Тайфун по имени «Фиалка Монмартра»
Случай из жизни: некая мамочка рассердилась на свое малолетнее чадо. И уж было открыла рот, чтобы отчитать его, как младенец изловчился и забросил туда изюминку. Разумеется, родительница рассмеялась, и инцидент был исчерпан. Нечто похожее произошло с автором этих строк на премьере «Фиалка Монмартра» в Московской оперетте.
«Зачем было перекраивать, дописывать, аранжировать его?!» — рвался из души вопрос при виде раздутого новыми персонажами и новой музыкой Кальмана. Как будто обещали возвращение к оригиналу — потому как то, что шло в этом театре с 30-х годов XX века, было яроновской адаптацией «Фиалки» к советским реалиям. Но от Ярона отошли, а Кальмана не нашли. Сюжет — по сути, новая пьеса, где героиней стала уже не «Фиалка»-Виолетта, а пышный гладиолус Мадлен. Первая совсем потерялась в темпе presto и в круговерти бесчисленных, куда более ярких персонажей (а с ней потерялась и трепетная лирическая линия оперетты). Мадлен же, напротив, расцвела как никогда.
Во-первых, потому, что в новой версии оказалась почти декабристкой. Легковесный роман актриски с комическим министром культуры закончится пронзительным лирическим объяснением, за которым последует его арест — ее готовность отправиться за ним хоть в тюрьму, хоть на каторгу. А во-вторых, Мадлен исполнила Лилия Амарфий, идеально походящая к этой роли. Но на переосмыслении персонажей авторы спектакля не остановились. Монмартр наводнили невесть откуда взявшиеся Американец, Факир, Шансонье, два Кавказца, которые чуть не каждые пять минут подавали свой голос (что, похоже, задумывалось как мини-отбивки к большим сценам).
Но что эти декоративные персонажи! Появился и конструктивный — Композитор, к слову, вкусно сыгранный Валерием Гончаренко. И знаковость этой фигуры переоценить сложно. Что именно его оперетте должна составить конкуренцию оперетта трех героев, это новшество — еще пустяки. Но безумец, непрестанно бегая по залу, исторгал еще и куплеты со словами «Оперетта — не котлета, оперетта — это бред, оперетту не убей!» Вот генеральный лейтмотив постановки, а вовсе не «Карамболина», которую по воле авторов здесь распевают и напевают все кому не лень. Добавим к сказанному с десяток прочих сюжетных сюрпризов, припомним, что еще для первой постановки в Москве был изъят барон Ротшильд, и — прощай, «Фиалка». К которой привыкли и которую, в сущности, не знаем. Потому что оригинальной партитуры у нас никогда не видели, а руководствовались так называемым дирекционом. Следовательно, имели право гулять сами по себе. Но загуляться так далеко!
В новом салате из сюжетных сюрпризов, эстрадных попевок, джазовых намеков и диксилендных ритмов Кальман стал едва виден. О вокале, который, как ни крути, не последний герой в оперетте, здесь умолчать придется вовсе. Поди докопайся до истины, когда поют под микрофон (во всяком случае, когда у одного из героев отказала аппаратура, обнаружилось, что он вовсе без голоса). Виртуальный вокал, виртуальный Кальман — да что ж за злодейство творится в Московской оперетте?
Но тут в рот полетела та самая изюминка. Если забыть о Кальмане, то на сцене обнаруживалось оригинальное творение, созданное «по мотивам». Оно было ловко скроено, что с точки зрения литературы, что с точки зрения музыки. Оно было ловко поставлено — изобретательно, динамично. Этот спектакль не только не отдавал мертвечиной, как, к примеру, его предшественница «Марица», — он был просто буйно жив. Определенно его сделала даровитая команда (сказать «талантливая» мешает хрестоматийное: «Краткость — сестра...»). Плохо, что впервые дорвавшуюся до оперетты компанию захлестнула собственная фантазия. Но хорошо, что фантазии были. И иные из них — яхонты-брильянты.
Такова идея вывести на сцену в музыкальных прологах инструментальное трио (скрипка, домра, аккордеон), «подыгрывавшее» оркестру в яме. Причем если перед первым отделением трио явилось в обносках, то перед вторым — камзолах. Получите готовую аналогию Виолеттиного пути. А что за прелесть пустить на лирическом объяснении характерного старика Буйара и комической старухи Арно пасторальку с овечками. Любопытна была идея превратить Монмартр в кабаре с одноименным названием и остроумна — приклеить героям фамилии, в результате чего явились композитор Марсель Эрве, художник Рауль Делакруа и сочинитель Анри Мюрже (помним, помним, перекличку с чьей «Богемой» находили в «Фиалке» со дня ее рождения). Нет, почистить этот бред от суеты, буйства, излишеств — и в опереточной коллекции московского форпоста жанра ярче спектакля не будет.
А что до Кальмана — то вопрос остается. Он не к либреттисту и режиссеру А.Горбаню, не к стихотворцу Р.Симонову, не к художникам Б.Валуеву и С.Синициной и даже не к автору музыкальной редакции и аранжировки А.Семенову. Он к первым лицам театра. Почему театр с упорством перелицовывает классическую оперетту? На собственном ответе — потому что она ему не по силам, останавливаться страшновато.
Лариса Долгачева
