Кинолента Жоры Крыжовникова «Слово пацана. Кровь на асфальте» с первой же серии «взорвала» общественное мнение и сделалась притчей во языцех. У этого ретро-сериала, посвящённого юношеским бандам позднего СССР, нашлись, как сторонники, так и противники. Первые убеждены, что в сценарии — всё правда и она, та правда, ещё и преуменьшена, сглажена. Вторые полагают, что «Слово пацана» — клевета на советскую благость, и вообще тогдашние подростки не дрались, не ругались матом и слушались родителей, учителей и вожатых. Все. Массово. Ага. Но вот пришли страшные-девяностые и откуда-то появились бандиты.
Видимо, их забросили из Америки или из параллельного мира. Нынче мода такая у пионеров-предпенсионеров — идеализировать советский период, вымарывая, «забывая» все нездоровое, что было в те годы. С точки зрения психологии, это — нормально, когда помнишь всё дивное и чистое — пионерские костры в «Артеке», лучшее в мире мороженое и передачу «В гостях у сказки» с доброй тётей Валей. Жизнь — сложнее. В ней всего поровну — добра и зла, шоколада и горечи.
Шантрапа, уличные группировки существовали всегда, везде и независимо от общественного строя. Наверное, я кого-то удивлю, но это явление бытовало и в античных полисах, и в эпоху Ренессанса, и в Галантном веке, и особенно в викторианской Англии. В нынешней Британии этого добра тоже навалом. Как и в Италии, США, Болгарии. Короче, всюду!
Это — некая данность, и её не может победить никакая светлая идеология. «Наверно, теперь и он мог бы, как другой его знакомый, который живет у Ротонды, пришить на пару с дружком одного фраерка за какую-нибудь тысячу лир. А когда тот дружок ему сказал: «Кажись, мы его прикончили!» — он, даже не взглянув, передернул плечами: «Подумаешь, делов-то», — вот вам цитата из романа итальянского режиссёра Пьера Паоло Пазолини с выразительным названием «Шпана» (в оригинале ‘Ragazzi di vita’ — живчики, лихие парни).
«Слово пацана» — художественный кинорассказ о казанских группировках 1980-х. В этой связи нелишне вспомнить одноимённую книгу Роберта Гараева с подзаголовком «Криминальный Татарстан», ибо эта документальная повесть стала основой для сериала. Итак, Гараев пишет: «Многочисленное сообщество казанских группировщиков (в том числе бывших) пополнялось на протяжении трёх поколений. Я не был чужим: в 1989 году, когда мне было четырнадцать, я вступил в группировку „Низы“. Я начал свою не слишком длинную уличную карьеру с самого младшего возраста — он назывался „скорлупа“. Два года спустя я стал „супером“, то есть поднялся на одну ступень выше. Если бы началась серьёзная война с другой группировкой, мой возраст стал бы основной боевой единицей — пехотой „Низов“. В 1991-м меня отшили — исключили из группировки. Я переехал в другой район, поступил в университет и у меня началась другая, наполненная интересными событиями и людьми жизнь».
Чем же занимались ребятки и как выглядели? Чем жили и чего хотели? Продолжаем читать текст Гараева: «К началу 1980-х группировки (тогда их называли „моталки“, чуть позже — „конторы“ и „улицы“) начали расти как грибы после дождя. По моим подсчётам, к концу десятилетия в Казани их было уже более ста. Каждая охраняла свои незримые границы — пацаны буквально занимались „дележом асфальта“.
Спортивные парни стали мрачным символом столицы советского Татарстана. Они не употребляли наркотики и алкоголь и даже не курили. Они ходили на регулярные сборы, жили по пацанским понятиям, воевали между собой, „щемили чушпанов“ — третировали подростков, не участвовавших в группировках, ездили в Москву и Ленинград снимать одежду с мажоров и драться с люберами. Группировки напоминали закрытые мини-государства со своими территорией, законами, гражданами, жёсткой возрастной иерархией, железной дисциплиной, ритуалами и модой».
В сериале можно услышать все эти специфические выражения — скорлупа, суперы, моталка, чушпаны, равно как увидеть приметы конца 1980-х-начала 1990-х: одежду, мебель, телефонные будки. Фоном звучат популярные композиции тех лет, уносящие нас в далёкую и отнюдь не беспроблемную младость.
Сюжет прост и внятен — Андрюша Васильев, мальчик из интеллигентной семьи, учащийся музыкальной школы, сталкивается в автобусе с местным хулиганом, который избивает «маменькиного сынка». Тем не менее судьба их сводит вновь и вновь. Мальчишки начинают общаться, а потом дружить. Этот Марат — член группировки «Гастрономовские» тащит своего нового товарища в круг пацанов, и послушный паинька-хорошист превращается в малолетнего бандюгана.
Выявлена и причина попадания домашних деток в эти своеобычные коллективы — не нравится быть чушпаном, то есть битым и осмеянным. Это — жестокая особенность подростково-юношеского восприятия, когда ты — ничто, а стая — всё. И уже неважно, что стоит за той стаей: правда, ложь, идеалы, преступления. Так Андрей вливается в шайку.
