Великий артист, кумир миллионов — многие ли могут быть названы в числе подобных? Но при одном лишь упоминании имени Донатаса Баниониса на ум приходят именно такие характеристики, к которым можно добавить еще дюжину эпитетов в превосходной степени. Сегодня он наш гость.
— Донатас Юозасович, в свое время ваш отец пытался найти счастье в далекой Бразилии. Вы когда-нибудь хотели покинуть Литву?
— Никогда. Хотя не могу сказать, что я необыкновенный патриот и мне очень важно само понятие «родина». Может быть, если бы я не бывал так часто за границей, то и думал бы, что там рай. Я исколесил планету вдоль и поперек. В одной Америке побывал 7 раз.
А мой отец был человеком довольно-таки авантюристического склада. В 15 лет из литовской глубинки поехал в Варшаву учиться на портного. В Первую мировую войну был ранен, попал в Смоленск в больницу, там вступил в коммунистическую партию. Он всегда был человеком увлекающимся. А в 1929 году поехал искать счастье в Бразилию. Договорился с мамой, что потом заберет нас к себе. Однако там окончательно запутался в политике, его арестовали, и, отсидев полгода в бразильской тюрьме, он вернулся в Литву.
— Сегодня Россия и Литва — самостоятельные государства, и вы наверняка можете сравнить, как живется людям в этих странах.
— У нас и раньше жизнь отличалась, но теперь я в России жить бы вообще не смог. Она уже безнадежно отстала даже от Литвы в плане цивилизованности. Здесь нет закона и порядка: правила уличного движения не соблюдают, собаки бегают непривязанные, без намордников, улицы грязные... жить для меня здесь стало бы шагом назад.
— Как вы относитесь к обсуждению вопроса об ограничении прав русскоязычного населения в Литве?
— Я категорически не вижу в этом никакой проблемы. Правда, из Литвы уехало много русских. К примеру, в Паневежисе русских сейчас совсем нет. Когда ликвидировали военные объекты, все практически покинули город. Но они и были все приезжими...
— Но их дети родились уже в Литве...
— Они тоже уехали. Хотя в Вильнюсе все еще живет много русских. Что же касается отказа некоторых изучать язык — это неправильно. Я же говорю по-русски. Если человек не хочет учить язык, значит, это его проблема.
— Уровень жизни в Литве высок?
— Мне трудно судить об этом. Я получаю очень хорошую пенсию. А вот не видеть большого числа бедных в стране, конечно же, не могу. Пенсионеры получают слишком мало, чтобы хорошо жить.
Но в политических играх я принципиально не участвую. Порой слушаю одну и другую сторону и вижу, что и те и другие — политиканы. Если вы думаете, что они защищают какую-то часть населения Литвы, то глубоко заблуждаетесь. На самом деле они себя защищают и хотят продвинуться наверх. Все они популисты. Меня не убеждает ни одна, ни другая сторона. А что касается проблем русских, то не знаю, кто это говорит. Наверное, тот, кто хочет большего, чем русским принадлежит в Литве.
— Страны Балтии сейчас очень тесно контактируют. В этих процессах завязан и Петербург. Как вы относитесь к взаимовлиянию наших культур?
— Недавно у нас появился «Фонд русско-литовской дружбы», а я его председатель и очень рад серьезному возобновлению культурных контактов. В юбилейных мероприятиях, посвященных 300-летию Петербурга, наш фонд принял участие выставками, спектаклями...
— А кино сейчас в Литве снимается?
— Наша киностудия больше простаивает. Причина — отсутствие денег. Когда Советский Союз давал деньги из центра, а фильмы шли по всему Союзу и в соцстранах — это было финансово выгодно. Сейчас вложенные в картину деньги уже не вернутся. Представьте, какой нужен прокат литовской картине, чтобы вернуть миллион долларов?
— Ваш сын — режиссер. Он не хочет снять фильм с вашим участием?
— Деньги дайте, и он снимет. А так что говорить. Сын работает на телевидении, у него там своя передача. В Паневежском театре поставил для меня спектакли...
— Извечная проблема русского актера: когда нет работы, он начинает пить. У литовского актера может быть такая проблема?
— Я знаю, что, бывает, пьют и те, кто очень много работает. Это могут быть очень талантливые люди. Что же касается отсутствия работы... Вот я не работаю и не пью. Это ведь от человека зависит. А среди литовских актеров я что-то не могу найти примера, когда бы человек пил из-за отсутствия ролей.
— Многие ваши роли озвучил Александр Демьяненко. Вам нравится, как он это делал?
— Очень. Теперь никто это лучше не делает. Когда я увидел первый озвученный им фильм «Никто не хотел умирать», мне показалось, что он даже улучшил мою роль. Но вот у него как раз была проблема выпивки. Помню, один из фильмов он так и не смог озвучить, потому что в это время, мягко говоря, был не в форме.
