Безвременье – это слово точнее всего определяет ту атмосферу, которая царила в Российской империи в начале ХХ столетия. Тревога и страх перед будущим, владевшие тогда нашими соотечественниками, нашли отражение во множестве произведений искусства, в том числе и музыкальных: «Остров мертвых» Сергея Васильевича Рахманинова, «Скорбная песнь» и «Из Апокалипсиса» Анатолия Константиновича Лядова, хоровые сочинения Сергея Ивановича Танеева на стихи Константина Дмитриевича Бальмонта…
Одним из музыкальных произведений, отразивших мрачный дух этой апокалиптической эпохи, стала Соната для фортепиано № 2 фа-диез минор, Op. 13 Николая Яковлевича Мясковского, созданная в 1912 г. Сам композитор усматривал в ней, как и в других сочинениях тех лет, «отпечаток глубокого пессимизма». Действительно, Вторая фортепианная соната – сочинение, монументальное по форме и глубоко трагедийное по содержанию. Но в ней нет пассивности, отчаяния, безволия и покорности судьбе, которые обычно ассоциируются с понятием пессимизма – в ее трагическом пафосе воплощено величие человеческого духа. Произведение исполнено предельно обостренных и очень сильных эмоций. В нем есть и лирическая проникновенность, и патетика, и драматизм, и горькая ироничность.
Предельная насыщенность музыкального «действия» и непрерывное нагнетание драматизма заставили композитора отказаться от традиционного трехчастного или четырехчастного сонатного цикла в пользу одночастности – все образное содержание сконцентрировано в сонатном allegro. Примечательно, что вскоре после Второй сонаты было создано другое одночастное произведение – на сей раз симфоническое, но близкое Сонате по содержанию – симфоническая поэма «Аластор». Но Соната № 2 перекликается и с другим симфоническим сочинением Мясковского, тоже близким ей хронологически – Третьей симфонией. Близость можно усмотреть не только в образном строе, но и облике тематизма. Например, в главной партии Второй сонаты содержится такой же мощный волевой импульс, как и в аналогичной теме первой части Третьей симфонии. В Сонате главная партия звучит как патетическая речь, значительность которой подчеркнута аккордовой фактурой, а диссонирующие созвучия придают ей драматизм.
Побочная партия интонационно перекликается с «темой видения» из поэмы «Аластор». Впрочем, музыковеды усматривают в одном из ее мелодических оборотов сходство с другим произведением, а именно – с одной из тем эпизода из фортепианной Сонаты си минор Ференца Листа. Такая интонационная перекличка с музыкой эпохи романтизма соответствует образной сущности этой темы – светлое, прекрасное видение, романтическая мечта об идеале… Впрочем, не только эти интонации роднят Вторую сонату Мясковского с си-минорной Сонатой Листа: сходство произведений проявляется и в одночастности, и в образной конфликтности.
Музыкальным символом, концентрирующим в себе основной образ Сонаты, становится тема «Dies irae». Эта средневековая мелодия появляется в произведениях разных композиторов как символ смерти. Мясковский вводит ее во Вторую сонату в качестве заключительной партии. Ее мрачного характера не отменяет даже гармонизация мажорными трезвучиями. Сопровождают тему зловещие фигурации в басовом регистре. Звучание заключительной партии поражает своей оркестральностью: тему в мощном аккордовом изложении очень легко представить в исполнении медных духовых (например, валторн), а фигурации – у низких струнных.
Значимость «Dies irae» в образности Второй сонаты подчеркнута той колоссальной ролью, которую играет она в разработке. Тема здесь подвергается многообразным трансформациям – в ней появляется и оттенок злой иронии, и даже обольстительная красота. Но волевое начало сосредотачивается в развитии главной партии. Ее речитативные интонации перекликаются с романсами на стихи Зинаиды Гиппиус, которые Николай Яковлевич называл своими «первыми серьезными музыкальными опытами». В разработке эти интонации становятся еще более драматичными, чем в экспозиции. Триольное сопровождение усиливает ощущение тревоги, а отдельные мелодические ходы сближают главную партию с темой «Dies irae». Сближение тем происходит и на уровне фактуры: элементы главной партии сопровождают заключительную.
Побочная партия тоже возникает в разработке – в двойном увеличении звучит она в кульминации, разрешаясь в репризу, в которой не происходит разрешения драматургического конфликта. Кода приобретает значение второй разработки. В ее первом разделе – фугато – главная и побочная партия, объединенные в полифонической фактуре, приобретают оттенок сарказма. Во втором разделе вновь появляется тема «Dies irae», подчиняющая себе главную партию. Завершают сонату экспрессивные интонации главной партии и тяжелый аккорд, напоминающий удар погребального колокола.
