Жизнь ничего не стоит, если нет возможности делиться своими чувствами
На сцене Большого зала Московской консерватории продолжается уникальный фестиваль «Опера Априори». 12 мая «лучшая барочная певица Франции» Стефани д’Устрак (меццо-сопрано) впервые выступит в России, исполнив программу из сочинений Берлиоза в сопровождении оркестра Musica Viva. Предлагаем вашему вниманию эксклюзивное интервью, которое певица дала порталу Belcanto.ru накануне концерта.
— Вы начали карьеру с барочных партий. Но в Вашем оперном и концертном репертуаре есть не только Люлли, Рамо, Пёрселл, но и Гайдн, Моцарт и Россини, Бизе и Оффенбах, Дебюсси, Пуленк и Равель. Почему для знакомства с русской публикой Вы выбрали именно романтика Берлиоза, чувствуете ли Вы себя послом французской музыки?
— Я стараюсь охватить в своей работе разные эпохи и стили. Уже в консерватории нам приходится соприкасаться со всеми певческими жанрами: концертным выступлением, ораторией, оперой. Благодаря случаю и везению я попала на прослушивание к прекраснейшему музыканту и человеку театра Уильяму Кристи. Он сумел разбудить мой темперамент, его вера и энтузиазм воплотили в жизнь мои артистические мечты.
Берлиоз — связующее звено между этими первыми годами «барочной трагедии» и новым этапом, в который я вступила сейчас, например, с Кармен... Мэтр французской музыки, Берлиоз, увы, больше исполняется за рубежом, чем во Франции... Его лирическая кантата «Смерть Клеопатры» — это мелодрама, которая всеобъемлюще отвечает моей страстной любви к сцене — к воплощению образа.
— Расскажите немного о ваших вокальных педагогах. Кого из них Вы считаете главным Учителем, в чём выражались основные принципы его школы?
— На этот вопрос я не могу ответить односложно... У меня было много учителей, среди них — ваш соотечественник Олег Афонин, подаривший мне мою первую сольную роль — Белинду в «Дидоне и Энее» Пёрселла в 17 лет. Но более остальных мне дала Маргрит Хониг, она имела смелость признаваться в том, что не знает как справиться с той или иной сложностью в материале, и мы должны были искать решение вместе. Поначалу это пугает, но заставляет работать на уроке более активно, так как всемогущий профессор превращается в коллегу. И я безгранично благодарна ей за этот жизненный урок. Кроме того, я работаю с фониатром, который заинтересован не столько в конечном вокальном результате, сколько в сохранении моего певческого аппарата во время вокальных упражнений, а это — очень непростая задача!
— Можно ли говорить сейчас об особенной французской вокальной школе? Согласны ли Вы с тем, что в последние десятилетия понятие «национальная школа» нивелировано? Кого Вы считаете носителями французской вокальной традиции?
— Не знаю, можно ли говорить о какой-то особенной «французской вокальной школе», но, безусловно, каждый язык имеет свои особенности и трудности для вокалиста: наш язык, для того, чтобы оставаться понимаемым, требует прозрачного звучания в сочетании с носовыми звуками. Проблема нашего времени заключается в универсализации не только вокальной техники, но и в нивелировании техники стилистической; совершенно необязательно играть на инструменте эпохи для того, чтобы получить соответствующее стилю звучание, но, всё же требуется время, чтобы воспитать культуру исполнения и найти характерную для каждой эпохи краску. Мы часто уступаем культу удобства извлечения привычного звука.
— Работаете ли Вы с педагогами отдельно над стилистикой звука в произведениях разных эпох, или первоначальная правильная техника (подобно балетному станку) позволяет Вам не задумываться об этом на репетиции?
— Мне кажется, невозможно сейчас не задумываться над интерпретацией, имея огромное количество появившихся в мире записей, а также проделанной в последнее время работе по изучению стилей... Консерватория же обогатила и укрепила мою любовь к музыке вообще и к концертной деятельности в частности, в годы учёбы я познакомилась с пианистом Паскалем Журданом, с которым я постоянно работаю, хочется верить что наше сотрудничество будет длиться.
