Наталья Петровна Кончаловская: пример жизни

Наталья Петровна Кончаловская

Она всегда оставалась самой собой. Женщиной-легендой, слишком много значившей для нашей культуры. И, несмотря на славу всех своих близких, сумела занять в пантеоне самых достойных людей России свое, только ей принадлежащее место.

Дело не только в том, что во многом благодаря ей мы сумели прикоснуться к культуре Франции и, к примеру, узнали творчество великого провансальского поэта Мистраля. И не только потому, что миллионы людей представили историю Москвы по книге «Наша древняя столица», а творчество Сурикова — по «Дару бесценному». Дело еще и в примере жизни — достойной и красивой.

Дед Натальи Петровны, сибирский казак, чьи картины стали символом истории России и дают для понимания нашего прошлого порою больше, чем многотомные издания исследователей, любил повторять: «Я не знаю такого слова — теплый. Либо бывает горячо, либо холодно».

Человеком таких же страстей была и Наталья Петровна Кончаловская.

Она вышла замуж и уехала в Америку, сообщив отцу об этом лишь по телефону. В Америке, которая, к слову, подарила ей встречу с Коненковым, надолго не осталась и вернулась в свою страну, которую любила больше всего на свете. Она отвергла любовь «второго Есенина» — Павла Васильева, поэта-хулигана фантастического дарования, потому что никогда не прощала ненадежности и хамства в людях. А встретив Сергея Михалкова, приняла решение, что им надо быть вместе.

Наталья Петровна очень любила жизнь, умея видеть красоту во всем, в каждом утре нового дня. И этому, конечно, ее научил отец, Петр Петрович Кончаловский.

«Я помню, как долго искал мой отец композиционного решения каждого натюрморта. Иногда он по два дня «устраивал» его, переставляя предметы, что-то убирал, добавлял другие или вдруг посредине работы начинал искать по дому подходящую салфетку или полотенце, а иной раз, присев на корточки перед корзиной с овощами, выбирал какой-то подходящий огурец или луковицу... И заметьте, это не был натюрморт «вообще», это была наша, русская жизнь. Потому что даже при наличии обычных предметов существовавших испокон веку, это всегда было написано «сегодня».

В этой цитате из книги Натальи Петровны Кончаловской «Волшебство и трудолюбие», недавно увидевшей свет в издательстве «Молодая гвардия», если вспомнить слова боготворимого в ее семье Пушкина, как в «магическом кристалле», отражено очень много из того, что составляло фундаментальную основу ее жизни.

Главное — конечно, очень продуманное и крайне ответственное отношение ко всему, что делаешь, тем более к главному — труду. Это невероятная любовь к окружающему миру. Такая, которую ее отец выплескивал на свои полотна. Картины, представлявшие фантастическое сочетание яростного раблезианского восхищения плодами природы и какой-то очень точно пойманной, уравновешивающей все гармонии.

То же можно сказать и о новой книге Н.Кончаловской. Продуманной, строгой, написанной столь непопулярной ныне ясной, классической, прозрачной русской прозой. Книге очерков представительницы подлинного поколения русских европейцев, тех, кто всегда служил своей стране, но очень много сделал для того, чтобы Россия узнала Европу.

В книге огромное место занимает Франция, Париж, загадочный Прованс, вечный бунтарь Брассанс и неповторимая Эдит Пиаф. Воспитанная на русской классике, Кончаловская вводит наших читателей в невероятную вселенную Анри Майоля — скульптора, который долгие годы не вызывал у советских искусствоведов никаких эпитетов, кроме разве что «буржуазного и упаднического формалиста». Потому что для нее всегда главным был талант и волшебство труда.

Н. Кончаловская. «Волшебство и трудолюбие». М.: «Молодая гвардия», 2004.

Виктор Леонидов

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама