Не успела дискуссия о реформе детских музыкальных школ сбавить обороты, как неожиданно одним-единственным вбросом общественное мнение развернулось на 180 градусов. Студент лучшего музыкального вуза, лауреат конкурсов, подрабатывая репетитором по фортепиано, применял к 8-летней ученице давление и насилие, история случайно получила огласку.
Комментарии в соцсетях мгновенно запестрили историями в стиле «Me Too», у всех нашлось, что вспомнить – факты жестокого обращения преподавателя, если не из «музыкалки», так из училища и вуза, не про себя, так про того парня… Всё это заставило вернуться к мысли, что дискуссия о ДМШ не закончена, и пока была рассмотрена только одна сторона вопроса, а их в совокупности даже не две, а гораздо больше.
Оговорюсь сразу, что моя личная позиция – категорически против реформы ДМШ в предлагаемом виде, но и против аргументации противников реформы есть не меньшие возражения.
Как видим, в советском музыкальном образовании и в «частном секторе», над ним надстроившимся, было и есть множество перекосов.
Самый шаткий аргумент, выдвигающийся противниками реформы едва ли не первым, такой: раньше именно ДМШ готовили «квалифицированных слушателей» для концертов классической музыки, и теперь мы это утратим. Комментарии к видео про злого студента подтверждают обратное: получив по рукам на уроке, многие приобретали стойкое отвращение к инструменту, к музыке, к жизни.
Слушатель вообще-то воспитывается не в музыкальной школе, там обучается исполнитель, а слушатель растет дома. Если дома звучит классическая музыка – это одно, если же в моменты радости звучит Стас Михайлов, а классику, стиснув зубы, терпят, пока ребенок заучивает урок – результат предсказуем.
В СССР массового слушателя воспитывал радиоприемник, транслировавший именно классику в хорошем исполнении.
А теперь мы утрачиваем этого слушателя именно потому, что никто ее в массовом потоке транслировать не будет, в тренде более мощные раздражители. Спокойный слушатель – не нужен, нужен нервный, раздёрганный и, тем самым, ослабленный и более внушаемый. В музыкальных семьях, конечно, будет иначе, но это не массовый слушатель и зритель, это штучные факты-исключения.
И вот тут-то напрашивается одно наблюдение, не особенно очевидное и сторонниками реформы практически не применяемое. Мы помним пирамиду Маслоу, в которой по мере насыщения низших потребностей доходит дело и до самореализации в творчестве. В собственном(!), заметьте, творчестве.
Особенно это видно по нашей интеллигенции, не сильно склонной пользоваться какими-то сервисами за деньги, но жаждущей «попробовать сам» – у нас не идут к психологу на прием, а идут учиться на психолога, не выбирают себе стилиста, а идут на курсы стилистов (лучше, с выдачей сертификата с правом преподавания) и т.д. И не только у нас. Пресловутые немцы, которые ходят в театр и на концерт с нотами, чтобы следить за партитурой – это как раз оттуда, начинается с самоактуализации в хобби, с любительских занятий музыкой, но основа всегда классическая, человек втягивается, начинает разбираться и становится тем самым квалифицированным ценителем.
Но становится ли он хорошим исполнителем? Нет!
Много ли звезд — выходцев из этих вот «экономически развитых стран», тем более, если считать «в расчете на одного обучающегося»? Да совсем немного, из постсоветской системы несравнимо больше.
И не потому, что мы тут все такие гениальные.
Небольшое лирическое отступление. Применительно к участникам всяких отборов, кастингов и конкурсов у нас любят применять слово «талант». Это суждение, как правило, чисто оценочное, отражающее некую немотивированную симпатию и восхищение по отношению к кому-то понравившемуся. Субъективно высокую оценку, которую сложно объяснить какими-то измеримыми параметрами, поэтому говорят «талант», как будто это все объясняет. Не просто способности выше среднего (которые, как известно, «без труда – ничто»), но и плюс что-то еще, нематериальное. Ну и естественно, одному оценивающему талантом кажется одно, другому – другое.
При этом есть виды деятельности, включая, собственно, классическое музыкальное искусство, где условием раскрытия способностей является многолетний кропотливый труд ученика и педагога, упражнения, выступления. И только потом можно будет попытаться сказать, есть там талант или нет, раньше это просто не на чем проверять. И даже тогда не понять, талант ли это на самом деле, или результат сверхнормального упорства, или педагогическое чудо, или результат совпадения ученика с учителем – тоже вопрос открытый.
В то же время, есть виды деятельности, включая опять же наше классическое музыкальное искусство, где заниматься надо начинать рано, и продолжать регулярно, иначе организм ребенка сформируется без необходимых физических качеств (гибкость рук, слух). Поэтому даже если этот самый мифический «талант» у ребенка мог быть, но его не учили должным образом вовремя, то ничего не получится.
Время на адекватное раскрытие способностей нужно всем разное, а в ДМШ оно стандартное одно на всех.
И отбирают, кого учить, а кого не учить, исходя из того, что уже есть в результатах на момент отбора!
И вот тут-то самое время вспомнить любимый аргумент апологетов реформы. Мол, советские ДМШ работали как спорт больших достижений (статистически маловероятных!), хотели выращивать только гениев и сверхстойких бойцов, для чего и ломали психику ученикам (как в вышеприведенном примере про репетитора-садиста). А с массовым сегментом – потенциальными любителями, занимающимися ради самого процесса, ДМШ работать не умели, а их больше и у них тоже деньги есть. Поэтому давайте, мол, отделим одно от другого, каждой части определим свой фронт работ сообразно количеству юзеров и свои способы финансирования.
