Американский пианист и композитор Кенни Баррон, давно признанный во всем джазовом мире и ставший одним из самых востребованных джазменов с начала 90-х годов, впервые приехал в Россию со своим трио и дал единственный концерт в Светлановском зале ММДМ. 63-летний Баррон за свою долгую карьеру успел переиграть со многими крупнейшими музыкантами-мегазвездами, среди которых — Диззи Гиллеспи, Элла Фицджералд, Стэн Гетц, Фредди Хаббард, Юсеф Латиф...
Кенни Баррон не следует основному течению американского джаза буквально и не сторонится достижений авангарда. Он соблюдает умеренность во всем, по-видимому, для него главное — ощущение определенного баланса в найденном соотношении традиционного и нового, рационального и эмоционального. Такая творческая позиция слышна и в его многочисленных записях, и в выступлении на московском концерте. Никаких крайностей, никаких экстремальных проявлений фри-джаза, конечно, не было, только отдельные моменты свободы от эстетики современного мейнстрима, выражающиеся в эффектных сонорных соло. В блестящих виртуозных пассажах отдельные звуки сливались в красочные пятна, оттеняющие более привычную стилистику, замешенную на «остроугольном» тематизме Телониуса Монка, интеллектуальной лирике Билла Эванса и огненном темпераменте Маккоя Тайнера.
Интересно, что эти свойства, составляющие манеру игры Кенни Баррона, нашли продолжение у его партнеров по ансамблю — японского контрабасиста Киоши Китагавы и кубинского перкуссиониста Франсиско Мелы. Все, что связано с ratio, логикой и дисциплиной мышления, персонифицировалось в игре контрабасиста, а вся пламенность и спонтанность emotio — в игре перкуссиониста.
Мела предпочитает периодическим ритмам апериодические, живые, изменчивые и гибкие, неожиданные сбивки и игру поперек основного метра. Его темперамент как бы переплавляет стандартные ритмические структуры сопровождения в совершенно непредсказуемый наэлектризованный поток. Даже обыкновенное ритмическое ostinato звучит у Мелы не как постоянный повтор одного и того же, а как некая линия ритма, в чем-то подобная тянущемуся звуку. Не обошлось и без зажигательных карибских ритмов, а также оригинального кубинского инструмента из металлических бубенцов, который музыкант использовал не только по прямому назначению, в качестве перкуссии, но и в качестве экзотического ожерелья у себя на шее.
Говорят, Кенни Баррона нужно слушать соло, а не в ансамбле, однако нынешний состав привлекателен тем, что в нем, как под увеличительным стеклом, можно рассмотреть все составляющие стиля лидера. Впрочем, Баррон играл не только свои оригинальные вещи, он также импровизировал на темы Херби Хэнкока, Телониуса Монка, Фредди Хаббарда. Свою любимую мелодию баллады «Spring Can Really Hang You Up The Most» Ландесмана — Вольфа он исполнил соло деликатным и где-то интимным туше, в «Up Jumped Spring» Хаббарда его соло временами звучало в диапазоне трех — пяти piano! Так что у ценителей Баррона была возможность услышать и его одного.
Нельзя сказать, что на концерте был аншлаг, но публика принимала артистов с редким энтузиазмом, а под конец устроила овацию с массовым вставанием. Единственное, что мешало восприятию, — неотстроенность микрофонов, из-за чего рояль был слышен как сквозь вату даже в партере и к тому же в одном из сольных номеров навязчиво резонировал с ударной установкой, а контрабас кое-где и вовсе не был слышен. Тем не менее во втором отделении на это уже никто не обращал внимания — вопреки техническим неувязкам музыкантам удалось наладить устойчивый контакт с аудиторией и довести ее до экстатического состояния.
Ирина Северина