— Вы собираетесь давать мастер-класс для вокалистов в Московской консерватории. Часто ли Вам приходится давать мастер-классы? Что даёт вокалисту педагогическая практика? С каким репертуаром Вы готовы работать? Что, если молодые певцы принесут на прослушивание незнакомые Вам произведения, — допустим, русскую музыку?
— Это мой первый опыт мастер-класса. Иногда я даю уроки или просто консультации, но для систематических занятий мне не хватило бы времени. Мне нравится углубленно работать над своим репертуаром. Я не боюсь экспериментов и новых испытаний, делиться с кем-то своими сомнениями и изысканиями. Это позволяет двигаться вперед, но никогда не нужно спешить!
— Приходилось ли Вам работать с русской классикой? Возможно, Вам знаком цикл романсов Чайковского на французские тексты, посвящённый его несостоявшейся возлюбленной Дезире Арто? Что из русской музыки Вам ближе всего?
— Нет, к моему огромному сожалению! Я исполняю немецкую, итальянскую, английскую, испанскую, венгерскую, бретонскую музыку... Но пока не работала с русским репертуаром! Возможно, это комплексы небольшого французского голоса?
— Ваши интервью и исполнительская культура убеждают в том, что Вы — не только представительница музыкальной и культурной династии, но образованный, начитанный человек. Как по-Вашему, может ли артист быть интересным на сцене только за счёт интуиции и темперамента? Или отсутствие фундаментальных знаний, историческая неграмотность исполнителя «слышны» в зале?
— Ваше замечание для меня удивительно, ибо я очень страдаю от недостатка собственной культуры, что компенсируется моей требовательностью в работе. Вся сложность для артиста, как раз, и состоит в том, чтобы найти золотую середину между начитанностью, непосредственностью и темпераментом. Прекрасный коктейль!
— В опере Вы цените диалог с партнёром. Что для Вас оркестр на концертной сцене — полноценный партнёр, руководитель или аккомпаниатор?
— Было бы досадно обеднять себя отношением к оркестрантам как к простому аккомпанементу. Конечно, мы — партнеры, имеющие общую будоражащую эмоции страсть. Жизнь ничего не стоит, если нет возможности делиться своими чувствами.
— Я знаю, что Вы не переслушиваете свои записи, но любите ли Вы сам процесс записи — добиваетесь ли безупречности звука или предпочитаете спонтанность исполнения.
— Каков критерий безупречного звука? Идеально сбалансированная запись, слаженная игра музыкантов? Лично у меня нет ответа на этот вопрос. Но могу сказать честно, я горжусь своими аудио- и видеозаписями, потому что всегда стараюсь быть максимально искренней и не боюсь рисковать.
— Поговорим о театре. В России продолжаются горячие споры о режиссерской интерпретации в оперном театре. Как Вы относитесь к жесткому стилю современной режиссуры? Готовы ли Вы безгранично подчиняться «диктату» режиссера, иными словами, насколько необходима современному оперному театру режиссура?
— Я обожаю играть комедию и, еще больше, трагедию. Всемогущий режиссер мне не страшен, потому что ему самому сперва нужно защитить свою концепцию перед директором театра. Мне повезло: у меня нет опыта тягостного сопротивления в процессе репетиций, надеюсь, что и впредь буду работать только в атмосфере взаимного доверия...
— Расскажите немного о Ваших ближайших работах, если это возможно. Нет ли в планах, например, «Вертера» Массне? В партии Шарлотты нашлось бы место вашему вокальному и актёрскому диапазону. С каким Вертером Вам хотелось бы встретиться на сцене?
— Шарлотта — это мечта, которая обязательно однажды реализуется. А пока в моих планах на будущий сезон — Орфей в «Орфее и Эвридике» Глюка, Лазули в «Звезде» Шабрие, Секст в «Милосердии Тита» Моцарта, Консепсьон в «Испанском часе» Равеля, Кармен... А еще — запись диска французских мелодий вместе с моим другом Паскалем Журданом, участие в «Реквиеме» Дюрюфле с Национальным Оркестром Иль-де-Франс и «Детстве Христа» Берлиоза в «Ла Моннэ»...
Какой Вертер для моей Шарлотты? Не желая обидеть никого из нынешних и будущих исполнителей этой партии, мне кажется, что Йонас Кауфман — почти совершенство.
Беседовал Матвей Монтэль
Перевод с французского Юлии Монтэль
