошлом солист Большого театра, поставил «Магриттоманию» по картинам сюрреалиста Рене Магритта в театре Сан-Франциско. На московской премьере казалось, что хрестоматийно-примитивная хореография обрастет образностью, патетика напитается жизнью. Этого не случилось: банальные па, традиционные прыжки и связки, позаимствованные из классического экзерсиса добротного театра, стали еще больше бросаться в глаза. Не будь стильного дуэта Екатерины Шипулиной и Дмитрия Белоголовцева (не номинанты «Золотой Маски»), смотреть балет во второй раз стало бы испытанием на выдержку и понимание. В данном случае выбор номинанта остается на воле вкуса и пристрастий экспертного совета, особенно если принять во внимание, что речь идет о гордом соответствии марке Большого театра.
Три петербургских вечера подряд обернулись продолжением Мариинского фестиваля. Сама ситуация словно заглаживала прошлогодний конфуз. Новые опусы Баланчина появились в репертуаре Маринки к 100-летию со дня рождения великого соотечественника.
Нельзя не сознавать, что к Мариинке в отношении Баланчина — счет особый. Все три балета разных периодов творчества мистера Би были представлены на разных уровнях. Пластическое познание Нового Света в «Четырех темпераментах» с их отказом от всяких театральных сценических примет: ни пачек, ни туник, ни индивидуальных красок внутри каждой группы, только — трико, купальники и графические рисунки движений — прошло успешно, убедило своей бесстрастностью.
Добрая старушка Европа вдохновила хореографа на романтический «Вальс». Тему смерти в баланчинском опусе подчеркивали зеркала и люстры, затененные черным тюлем (в нынешней редакции отсутствуют). О бездонном, но уходящем богатстве чувств, истинных и театральных, страдали мелодии поющих рук в длинных перчатках, слагая грустный бал эпохи, приближающейся к своему вынужденному финалу. Петербург, который покинул и по имперской гармонии которого так тосковал Баланчин, оживал в «Фортепианном концерте № 2». Исполнение всей баланчинской программы имело общий знаменатель: не легкость и свобода (они остались у пермяков), а филигранное мастерство, не тревожные предощущения, а стильные переплетения кордебалетных линий, виртуозный танец, уверенный в своей власти, были возведены в художественный принцип. Тончайшие нюансы чувств, от трепетной неуверенности до победного блеска, которые передавали солисты Мариинки разных поколений, спасали ансамбль от полной творческой самодостаточности. В «Вальсе» от самой титулованной номинантки Ульяны Лопаткиной (она же была единственной претенденткой от «Приношения Баланчину») ждали откровения, а получили то, что было видано ранее: божественную красоту, каллиграфическую чистоту, безукоризненную величавость. Это — здорово, если бы не появилась излишняя демонстрация никем не оспариваемой царственной стати и избранности. Танец Лопаткиной не способен разочаровать, но «Вальс», к сожалению, не добавил ему нового сияния.
«Дом Петипа» завершил фестиваль классикой балетного авангарда. С отчаянной безоглядностью камикадзе артисты бросались в головоломные кроссворды форсайтовых схем, сметая (или бросая вызов?) каноны «цитадели академизма». «Steptext» ломал все устои: дробилась Чакона Баха, включался-выключался свет, артисты яростным приступом покоряли невероятные движения и вдруг уходили со сцены. Наталия Сологуб, самая современная танцовщица сегодняшней Мариинки, не просто выдерживает яростные скорости, но успевает бесстрашно укротить смертельные трюки с легкостью балерины, которая родилась и выросла в системе координат форсайтовой эстетики.
В шок не меньшей силы бросало «Головокружительное упоение точностью» — от классических парафраз летел сумасшедший поток искр, словно видеокассету запустили в режиме скоростной перемотки. И тут, вслед за Сологуб, номинированный Леонид Сарафанов — образцовый классический танцовщик — энергично покорял парадоксальные пластические трюки.
Столь же умопомрачительно виртуозным оказался третий балет-номинант — «Там, где висят золотые вишни». Изощренный рисунок пластических абстракций, омут конвульсий, калейдоскоп смятения артисты передавали столь отчаянно, словно хорошие манеры принцев, лебедей и сильфид им никогда не были ведомы. Андрей Меркурьев, как и остальные девять солистов, проговаривал яростные па темпераментно и, как немногие, безошибочно.
Еще полтора года назад мариинские артисты примеряли на себя наряды от Форсайта, не скрывавшие привычных эмоций, а сегодня — танцуют едва ли не лучше, чем те, для кого эти балеты создавались. За сезон Мариинка в ускоренном темпе повторила исторический путь освобождения балета из сладкого классического плена: от неоклассики — к авангарду, от гармонии — к экстриму, от Баланчина — к Форсайту.
Адреналин форсайтовских построений снял все возможные вопросы о лидерстве. Своим потоком смел всех конкурентов. Героям «Форсайта в Мариинском» достались и исполнительские «Маски», что, впрочем, совсем не безусловно. Просто из семи достойных номинантов только двое вытащили счастливые билеты.
Если «Маска» будет продолжать жить (а ей — подтверждает время — уже давно надо что-то в жизни поменять), то, быть может, стоит задуматься о критериях оценок. Как сравнивать роль в двухактном спектакле с партией в двадцатиминутной миниатюре; с каких позиций подходить к солистам из провинции; можно ли определять на одни весы новые спектакли с восстановлениями старых балетов?
Если не поставить и не решить этих вопросов сегодня, то премия скоро и неизбежно себя изживет, окончательно свернув на рельсы шоу-бизнеса, которому национальный театр — не чета. Впрочем, главное в индустрии «Золотой Маски» — это отнюдь не церемониал награждений, а показ спектаклей, заместивший собой канувшие в Лету гастроли.
Елена Федоренко
