Приглашенные принять участие в международном конкурсе на проект нового здания Мариинского театра звезды мировой архитектуры так крепко высказались о Петербурге, что у консервативных горожан сперло дыхание. Вопреки обычной международной практике петербуржцам дали возможность выразить свое отношение к работам состязателей до решения международного жюри, которое будет вынесено 28 июня.
Фаворит конкурса "Мариинка II" — американский архитектор
Лихой остросовременный драйв был задан лос-анджелесским деконструктивистом Эриком Моссом, чей скандальный проект и послужил поводом объявить состязание. Ни одна из 11 команд конкурсантов напрямую не обратилась к естественному для бывшей имперской столицы языку неоклассицизма, хотя все включили воссозданную стену Кваренги в свои проекты как музейный экспонат или инородный инклюзив. Впрочем, среди призванных на invited competition не было апологетов неоклассики, скажем, из школы принца Уэльского.
В первый день выставки конкурсных проектов в Академии художеств многочисленные посетители казались растерянными, а маэстро Гергиев – озадаченным. Вместо одного 'мусорного мешка' Мосса Петербург получил добрый десяток буйных извержений фантазии.
Сказка Перро про Золушку-оперу
Доминик Перро, который прежде славился сугубым технологизмом проектов, так впечатлился Северной Пальмирой, что выдал вдруг 'златые горы с миром поэтической грезы' внутри. Восхищенный силуэтом города, сиянием шпилей, куполов и их отражениями в водной ряби каналов, Перро заметил, что среди 'сакральных мест', к числу которых он отнес не только церкви, но и дворцы, опера покуда пребывает в тени. Видимо, не ведая, что в православной традиции театр считается бесовскими игрищами, француз решил уравнять в правах оперу и храмы. В его проекте золотая сень коконом обволакивает стены театра, взлетает над залами воздушным куполом, укрывая собой единый гигантский объем. Светоносная одежда широко развевается вокруг тела здания, оставляя свободные, открытые городу пространства. Верхние уровни сооружения, террасы, балконы и бельведеры, задуманы доступными днем и ночью как место встреч – в опере.
Проникнув сквозь золотую маску в импозантный объем черного мрамора, мы обнаружим пышный зрительный зал – сплошь золото и пурпур. Это как бы огромная фреска или гобелен. Закулисье фабрики зрелищ, по замыслу Перро, тоже доступно досужим посетителям. Для контакта со старым зданием из кокона выдвигается телескопический мост через Крюков канал, а фойе обоих опер можно соединить подземным переходом, сохранив таким образом вид на колокольню Никольского собора и панораму вдоль канала.
Этот 'костюмированный' квазитеатральный проект, как ни странно,
встречен приязненно. Смущает только, что под одним цыганским
покрывалом оказались прямые антагонисты - византийская роскошь и
пролетарский авангард двадцатых годов, непременная дань которому
отдана в виде прямоугольных плит - смотровых площадок.
Впрочем, во французском переложении русской сказки Казимир Малевич
во фраке вполне может есть ложками осетровую икру, запивая водкой
из самовара, и глазеть на цепного медведя. Вероятно, какая-то
'клюква' при условии ироничного к ней отношения на Театральной
(бывшей Карусельной) площади уместна, хотя едва ли маэстро Гергиев
имеет это в виду.
Еще одна золотая сказка, на этот раз про ангела, предложена голландцем Эриком ван Эгераатом. Этот молодой архитектор известен тем, что обычно тщательно соизмеряет свои деконструктивистские наклонности с местными традициями. Три перекошенных, 'падающих' объема с криво прорезанными окнами очень графичны, напоминают иллюстрации Добужинского к 'Бедным людям' и вполне могли бы вписаться в образ Коломны. Но – тоже почему-то позолочены. Автор назвал свое произведение 'Рукой ангела', и в развороте 'перстов' действительно угадывается кисть, держащая крест на Александрийском столпе. Правда, у Эгераата ангельская длань 'оскудела' - в ней даже не пустота, а какая-то неловкая помеха. Впрочем, если отказаться от буквальных трактовок этой архитектурной скульптуры и забыть о позолоте, получится этакий апофеоз деконструкции – образ проклятого города, обреченного вечно красиво гибнуть. Хотя едва ли такая доминанта придется по душе чиновникам Минкульта и городским властям.
