«Царь Эдип» Стравинского и Триптих Пуччини в Мариинском театре
Постановка «Царя Эдипа» И. Стравинского позволила Мариинскому театру иметь в репертуаре своеобразный вечер памяти композитора (две другие части вечера составили балеты — «Петрушка» и «Жар-птица»). История знает знаменитые версии оперы-оратории Стравинского — например, Джулии Теймор, известной петербургской публике по спектаклю «Саломея» на мариинской сцене. Когда в афише появилось имя Джонатана Миллера как постановщика новой версии, хотелось верить, что известный английский режиссер, ниспровергатель традиций (достаточно вспомнить его «Риголетто» в Английской национальной опере начала 1980-х, где действие было перенесено в современность, а Риголетто служил барменом) сможет предложить нечто весьма необычное... Но увы...
Театральный минимализм нам давно знаком — сцена представляет собой грязно-голубого цвета огромный кабинет, с дверями, красными стульями по периметру и ржавым рельсом, поставленным вертикально по центру (рельс или что-то в этом роде, видимо, элемент деконструкции мира). Действующие лица — наши современники, как водится, в темных длинных пальто с шарфами (хор) или костюмах-тройках (солисты). Картинка в целом абсолютно среднестатистическая. Но это ничего, лишь бы из подобного повторения давно опробованных приемов возникал смысл. Не возникает.
Рассказчик (А. Емельянов) задушевно-доверительно повествует о событиях, которые на сцене не происходят (и не должны), но о которых нам поют, как-то натужно переживая, все участники спектакля. Эдип (Олег Балашов) в белом костюме противостоит натиску темной массы. Иокаста (Злата Булычова) тоже в светлом, как страдающая сторона, и тоже противостоит...
Все это подано плакатно-визуально и вместе с тем сценически совершенно монотонно. Шокировать, видимо, должен финал, когда появляется ослепленный Эдип, весь залитый кровью. Не шокирует. Более того, выглядит нелепо «безусловно» в условном мире спектакля. Звучал Стравинский, как приличествует Мариинскому театру, а любимцы публики Евгений Никитин (Вестник) и Михаил Петренко (Креонт) получили привычную уже долю бурных аплодисментов.
Неделю спустя прошла премьера вечера Д. Пуччини. Триптих — «Плащ», «Сестра Анджелика» и «Джанни Скикки» — никогда прежде на мариинской сцене не ставился. Постановку осуществила уже знакомая публике по «Cosi fan tutte» бригада — дирижер Джанандреа Нозеда, режиссер Вальтер Ле Молли, художник Тициано Санти. Все три одноактные оперы сценически объединены оформлением в коричнево-серых, мрачных тонах. В первом случае это что-то вроде причала с диагонально пересекающим сцену трапом, ведущим на баржу, ревнивый владелец которой убивает любовника своей жены. Во втором — стены монастыря, где проходят тягостные дни сестры Анжелики, не сумевшей пережить смерть сына. В третьем — темная комната усопшего богатого горожанина Буозо Донато с кроватью по центру, по обеим сторонам которой теснятся алчные родственники (их-то и надувает смекалистый Джанни Скикки, переписав завещание в свою пользу).
Если проследить жанровые изменения каждой части Триптиха — от кровавой мелодрамы через очищающую душу трагедию к светлой, жизнеутверждающей комедии, то логично ожидать и какой-либо сценической реакции на эти перемены. Но давящие, темные стены остаются неизменно давящими и темными. И наиболее уместными они оказываются в средней части, срабатывая в «Сестре Анжелике» и атмосферно, и образно. Здесь и само сценическое действие выстроено так, что героиня почти все время одна в огромном пустом пространстве, лишь эпизодически появляются с краткими репликами другие монахини, да грозной фигурой высится Княгиня (Ирина Богачева), почти неподвижно замершая в правом верхнем углу сцены. Анжелика Татьяны Бородиной ведет драматически насыщенный диалог с собой, она — постоянный центр внимания и до конца держит в напряжении зал. Добиться сопереживания публики удалось, пожалуй, только в этой, средней, части Триптиха.
Первая же часть («Плащ») полнилась сценической фальшью. Все коробило и корежило, а прежде всего имитация каких-то взаимоотношений, которые так и остались невнятными. Любовники не походили на любовников, а ревность мужа случилась как-то вдруг и злодейски театрально. Необъятных размеров плащ на Викторе Черноморцеве (Микеле) позволял сокрыть не только Юрия Марусина (Луиджи), но еще парочку убиенных. Героине Екатерины Поповой (Жоржетта) было явно неуютно в обществе обоих своих поклонников. А с другой стороны, также осталось неясным: что они в ней нашли? Светлым пятном остался в памяти лишь эпизод-воспоминание о былом счастье Жоржетты и Микеле, в котором обнаружилась толика искренних чувств. Но затем все вернулось в русло мелодраматической аффектации, которая у нынешнего зрителя способна вызвать лишь улыбку.
А вот «Джанни Скикки» мог бы спровоцировать и на смех, но опять остался на уровне улыбки. Уж очень хотелось участникам этого действа публику рассмешить. Но делали они это вполне штампованными приемами комикования — суетились, гримасничали, утрировали интонации и пластику. Более монолитно на фоне всеобщего мельтешения выглядел Александр Гергалов — Джанни Скикки, что пошло на пользу его герою. В этом читалось превосходство над остальными, в этом была своя выразительность. А главное, пел он партию Джанни хорошо, полновесно, умея разнообразить тембровые краски (по вокальной части удачны были также Ольга Трифонова — Лауретта и Евгений Акимов — Ринуччо).
В итоге весенние премьеры Мариинского театра трудно отнести к крупным событиям сезона. Но свое место в афише они займут и, судя по наличию двух-трех составов исполнителей (по крайней мере, Триптиха), будут подходящей школой для молодых исполнителей. Для ранга событий театр, видимо, приберегает премьеры «Демона», «Чародейки», переставленных двух первых частей «Кольца нибелунга», которые будут показаны в июне...
На фото: «Царь Эдип» в Мариинском театре
На правах рекламы:
Хотите научиться играть на гитаре? На сайте http://pereborom.ru вы найдете множество подробных разборов песен для исполнения на гитаре. Там же — уроки для начинающих гитаристов.