— «Никто не хотел умирать» — фильм, в котором вас впервые увидела многомиллионная аудитория. Что для вас эта картина?
— Жалакявичюс снял удивительное кино. Оно и сегодня очень современно. Нашу картину какое-то время не выпускали на экран. Тогда существовало мнение, что противодействия Советской власти в Литве не было. И вдруг фильм рассказывает о сильном сопротивлении, которое принесло серьезные жертвы. Мой герой, как и все другие, не хотел умирать. Все правильно, важно ведь не по какую сторону баррикады ты находишься, главное, что все люди хотят жить и имеют право на это. Будрайтис, Адомайтис, Артмане — все мы были молоды и полны сил. Фильм принес нам известность, вышел за пределы Литовской киностудии.
А вот следующей моей работой стал эпизод в фильме Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля». Боже, как я радовался его приглашению! Хоть и ролюшка-то маленькая (священник, покупающий краденую «Волгу»), зато в партнерстве с Иннокентием Смоктуновским. Я тогда думал, будут смотреть кино и скажут: «А кто это там рядом со Смоктуновским?»
— Сколько ролей в театре и кино вы сыграли?
— Если честно, то я их никогда не считал. Правда, к моему юбилею нашлись люди, которые их посчитали: в театре ролей перевалило за сто, а в кино их около 60.
— Какие свои фильмы вы любите?
— Я не люблю их, как, впрочем, не люблю грибов и собак. Я жену люблю.
— Хорошо. Тогда какие из них выделяете?
— Те, которые были трудными для меня или неожиданными, когда сомневался в успехе, а он пришел. Таким стал «Никто не хотел умирать» — это был мой третий фильм у Жалакявичюса. «Гойя», «Солярис», «Приключения принца Флоризеля»... В «Мертвом сезоне» поначалу меня снимали с роли, сказали, что я никакой не советский разведчик: некрасивый, невысокий, не выделяюсь из массы. Но потом восстановили. Меня отстояли Михаил Ромм и непосредственно прототип героя, который тоже был небольшого роста, лысый и совсем не был похож на Кадочникова.
— Но вот сейчас, когда все увидели бывшего разведчика Путина, наверное, сомнений нет, что все сделано в «Мертвом сезоне» верно?
— Я знаю, что он и выбрал профессию именно после просмотра «Мертвого сезона». Мне так говорили компетентные люди. Я был у него в Кремле, и мы перебросились несколькими словами об этом.
Когда Савва Кулиш пригласил меня на эту роль, то сказал, что прототип образа, который мне придется создать, — реальный человек. Но не показал его. И вот наступает день, когда мы снимаем знаменитую сцену обмена разведчиками... И я вновь спрашиваю Савву: «Говорят, что он сейчас придет?» — «Да вот он, рядом с тобой стоит!» — ответил Кулиш. Я обернулся и увидел маленького, неказистого человека. Я сказал: «Вы совсем не похожи на разведчика», а он рассмеялся и ответил: «Конечно, если бы я был похож, то грош мне цена». Кстати, этого человека мы нашим фильмом рассекретили, его фамилия стоит в титрах — как консультанта картины.
— В фильме много драк и трюковых сцен. Вы снимались в них без дублеров?
— (Смеется) Да, я всех там раскидал. Кто не верит, пусть подойдет ко мне и проверит...
— Вы дружите с российскими актерами?
— Нет, это нельзя назвать дружбой. Но переписываюсь с Эдуардом Марцевичем — он ставил у нас в театре «Дядю Ваню», с Женей Симоновой общаюсь, потому что ее муж Андрей Эшпай — друг моего сына. Но все это эпизодически. Но я обожаю и очень высоко ценю российских актеров.
— Роль Ниро Вульфа, в которой вы недавно снялись, для вас интересна?
— Нет.
— Почему?
— Нет драматургии, нет искусства.
— Почему же тогда вы снимались?
— Не все 65 фильмов, в которых я снялся, меня удовлетворили. Всего-то наберется пять-шесть. А с Татарским я работал на «Флоризеле», и ему доверяю.
— На ваш взгляд, сегодняшнее российское кино утратило свои позиции?
— Да, как и весь кинематограф. Посмотрите, кому сейчас дают «Оскар». Что, «Титаник» — это фильм?
— Но весь мир рыдал...
— Значит, вкус упал, это уже не Феллини, это уже не Жан Габен, не Джульетта Мазина, нет такого уровня кинематографа, и в России тоже.
Сейчас кинематограф — сплошное развлечение, у него нет сильного художественного влияния. Ведь в то время каждый год было несколько выдающихся работ. А сейчас что: «Страна глухих» — фальшивка, особенно меня потряс «Сибирский цирюльник» — это уже да! Достижение российского кинематографа... Что тут говорить! Для кого-то, наверное, это, как и «Титаник», — вершина, я не буду анализировать, но это не мое кино.
