6 Romances, Op. 4
«О нет, молю, не уходи» (слова Д. С. Мережковского)
«Утро» (слова М. Н. Янова)
«В молчаньи ночи тайной» (слова А. А. Фета)
«Не пой, красавица» (слова А. С. Пушкина)
«Уж ты нива моя» (слова А. К. Толстого)
«Давно ль, мой друг» (слова А. А. Голенищева-Кутузова)
Большое место в творчестве молодого Рахманинова занимает камерная вокальная лирика. В период от окончания консерватории до наступающей во второй половине 90-х годов творческой паузы им было создано три вокальных опуса, включающих в общей сложности двадцать четыре произведения (Группа романсов, написанных Рахманиновым в консерваторские годы, не была опубликована при жизни композитора. В письме к Слонову от 20 июля 1892 года он писал: «Романсов у меня в печати нет, да и вряд ли в скором времени будут, потому что те романсы, которые у меня написаны, они не могут идти в печать, они недостойны этого». Только два романса из этой группы — «О нет, молю, не уходи!» и «В молчаньи ночи тайной» — были включены в ор. 4, причем второй из них в значительно переработанном виде. Неизданным остался также один из романсов, написанных в 1893 году,— «Песня разочарованного» на слова Д. М. Ратгауза.).
Несмотря на очевидную связь с наследием старших мастеров русского классического романса (в первую очередь Чайковского и Римского-Корсакова), в этих циклах уже достаточно явственно вырисовываются черты самостоятельной творческой индивидуальности композитора, определяется характерная для него трактовка романсного жанра. Это прежде всего соединение напряженной лирической экспрессии, широты и яркости вокальной мелодии с бережным отношением к поэтическому слову и тщательной разработкой декламационных деталей. Стремясь к обобщенной передаче душевных состояний в динамике и развитии, Рахманинов вместе с тем чутко и внимательно следует за смысловыми и выразительными оттенками словесного текста. Чрезвычайно значительна у него также роль фортепианной партии, отличающейся богатством, разнообразием фактуры и колористических оттенков. Вокальное и инструментальное начала в романсах Рахманинова по существу равноправны, а иногда партия фортепиано несет на себе даже главную нагрузку в воплощении музыкально-поэтического замысла.
Обращаясь к традиционным жанровым типам русской вокальной лирики XIX века, к знакомым сюжетам и образам, уже неоднократно встречавшимся у его предшественников, Рахманинов трактует их часто по-новому, свежо и своеобразно. Так переосмысливается им, например, жанр элегии в романсе «Давно ль, мой друг» на слова А. А. Голенищева-Кутузова из цикла Шесть романсов ор. 4. Начало его выдержано в обычном для данного жанра спокойно-задумчивом тоне с неторопливо развертывающейся, плавной вокальной мелодией на фоне ровно текущего аккомпанемента. В репризе, где грустное воспоминание сменяется радостью нового свидания, тот же мелодический оборот приобретает страстный, восторженно-ликующий характер. По удачному выражению В. А. Васиной-Гроссман, «элегия здесь превращается в патетический дифирамб».
Активный творческий подход к истолкованию поэтического текста сказался в одном из наиболее ранних рахманиновских романсов — «О нет, молю, не уходи!», которым открывается этот цикл. В музыке Рахманинова слышится не горечь разочарования и робкая, тоскливая мольба, как в стихотворении Д. С. Мережковского, а бурный, негодующий протест. Патетический характер музыкальной экспрессии определяется уже в первых декламационных репликах с их подчеркнутой восклицательной интонацией. Здесь очень ярко раскрывается выразительное значение излюбленного Рахманиновым мелодического хода на уменьшенную кварту с соответствующей ему гармонической последовательностью, широко применяющейся композитором в «Алеко»:
Этот оборот становится «лейтинтонацией» романса. С особой выразительной силой звучит он в момент драматической кульминации на словах повторяющегося страстного призыва: «О, будь со мной, не уходи!» Бурлящие триоли аккомпанемента, подобно набегающим волнам, усиливают беспокойный, смятенный пафос музыки романса.
К лучшим романсам того же цикла принадлежит «В молчаньи ночи тайной» на стихи А. А. Фета (наиболее ранний по времени написания), покоряющий глубокой поэтичностью музыки, свежестью и непосредственностью лирической экспрессии. В нем отражена другая сфера рахманиновской лирики — светлая, упоенно-страстная. По настроению и характеру образов этот романс может быть сопоставлен со второй частью Фантазии для двух фортепиано ор. 5 — «И ночь, и любовь...» Лирическое чувство здесь неразрывно слито с поэтическим ощущением природы. Образ затаенной ночной тишины служит Рахманинову исходным моментом для музыкального воплощения текста. Поэтически-мечтательная атмосфера ночного пейзажа выразительно передана во вступительном построении с словно повисающими в воздухе протянутыми звуками на тихо колышущемся гармоническом фоне:
Та же самая фраза, но в другом гармоническом варианте, в насыщенном по звучанию, широком изложении появляется в момент динамической вершины, совпадающей с началом репризы. Это приводит к внутреннему переосмыслению основного музыкального образа, тихий, созерцательный покой сменяется страстным подъемом и воодушевлением. В этой патетической кульминации слышится светлое, восторженное упоение полнотой и радостью жизни.