Крепость, вокзал и рояль в кустах
Проект Эрика Мосса под влиянием дискуссии изменился разительно. Обороняясь от атак недругов, автор громоздит фортификационного вида стены с бойницами, чем придает сооружению суровые северные черты и вписывает его в красные линии застройки хотя бы с двух сторон. Одна наклонная стена вообще отдает мегаломанией в духе Леду. Зато в формах верхней части здания он дал волю пубертатному упрямству и взрывному темпераменту. 'Мусорный мешок' теперь раздраженно измят и засунут в жесткий объем, да так, что вздутый угол торчит нахальной дулей. Тем не менее самый запальчивый оппонент Мосса, председатель комитета по охране памятников Никита Явейн, неожиданно заявляет: 'Совсем другое дело. В таком виде это абсолютно безобидно'.
Предложение швейцарца Марио Ботта осталось странной 'вещью в себе'. Это монструозное сооружение из двух объемов, в которые уместился весь Литовский квартал. Гигантская прозрачная крыша в виде прямоугольной двухэтажной платформы высотой 8,5 м включает репетиционные залы, офисы и ресторан, а под ней - каменный эллипс с редкими вертикальными проемами. Внешний образ музыкального театра в Петербурге ничем существенно не отличается от банка в Лугано или библиотеки в Нью-Йорке. По мнению автора, 'формальная коллизия двух несхожих элементов здания – прозрачной крыши над городом и ее эллиптической базы – делает его архитектуру способной общаться с окружением', но специалисты этого мнения не разделяют. Громадные объемы кажутся несомасштабными старой петербургской Коломне.
Патриарх венского постмодернизма Ханс Холляйн, напротив, создал проект легкий и жизнерадостный. Составленный из 'концептов' (в значении авангарда шестидесятых годов), едва соприкасающихся между собой, новый театр напоминает громадный рояль, который ножкой твердой 'стал у моря' (точнее, у Крюкова канала). Выразительный раструб запросто и иронично отражает все имперские амбиции города, в чем Холляйн знает толк. Ресторан – в каком-то тубусе вдоль набережной, остальное похоже на кулису. Разбив нечеловеческий объем на фрагменты, мастер избежал насупленной монументальности.
Явно 'не попал во время' Арата Исодзаки, который создал некую объемную синтетическую версию всего русского авангарда - лучизма, супрематизма и конструктивизма. Но он не учел судьбы в своем отечестве этой конвертируемой ценности. Петроградский конструктивизм пока не осмыслен, чистые цвета Малевича и Лисицкого в большой архитектуре вообще никогда не существовали и лишь время от времени были достоянием 'малых форм'. Классическому театру совсем чужд облик колоссальной автозаправки или аэропорта, который вышел из недр Nogizaka Atelier.
Гигант звукоэнергетики
Мощной энергозвуковой установкой выглядит новая Мариинка в проекте петербуржцев Рейнберга и Шарова. С изрядной долей юмора авторы предложили построить мировой музыкальный центр в виде крупного завода по производству и транспортировке звуков. Сгусток энергии вырывается из прямоугольного статичного объема через два громадных клапана, каждый из которых, впрочем, сам кажется 'девятым валом' музыки.
В одном из двух висячих объемов, над Крюковым каналом, располагается театральный музей, а под ним воссоздается галерея Кваренги. К входу со стороны набережной можно причаливать на катерах или, скажем, гондолах. Этой 'волной' новое здание стремится слиться с историческим воедино. Другой висячий объем взмывает вверх на главном фасаде со стороны улицы Декабристов и образует гигантский стеклянный навес над парадным входом.
Новый театр отступает от красной линии застройки и создает новую площадь. Отсюда же лестница и пандус вдоль канала ведут в стеклянную галерею музея театрального искусства, в ресторан с террасами на крыше и магазины.
Еще один вход (и въезд в гараж-стоянку) – с улицы Союза печатников.
VIP-персоны прибывают со стороны Минского переулка, для них
предусмотрены размещение охраны и утоление прочих интимных нужд.
Через канал перекинуты два крытых моста – зрительский и служебный.
Изнутри через стеклянные стены прихожане храма искусств могут
любоваться панорамой города, а те, кому 'лишнего билетика' не
досталось, вечерами будут довольствоваться подсвеченными
экспонатами музея: театральные костюмы на манекенах, макеты
декораций и скульптура должны быть видны за стеклянной изогнутой
стеной и отражаться в водах канала. Кроме гнутого стекла фасады
отделаны рустами и некими стрежнями-поршнями, которые составляют
динамический рельеф, способный плавно меняться. Отдельная гордость
авторов – акустические свойства зала с учетом особенностей звучания
оперы, симфонического оркестра и органной музыки.