Тут мне недавно говорил один молодой человек: «Что там ваш Бах или Моцарт — сидишь, скучаешь. А у нас приходишь на стадион, а там десять тысяч наших ребят, на сцене играют и все десять тысяч кричат, и ты кричишь вместе с ними! Вот это искусство!» То же самое происходит с кино. Деньги диктуют все. А на стадионах и во дворцах спорта собирают эти деньги. Сейчас идет спад культурный. После Чехова, Ибсена, Станиславского спад и в драматургии. Ведь после Шекспира долго не было столь же яркого драматурга, после Софокла две с половиной тысячи лет не было ему равных. Но что поделаешь, так есть, так будет. Это закон развития искусства. Сейчас нет личностей в искусстве. Но они должны родиться.
— Вы находите общий язык со своими внуками?
— Мы редко бываем вместе, всем некогда. А мои фильмы внуки, похоже, не смотрят. Когда? Они ведь сидят у компьютера и играют в страшные игры. Это меня поражает. Я был всегда первым учеником. Не мог не учиться. Немецкий, польский, русский знаю хорошо. Если я в школе не первый — ужас. Первый раз получил четверку — плакал. У меня всегда только пятерки были. Но я не столько хотел быть первым, сколько хотел учиться. Вот и на рояле играю, а ведь никто не заставлял осваивать музыкальный инструмент. Уже работал в театре, пошел в частную школу и стал учиться. А потом даже сочинял музыку для спектаклей и играл в джазе, зарабатывал деньги на хлеб — это были голодные годы — конец сороковых. Будучи народным артистом СССР, поступил в консерваторию и получил высшее образование — красный диплом режиссера. Мой учитель Мильтинис ведь не давал никакого диплома. В то время я в театре был руководителем, и мне показалось, что плохо не иметь высшего образования.
— У вас есть семейные традиции?
— Главная традиция — собраться всей семьей на ужин перед Рождеством. Стараются приехать все. У нас четверо внуков — три девочки и один мальчик от двух сыновей. Правда, одного сына уже нет в живых... Ужин всегда должен быть вкусным, а потом гуляем по городу. Когда близкие приезжают погостить летом, мы ходим на рыбалку. Я ведь заядлый рыбак.
— А вы помните день своей свадьбы?
— Конечно, разве такое забывается. Шел 49-й год, а значит, стол не был богат на угощения. Все, чем угощали гостей, помогли собрать наши друзья. А дед Оны привез из деревни много пива.
— С женой вы прожили долгую жизнь. Не приходилась ревновать?
— Отвечу анекдотом: «Жена бьет мужа газетой, в которую завернула скалку. Соседи ее укоряют: «Что же ты делаешь?..» А она в ответ: «Да я ж только газеткой шлепнула...» Признаюсь, у нас в доме вся посуда цела, значит, у жены приливов ревности не наблюдалось. Мне повезло с супругой. Я по характеру капризный и неуступчивый, а вот Она всегда умела сгладить все углы. Умение уступать — ее великолепное качество.
Помню, снимался у итальянцев, в перерыве сидели за столом, и зашел разговор, у кого какие семьи. Один говорит: у меня четвертая жена, другой — а у меня пять жен было. Чувствую, приближается моя очередь откровенничать. И с ужасом думаю, что же сказать... Потом решил: скажу правду — единственная. А они в ответ: у нас тоже единственные, но какая же по счету. Отвечаю: первая. Те обалдели, смотрят на меня с недоумением. Вот такой у меня был «позор на международном уровне».
— Какие дни вы можете назвать счастливыми?
— Таких дней в моей жизни было немало. Вот, к примеру, помню, как дрожал и боялся, что меня не переведут во второй класс. И хоть учился хорошо, все равно было страшно. А когда перевели, был по-настоящему счастлив. А когда мне сказали, что я могу начать работать в театре Паневежиса, счастью тоже не было конца. Я ведь всю жизнь мечтал быть артистом, а тут вдруг предложили поступить в лучший в республике театр... Таких примеров множество. Наверное, я вообще счастливый человек.
— С 1941 года вы не покидаете маленький городок Паневежис. Вам нравится этот тихий уголок?
— Давайте представим, как чувствовал себя Робинзон, когда очутился на необитаемом острове? Он ведь устроился там и жил. Вот и мы как Робинзоны, нас выбросила судьба на этот маленький островок. Мой учитель Мильтинис жил в Лондоне, Париже, но судьба привела его в Паневежис, и он начал там создавать произведения искусства, и родился потрясающий театр. Вся жизнь — это цепь случайностей. А мы — лишь ее звенья.
Беседу вела Ольга Журавлева
