Симфония № 3 ре минор (1884)
Третья симфония ре минор Сергея Танеева была написана в 1884 году. Строением этот большой четырехчастный цикл несколько отличается от предыдущих симфоний: в Первой скерцо-мазурка — третья часть, такое же место должно было занять во Второй ненаписанное скерцо. В Третьей же симфонии цикл складывается из Allegro, скерцо, интермеццо и финала.
В отношении концепции Третья симфония также находится в русле симфонизма Чайковского 70-х годов; это прежде всего некий эмоциональный путь от индивидуального к народно-массовому — от первого сонатного allegro к финалу. Наиболее привлекательны средние части. Они в высокой степени воплощают как раз те свойства музыки, в которых принято отказывать Танееву: сердечность, общительность, простоту. В образном строе и музыкальном содержании симфонии выражен синтез, условно говоря, лирико-драматических и народно-эпических черт, который присутствовал и в предыдущих двух симфониях и «составляющие» которого восходили к Чайковскому и петербургской школе. Не случайно в рукописи финала есть пометка автора «Style Petersbourgeois» (возможно, не лишенная самоиронии). «Петербургский стиль» проявляется в финале через тематизм народного склада — песенный, хороводный. Влияние Чайковского сказалось как в общей романтической окрашенности, особенно первой части, так и в деталях музыкального языка (задержаниях, отдельных мелодических оборотах, развитии по секвенциям и т. д.). Но «удельный вес» индивидуальных черт, присущих творческой манере самого Танеева, в этой симфонии очень возрос. С первых же тактов улавливается несколько иной тип эмоциональности, иной «уровень лиризма». Тема сонатного allegro первой части (кларнеты, удвоенные триолями альтов, рр) отмечена сумрачным, затаенным колоритом и предвещает уже вполне танеевский тематизм созданного двумя годами позже, тоже ре-минорного квартета (нотный пример 3; ср. с нотным примером 11).
Основные отличия связаны с особенностями интонационного строительства. Важное значение придается начальному тематическому тезису, приобретающему затем роль движущей силы, появляющемуся на гранях формы, преобразующемуся в процессе развертывания музыкальной ткани. Так, побочная партия первой части основана на обращении отдельных мелодических оборотов главной, а модификация начала побочной, в свою очередь, положена в основу basso ostinato, на котором звучит заключительная партия. Уверенно использует Танеев сложившиеся в работе над кантатой «Иоанн Дамаскин» полифонические приемы изложения (например, сочетание темы с ее вариантом или элементом) и развития (особенно — в разработочных и заключительных разделах).
В сравнении с творчеством Чайковского и «кучкистов» танеевское обнаруживает себя приближением к классическим нормам. С внешней точки зрения это проявляется и в некоторых формах цикла: в строении скерцо (сложная трехчастная форма, включающая трио) и интермеццо (также с трио), в указании на повторение экспозиции финала и т. п. Эта направленность выражалась пока как тенденция и не коснулась симфонии как системы, включающей и идейно-образную концепцию, и стилистику.
При жизни Танеева Третья симфония прозвучала лишь один раз — в январе 1885 года под управлением автора в Москве — и осталась неизданной. Тем интереснее отметить впечатление, которое она произвела, будучи исполненной в 1916 году под управлением Г. Фительберга. Рецензент «Русской музыкальной газеты» даже поставил ее выше симфонии до минор, отметив «благородство музыкальной мысли», «отличную остроумную отделку», певучесть, изящество. Огромное впечатление произвела эта симфония на Б. В. Асафьева, сразу после концерта написавшего Н. Г. Райскому: «Даже теперь появление этой „новой“ русской композиции надо приветствовать и приветствовать... Она в целом дорога своей несомненной, врожденной симфоничностью: развитием мыслей, спаянностью и органичностью формы <...> намечается будущее развитие тех свойств танеевского творчества, которые я назвал бы укрощением хаоса мыслью...».
Трудно сказать, почему превосходная симфония, не уступающая по зрелости и мастерству многим русским симфониям тех лет или даже превосходящая их, осталась тогда в творческом архиве. Вероятнее всего, Танеев уже осознавал свою композиторскую индивидуальность как иную, свои творческие задачи — как еще не воплощенные, что обусловило отношение автора к этой симфонии.
Л. Корабельникова