Рахманинов по-своему «прочел» стихотворение Фета, привнеся в музыку романса не свойственную поэтическому тексту силу и яркость эмоциональных контрастов. В данном случае целостный музыкальный замысел преобладает над точностью декламационных нюансов. Этим оправдываются повторения отдельных слов, нарушающие структуру стиха, добавление заключительного двустишья, образованного посредством соединения начальной и конечной строк стихотворения:
О, долго буду я в молчанья ночи тайной
Заветным именем будить ночную тьму.
На этих строках основывается резюмирующее кодовое построение с характерным для Рахманинова постепенным затуханием и «истаиванием» звучности.
«Утро» на слова М. Н. Янова, в противоположность рассмотренному романсу, отличается тщательной выписанностью всех деталей в вокальной партии и фортепианном сопровождении. Тонкого колористического эффекта достигает Рахманинов путем сопоставления «пасторальной» тональности F-dur с более светло и ярко звучащим E-dur, появлением которого отмечаются слова: «и солнца луч природу озаря». Особенно выделяется следующее построение, где образ наступающего рассвета передан постепенным хроматически повышающимся движением голоса на фоне цепи доминантовых септаккордов, разрешаемых в тонический квартсекстаккорд E-dur:
В романсе «Уж ты, нива моя» на стихи А. К. Толстого Рахманинов обращается к широко распространенному в отечественной вокальной лирике XIX века жанру «русской песни», который в дальнейшем не был характерен для композитора. В музыке романса влияния, идущие от «Могучей кучки», перекрещиваются с чертами драматизированной «русской песни», образцы которой мы находим у Чайковского. Вместе с тем и в этом романсе мы находим типичные рахманиновские интонационные обороты. Характерен общий приподнято-патетический строй музыкального выражения. Двухчастная строфическая структура романса основана на параллелизме образов текста: широкому простору полей противопоставляется гнетущая тяжесть дум, которые «не стряхнуть... с плеч долой, одной речью... не высказать». Этому сопоставлению поэтических образов соответствует соотношение запева и припева в музыкальной строфе. При повторении строфы мелодия первой половины остается неизменной и варьируется только сопровождение, образно передающее содержание текста (волнующаяся под дуновением ветра нива), вторая же половина подвергается значительному расширению, мелодика ее насыщается выразительными декламационными оборотами.
С одним из традиционных, широко излюбленных жанров русской классической музыки связан и «восточный романс» «Не пой, красавица» на стихи А. С. Пушкина, привлекавшие к себе композиторов разных поколений, от современников поэта до наших дней. Вступая в «соревнование» с такими мастерами, как Балакирев и Римский-Корсаков, юный Рахманинов создал произведение не только не уступающее их музыкальному истолкованию того же поэтического текста, но во многом более глубокое, яркое и сильное по выражению. Среди разных музыкальных сочинений на слова этого пушкинского стихотворения романс Рахманинова вполне заслуженно пользуется наибольшей популярностью. Очень выразительно основное тематическое построение рахманиновского романса с узорчатой, плавно и медлительно нисходящей мелодией, напоминающей меланхолический восточный напев. Органный пункт, основанный на ритмически равномерном остинатном повторении тонического звука в басу, подчеркивает выражаемое музыкой состояние скорбного оцепенения, погруженности в печальные думы и воспоминания:
Постепенно характер музыки становится более взволнованным и страстным, короткое, стремительное нарастание приводит к напряженной, но быстро угасающей драматической кульминации, после чего снова звучит тот же мотив, проникнутый чувством тоскливого одиночества.
Восточный колорит рахманиновского романса довольно условен. Конкретные жанрово-национальные черты выражены в нем с гораздо меньшей определенностью, чем, скажем, в романсе Балакирева на тот же текст. Главным для Рахманинова было лирическое переживание — настроение глубокой печали, сожаления об утраченном, тоски по «жизни иной». Песня грузинки и пейзажные ассоциации, вызываемые ею, звучат как сквозь дымку далекого воспоминания. Характерно, что основная тема проходит в большинстве случаев у фортепиано, тогда как вокальная партия строится на экпрессивно заостренных декламационных интонациях или вторит инструментальной мелодии наподобие подголоска. Необычайная тонкость и разнообразие взаимоотношений вокального и инструментального начал, достигнутые здесь композитором, способствуют созданию богатого, психологически сложного и вместе с тем целостного, законченного художественного образа.
Ю. Келдыш