Идея, вообще-то, сама по себе не лишенная здравого смысла. Но вот исполнение ее в тех же стенах теми же людьми представляется очень сомнительным, потому что если тебя в детстве били по рукам, но ты выжил и даже остался в музыке, а в чемпионы не выбился, и работаешь в музыкальной школе, то с чего бы тебе вдруг становиться клиентоориентированным и ученика облизывать?
Деньги – не аргумент, он просто не знает, что бывает как-то по-другому.
Деньги, репетиторства, блат, кумовство, поборы и доплаты в образовательной системе были всегда, и насилию не мешали абсолютно,
даже наоборот, готовых за это насилие еще и платить, в надежде на сверхрезультат, было предостаточно. И до тех пор, пока ДМШ и музыкальное образование, в целом, остается тем местом, куда на работу приходят толпы не сумевших стать чемпионами (а не изначально хотевших учить детей музыке!) – так и будет.
Кто хочет учить и целенаправленно учится именно учить, имеет возможность работать и в порядке самозанятости, зачем ему ДМШ? А у нас, особенно сейчас, в эру эгоизма и нарциссизма, таких немного, мало кто собирается быть хорошим педагогом, хорошим артистом оркестра, хорошим аккомпаниатором – все рвутся в лучшие солисты, на конкурсы...
И да, под «учить» я здесь имею в виду не методически верную последовательность того, когда что задавать ученику (когда «Василек-василек», когда какую гамму, для какого класса то или иное произведение), я больше про голову, про психологию, про диагностику индивидуального стиля обучаемости и раскрытие способностей ученика.
Есть, конечно, другая крайность, назовем ее, американская клиентоориентированная система обучения
(хотя именно ее никто у нас в результате реформы делать и не собирается, но тем не менее). На меня в свое время произвели впечатление откровения русской преподавательницы фортепиано, уехавшей поработать в США. Там свобода – никакой верной методической последовательности, никакого «Василька», гамм и программ!
Хочешь научиться играть на фортепиано песню Леди Гага – учи! Клиент всегда прав. Постановка рук? Не, не слышали, посмотрите на руки джазистов или клавишников культовых групп. Сколько ты готов заниматься в неделю, в месяц? Хорошо, пусть будет столько, клиент всегда прав. Зато он мотивирован, ведь всё выбрал сам, не устает и не бросает, если что-то пошло не так – можно передоговориться. И вот они два года учат с преподавателем эту Леди Гага, и что интересно, успешно выучивают, счастливый ученик играет ее на вечерах в общеобразовательной школе и домашних сабантуях, счастливый преподаватель подсчитывает заработанное.
Заметьте, здесь ведь есть и удовольствие от процесса, и результат, ощутимый сейчас, а не через 18 лет непрерывного обучения в системе российского музыкального образования. И там точно не получится, что цели индивидуального развития ученика принесут в жертву интересам школы или класса.
В советской ДМШ обучения, например, сольному пению не было вообще, был хор, под ровное звучание которого ученикам откровенно ломали голосовой аппарат. Сейчас сольные вокалисты дозволены сверх всякой меры, однако перечень конкурсов, в которых им рекомендуется участвовать и за которые педагогу и школе начисляются баллы – вполне четкий, требования там похожие, индивидуальному развитию и репертуарному разнообразию не способствующие, тот же конвейер.
Почему «клиентоориентированной» модели музыкального образования не может быть у нас.
Дело не только в «дедовщине», что у преподавательского кормила стоят только те, кого самих мучали, а того американского преподавателя-халтурщика учил такой же веселый халтурщик. Дело еще и в родителях и их достаточно нарциссических целях.
У нас никто не будет вкладывать ресурс в процесс (не только деньги – терпение и дружелюбная поддержка, пока ребенок 7 лет не попадает по нотам – тоже ресурс), нужен серьезный результат или иллюзия достижимости такого результата. Если родители – музыканты, то у них, по крайней мере, есть реальное представление о том, что конкурс Чайковского – это не завтра, а что можно считать результатом уже сегодня. Если же простые люди, то как только иллюзия достижимости чемпионства утрачена, и стало ясно, что растет не Ван Клиберн – всё будет закончено. Нет, они не обязательно скажут ребенку «Бросай», зачастую, наоборот, будут всячески давить, чтобы он ДМШ закончил, раз уж начал, но ресурсная поддержка прекратится, и ребенок это почувствует.
И еще нас сносит в подмену понятий: мы пытаемся (это не про нынешнюю реформу, это давно уже случилось) осовременить систему обучения, осовременив репертуар и манеру исполнения, а саму систему (в ее вышеописанных контрастах) при этом не трогать. ДМШ давно заполонили эстрадно-джазовые отделения, а детские конкурсы – эстрадные вокалисты-солисты. «Классическая основа», необходимость которой никем пока не оспаривалась, постепенно вымывается. Но песню Леди Гага можно выучить в любом возрасте, а вот осваивать основу потом может быть поздно.
Разрешает ли нынешняя реформа музыкальных школ все эти противоречия? Нет, конечно, а наоборот, окончательно загоняет остатки системы в пропасть.
В пропасть между «талантами», пригодными для больших достижений, и всеми прочими, кто, как нас пугали в детстве, «мало занимался», и максимум на что может рассчитывать – «до конца жизни работать преподавателем музыкальной школы».
Реформа, если упрощенно, означает, что клеймо неспособности будут выставлять, еще толком не начав учить, а дальше одних будут учить, а вторых, видимо, в качестве компенсации за клеймо, пообещают развлекать, но (по крайней мере, сейчас, пока основа кадрового состава – неудавшиеся олимпийцы), закономерным образом, не смогут. Общее качество обучения и исполнения на выходе от этого точно не улучшится, музыкальная культура общества – тем более.
А ещё есть общеобразовательные школы, но это уже совсем другая история.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