Несмотря на то, что в объективе — Казань с её «легендарной» пацанщиной, многое из показанного имело место в других населённых пунктах. Я росла на окраине Москвы — на улице Молостовых, в просторечии «на Молостухе». Рядом гуртовалась так называемая Ждань, группировка, получившая свое имечко от станции метро «Ждановская» (ныне — «Выхино»). Подалее располагались Люберцы с их весьма характерным укладом — любера ездили биться не только лишь с хиппи, металлистами, панками, но и с вышеуказанной Жданью. Конечно, я в силу множества причин (гендерных и социокультурных) не участвовала в тех разборках, но и до меня доносились рассказы об изуверстве «отмороженной» кодлы.
Хулиганы, как было сказано выше, явление повсеместное и вневременное, однако, в каждую из эпох есть свои нюансы. Действие фильма происходит в конце 1980-х — тогда в обществе накопилось столько негатива, что он уже выплёскивался безо всякого смущения. Как сказал Портос, хоть и по иному поводу: «Я дерусь, потому что…я дерусь». И враги — все. Тогдашняя молодёжь хотела бузить и мутузить. В 1990-х она возжелает постреливать, но до те пор — стычки без особых причин. Вернее, причины-то находились: делёжка территорий, битвы из-за девочек, чужой пришёл на «нашу» дискотеку, твоя рожа нам не понравилась, etc. Агрессия превратилась в расхожий тренд.
Больше того — комсомол уже не мог скреплять, да и направлять — тоже. В сериале иронически явлен комсомольский вожак — велеречивый пустобрёх, который неумолчно вещает об идеалах. Он не может, да и не собирается защищать главного героя от хулиганов. Лидер неунывающей комсомолии ретируется, как обычно, сказав массу бодреньких словес. Выходит, что единственный способ для «чушпана» — это перейти в разряд пацанов.
В этом сюжете есть всё: и первая любовь, и конфликт отцов-детей, и то странное ощущение финала времён, когда будущее рисуется или многовариантным, или пустым, никаким, тупиковым. Точно дан итог Перестройки с её негативной риторикой и стремлением крушить. Увы, как у большинства из тех, кто родился в конце 1970-х, у Крыжовникова смещены рамки дат и событий — для людей его поколения 1987–1992 годы сливаются в единый замес, тогда как для нас, которые всего-то на восемь-десять лет старше, между 1987-м и 1992-м ощущается пропасть.
Первые видеосалоны с «Рэмбо», диснеевскими мультиками, Брюсом Ли; сиротские канцоны Юры Шатунова; первый диск «Миража»; разговоры о выводе наших войск из Афганистана — чётко излёт 1980-х. Но вот «Не забывай!» — песенка группы «Комбинация» и коммерческие отделы, где можно купить американскую бейсболку за 25 рублей — это уже дикий капитализм начала 1990-х. Это и есть пропасть, о которой я сказала чуть выше. Но тот, кто в начале Перестройки топал в детский сад, привычно полагает, что Виктор Цой и фиолетово-зелёный спортивный костюм — приметы одной эры.
Кстати, о музыке. В сериале есть линия местного рок-певца по кличке Джон. Его чудесно изобразил Иван Макаревич, сын Андрея Макаревича*. Этот Джон — средоточие дешёвого снобизма; его компания — «люди с хорошими лицами», которые смотрят на гопников с нескрываемой брезгливостью. Умом понимаю, что пацаны — вроде как хуже, но где-то на уровне чувств рождается протест именно против «элитки». Шикарна сцена, где Андрей сходу исполняет на фортепиано сложную мелодию, а интеллектуалы из фанатов Джона удивлённо таращатся. Принцип у них такой: «Чумазый играть не может!»
Что касается актёрской игры, то она вполне пристойна, и местами — великолепна. Хочется отметить работу Ивана Янковского (внука Олега Янковского), Сергея Бурунова, упомянутого Ивана Макаревича. Отлично справилась Анна Пересильд — дочь Юлии Пересильд и режиссёра Алексея Учителя. Ребята, занятые в главных ролях: Леон Кемстач и Рузиль Минекаев, — до такой степени вжились в образы, что их история кажется документальной.
Имеется ли тут романтизация, которую ставят в вину Крыжовникову? И да, и нет. С одной стороны, пацанство выглядит чем-то вроде «верного пути», где, как у мушкетёров: «Один за всех и все за одного!» С другой — натуралистичный вид крови и мёртвых тел заставляет крепенько подумать о том, как тонка нить, соединяющая жизнь и смерть. Собственно, романтизация, эстетизация преступных деяний — это, к сожалению, данность, иначе пришлось бы запретить и пиратскую тему, и плутовские романы, типа «Двенадцати стульев», и музыку, объединённую вывеской «русский шансон».
Говорят, что персонажам «Слова пацана» уже начали подражать, и это — вредное кино. Вспомните, что участники казанских группировок, любера, Ждань воспитывались на мультиках о Чебурашке и пионерских песнях. А вы думали, что на боевиках с участием Сильвестра Сталлоне?! «Кобру» и «Рокки-IV» они посмотрели уже взрослыми, когда были сформированы все понятия, предпочтения, смыслы.
Можно ли испортить «юношу, обдумывающего житьё» каким-то сериалом, более того, даже не транслируемым по телевидению? «Слово пацана» идёт в онлайн-кинотеатрах, а на вольных видеохостингах его блокируют по настоянию правообладателя. До этой киноэпопеи надо ещё добраться! Я не знаю, чем завершится сериал и будут ли его герои живы, а потому предоставлю слово автору книги — казанцу Гараеву. Он честен с собой и с другими: «Сейчас тот уличный период для меня будто окутан мрачной серой дымкой — я очень долго пытался вытеснить его и забыть».
*Физическое лицо, признанное иноагентом
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