Пророки в своем отечестве
Юрий Земцов и Михаил Кондиайн своим предложением, выходящим далеко за пределы задания конкурса, фактически исключили себя из числа претендентов на победу. Петербургские архитекторы сочли необходимым заявить градостроительную концепцию, которая разом меняет окрестности и действительно создает новое пространство 'театрального Петербурга'. Бюро предлагает снести квартал, выросший в тридцатые годы на месте бывшего Литовского замка, и создать новую площадь, которая клином доходит почти до Мойки и открывает вид на Новую Голландию. При этом выступит фасад 'композиторского' дома, что по другую сторону Крюкова канала, многие квартиры которого достойны музеефикации. Но бюджет проекта, по самым скромным подсчетам, - не менее 169 млн. долларов, а на строительство отпущено всего 100 млн. На расселение дорогого квартала, где коммуналок почти не осталось, пришлось бы потратить львиную долю сметы.
Доблесть архитекторов 'выйти на площадь в тот назначенный час' уже высоко оценили коллеги. По мнению многих, эту градостроительную идею надо бы сделать техническим заданием второго тура конкурса. На такой поворот сюжета едва ли решатся устроители конкурса, хотя склонность Гергиева к территориальной экспансии и гигантомании общеизвестна.
Гораздо больше шансов у другой 'неоконструктивистской' версии – проекта московского бюро 'Остоженка'. Кредо его главы Александра Скокана 'стиль – это четкая последовательность действий' выразилось в этой работе вполне. Выдержанные, корректные формы без излишеств образа и самовыражения не цепляли внимания посетителей выставки. Самое броское – нависающий над водой стеклянный объем, который ночью должен представлять собой изрядное зрелище. Петербуржцам льстит узнаваемая дуга – ссылка на дом на Карповке, одно из лучших в городе конструктивистских произведений Евгения Левинсона. Авторы подняли сам театр на 9,5 м, оставив нижний уровень городу под рестораны (один из них, 'Кваренги', за воссозданной стеной) и торговлю, но при этом не вышли за допустимую высоту здания (50 м). В многосветном фойе устраивается 'интерьер без четвертой стены'. Через огромный витраж открывается вид на канал, старую Мариинку и колокольню.
Сложное чувство вызывает совместное предложение Моспроекта-4 и Городского института архитектуры (Петербург). Архитекторы Андрей Боков и Олег Романов, провозгласив ценность полистилизма, накрыли одной металлокерамической попоной и Кваренги, и сталинский ампир здания ДК Первой пятилетки, которое предлагают оставить, и современное сооружение, похожее на крытый стадион. При этом над каналом сооружается Фестивальная площадь, пешеходный дублер Театральной.
'Золотая башня' Сергея Киселева, видимо, так царапает вкус
петербургских снобов, что те обходят ее стороной.
В любом случае событие уже состоялось. Петербург увидел себя
глазами зарубежных архитекторов, сознание горожан хотя бы слегка
сдвинулось из лунки своего уютного консерватизма, а конкурсанты при
любом исходе получат честно заработанный гонорар - по 30 тыс.
долларов каждый.
На расселение жилого дома в Литовском квартале Госстрой обещает 40 млн. рублей и, кроме того, построить школу взамен сносимой и компенсировать профсоюзам потерю Дома культуры. Но все эти хлопоты начнутся после того, как международное жюри сделает свой нелегкий выбор. Кроме петербуржцев Валерия Гергиева, Михаила Пиотровского, Олега Харченко и Владимира Попова в его состав входят москвичи Юрий Гнедовский (президент Союза архитекторов России) и Александр Кудрявцев (президент Российской академии архитектуры и строительных наук), а также иноземные авторитеты: технический директор Метрополитен-Опера Джозеф Кларк, исполнительный директор премии Притцкера Билл Лейси, директор Международного форума современной архитектуры Aedes – Berlin Кристин Файрайс, директор британского отделения World Monuments Fund Колин Эмери, архитекторы Маcсимилиано Фуксас и Даниэль Либескинд.
Заинтригованные горожане составляют рейтинги и делают ставки, как на скаковых лошадей, на звезд мирового зодчества.
Юлия Хопта
