О концерте-концепте в Усадьбе Рукавишниковых (Нижний Новгород)
Художественный проект — дело столь же сложное и непредсказуемое, как испытание новейшей техники. Загудят турбины или нет? Взорвется все на шестой секунде или — «Поехали!»?
Программа, которая была представлена 18 октября в зеркальном зале одного из самого благородных пространств Нижнего Новгорода, создана крутой командой. В ней есть и свои лирики, и физики. Без такого диалога — в любое время никак и никуда: ни к успеху, ни к провалу. Просто все останется по-прежнему. А эти постоянно в движении, как шубертовские мельники: камерный оркестр «Солисты Нижнего Новгорода» (руководитель — Владимир Плаксин), скрипач и концертмейстер «Солистов…» Дмитрий Стоянов, альтист и дирижер Максим Новиков, баянист Максим Федоров, гитарист Никита Неделько. Все активны, многофункциональны, мобильны. Композиторы таких любят.
Роберто Ди Марино — автор сочинений, о которых нежным голосом кинодивы 1950-х можно было бы сказать: «Да-да, жизнь прекрасна!» А в уголках подведенных глаз слезинка, потому что «да» говорится порой вопреки.
Партитура «Аминты» (Aminta) для альта и струнных создавалась практически к этому концертному событию, потому и получила гриф «мировая премьера». Пусть маленькая тайна перестанет быть таковою: название возникло немного случайно и слегка спонтанно. Но оттого оно уместно. Меланхолично-нежной пьесе требовалось имя-ассоциация: легкое, поэтичное, итальянское наконец. Аминт, или же Аминта, — герой пасторали Торквато Тассо. А в ней-то и про погоню за недостижимой любовью, и про чары колдовские. Довольно неожиданно Аминта мелькнул в эпиграмме Лермонтова:
Аминт твой на глупца походит,
Когда за счастием бежит,
А под конец так крепко спит,
Что даже сон другим наводит.
Пусть Аминта (внук некрасавца Пана) дремлет на территории литературоведов и историков. Музыкантам и меломанам важнее dolce vita, amore mio и прочий мелодичный шелест. Но, чуть отвлекшись от сладких чар, мы заметим «и Шуберта на воде,/ и Моцарта в птичьем гаме». Почему бы шубертовской интонационности и оперному «щебету» Моцарта не мелькнуть здесь и сейчас — в чарующей музыке, с флером французского лирического кино с поцелуями под дождем? Все это возможно при уверенном собственном почерке Ди Марино.
Как безупречно профессиональный художник, он делает зарисовку с множеством героев и сотней деталей: в ней — потенциально — россыпь сюжетных поворотов. Спешит ли Аминта за возлюбленной, подсматривает ли Керубино за Сюзанной, шепчутся ли, смеясь, юные сплетницы за одним столиком, не замечая взгляда дамы строгих и устаревших правил — все это схвачено кистью-пером мастера. А уж к кому стоит пристальнее приглядеться (прислушаться) — решать слушателю. На мировой премьере публика была внимательна ко всем: и к Аминте, и к Керубино, и к солисту Максиму Новикову, и к «Солистам Нижнего Новгорода».
Концерт для бандонеона, гитары и струнных — не о том, как состязались солисты меж собою и с оркестром, а про любимое психологами активное слушание и умение договариваться. Успех исполнения-диалога тем весомее, что оба солиста — и Максим Федоров, и Никита Неделько — имеют огромный конкурсный опыт и привыкли высказываться категорично. Но тут «со словами и без слов» понимали друг друга. Да, гитара и бандонеон — это два разных темброво-колористических персонажа. И тут выбранный солистами риторический принцип «не оспаривать, а развивать» сыграл нужную роль: их слушали с большим интересом все — и дирижер, и оркестр, и слушатели.
Порядок номеров в концертной программе редко складывается «сам собой». Чаще его «собирают» всей творческой командой: напряженно — споря и экспериментируя. Бывает такое, что есть абсолютная интуитивная уверенность в экзистенциальной совместимости сочинений, а рациональных аргументов нет. Тогда остается одно: довериться интуиции и сыграть так, как будто каждое сочинение — часть одной симфонии. Эта программа сложилась в симфонию, вектор ментального движения которой устремлен к финалу.
Идеальной третьей частью предполагаемой «симфонии» стала Пассакалия для скрипки, альта и струнных Сергея Ахунова. Это авторская версия сочинения для флейты, скрипки и струнных. Важнее здесь не конкретно тембровый облик «единицы времени» — шага («пассакалия» — от испанских слов «проходить» и «улица»), а сама функция движения. Музыка императивна: она ведет слушателя в своем ритме, по своим затемненным улицам. Важно и то, как пунктир — ритмический «квант», главная ритмическая фигура Пассакалии — меняет слушательское восприятие других ритмических структур (повторяемых четвертных, синкопы).
Хотя, надо признать, что самый важный момент пьесы все же связан с тембром, регистром: императивность шага постепенно рассеивается в светлеющем воздухе. Скрипка соло должна бы вырываться из заданности времени и пространства, вернувшись на заключительном этапе маршрута в свой родной певческий верхний регистр. Солирующий альт тоже стремится к «свободе от…». Но «личная» память солирующих инструментов (как петь, как двигаться, как говорить) — так задумано — нуждается в восстановлении. Поэтому «свобода от…» достигнута, а цель не найдена. Пауза. Все ждут. И учатся в тишине считать по-новому.
Отсчет новому времени задает Чакона для баяна, струнных и ударных. Чакона — старинный жанр, как и Пассакалия. Шостакович вспоминал о них тогда, когда нужно было упорядочить, структурировать самое глубинное, невыразимое — иногда страшное, иногда болевое. Структура вариаций на «упорный», повторяющийся бас в Чаконе Ахунова разъедается изнутри идеей свободных, романтических вариаций и жанровыми знаками концерта. В конфликте жанров развертывается высказывание (от первого, от неизвестного лица?) в пяти эпизодах. И в этой диалектике становления-разрушения есть герой — солист (ударные ему чаще в помощь, чем струнные). За него бывает страшно: он находится в эпицентре ментального потрясения.
До последнего такта слушатель не верит, что самое живое «я» сможет сохранить голос. Выживет ли (метафорически) герой или нет? Может, «память юного поэта/поглотит медленная Лета»… И весь зал напряженно следит за странными мелодическими линиями, создающими странный рисунок… И вдруг оказывается, что все это движение в идеально точное время приводит к безумно светлой мажорной вертикали. Выдох.
Катарсис.
Может, умер.
Может, воскрес…
Или влез
В телефонную
Будку.
И все кризисы шепотом
Перекричал:
«Жди. Это я.
Скоро буду».
…Публике повезло: она слушала уже понятый, прожитый солистом Максимом Федоровым, дирижером Максимом Новиковым и «Солистами Нижнего Новгорода» текст. Каждая партитура — квест. Чем талантливее, тем непредсказуемее.
…Время так удачно ускорилось (даже в жизненном плане: всего два дня на репетиции с солистами), что прошлое подействовало обновляющее. Вроде бы, всё и все остались на своих местах, только само пространство изменилось.
