О двух очень разных московских впечатлениях
Весна наступила в Москве резко – вдруг и сразу во всем своем великолепии заявив о тепле и солнце. Еще каких-то несколько дней назад в столице можно было видеть не единичные почерневшие сугробы, а уже сегодня – вовсю лопаются почки, появляется листва и настроение приходит совершенно иное – радужное.
По весне хочется новых впечатлений, новых ощущений. В том числе и музыкально-театральных: увидеть-услышать то, чего раньше совсем встречать не приходилось. Это желание первооткрывательства (личного, конечно) завело меня в такие дали и дерби, в которые обычно хаживать не приходилось. И результат этих вылазок оказался совершенно разный.
В филармоническом концертном зале «Оркестрион» на юге столицы давали в концертном исполнении две камерных оперы орловского композитора Евгения Дербенко – «Звезда России» и «Великое посольство». Первая, на либретто А. Волкова, повествует об одной из драматичнейших страниц русской истории – времени Великой смуты конца 16 – начала 17 веков. Ее действующие лица – Дмитрий Пожарский, Марина Мнишек, царевич Димитрий. Вторая, на либретто И. Горина, рассказывает о заморском странствии юного царя Петра Первого, его знакомстве с нравами иноземных краев: пение и танцы в голландских тавернах соседствуют с итальянской буффонадой и русским скоморошеством.
Певческому началу обоих произведений автор дает необычное сопровождение – камерное по формату и нетрадиционное по составу инструментов. Домры, гусли, баян, балалайка, волынка – вот набор оркестровых средств, каковыми пользуется Дербенко (ансамбль солистов «Русская рапсодия», дирижер – Евгений Волчков). Идея использования русских народных инструментов весьма плодотворна – они способны изрядно передать русский национальный колорит и одновременно с этими инструментами куда легче петь вокалистам, так как их звучность заметно уступает возможностям инструментов классического оркестра. Когда-то, в начале 1980-х Борис Покровский в беседе с Дмитрием Кабалевским сокрушался, что композиторы не пишут опер для малых, камерных инструментальных составов – для трио или струнного квартета – насколько легче было бы вокалистам! И слово в пении всегда удавалось бы донести. А вскоре Покровский поставил в своем Камерном театре такую оперу – это были «Бедные люди» Глеба Седельникова. Опыт Дербенко в этом смысле можно только приветствовать. Смутило другое.
Оба произведения «удивили» двумя моментами. Во-первых, их трудно назвать не то что операми, а вообще опусами, пригодными для исполнения в театре, для постановки на сцене. Хотя здесь присутствует хор (камерный коллектив Музыкально-педагогического института имени Ипполитова-Иванова), кантатами (например, сценическими, как у Карла Орфа) их тоже не назовешь. Скорее – музыкально-драматические композиции, коллажи на заданную тему, где абсолютно отсутствует музыкально-драматургическая целостность, развитие, где роль связующего звена между разрозненными сценками доверена чтецу!
Что подвигло композитора претенциозно назвать свои миниопусы операми – непонятно. Оперой здесь и не пахнет. Что касается самой музыки обеих «опер», то она оставляет впечатление какой-то дремучести – это стиль ура-патриотических песен, отдаленно напоминающий браваду братьев Покрасс (только значительно более скромную по качеству), стиль агитпропа, а не настоящего искусства.
Сольные партии исполнили молодые вокалисты Владимир Автомонов (Пожарский, Петр Первый), Анна Назарук (Марина Мнишек), Анна Клепикова (Наталья Кирилловна и др.), Михаил Анестратенко (Старец, Арлекин), каждый из которых обладает как определенными достоинствами (сама природа молодых, свежих голосов, тембры), так и недостатками (многие из которых – школьного характера).
Я неслучайно вспомнил о Борисе Покровском: на днях в его театре прошел юбилейный 250-й показ «Ростовского действа», спектакля уникального во всех отношениях. О сочинении митрополита Дмитрия Ростовского (Даниила Туптало) и его воплощении на сцене Камерного театра Покровским написано немало – этот перформанс за тридцать лет своего существования собрал множество восторженных откликов, как простых людей, так и знаменитых деятелей отечественного искусства.
Поражает он и сегодня – необычностью своего формата, способом организации действия и пространства, и, самое главное, своим музыкально-драматическим содержанием. Это подлинный русский национальный, если хотите, этнографический театр, но воплощенный средствами высокого академизма, а не самодеятельности. Он погружает зрителя-слушателя в абсолютно небывалую реальность давно ушедшей от нас эстетики и воскрешает в русском человеке древние пласты исторической памяти.
«Комедия на Рождество Христово», реконструированная Евгением Левашовым в начале 1980-х годов, — это своеобразная хоровая, певческая, без оркестрового аккомпанемента опера — целостное и законченное действие, со сложнейшими хоровыми и вокальными партиями (чего стоит один плач Рахили, превосходно исполненный на юбилейном спектакле Татьяной Федотовой – это ничуть не проще какой-нибудь белькантовой каватины или того же плача Ярославны из «Князя Игоря» Бородина), с развернутой драматургией, с кульминациями.
Уникальный, новаторский, гуманистический, высоко нравственный – эти справедливые эпитеты, сказанные о «Ростовском действе» за годы его существования, не потеряли своей актуальности. «То, что я видел и слышал сегодня, можно расценить как открытие нового мира», — написал когда-то об этом спектакле великий Евгений Светланов. Не быть солидарным со словами маэстро – невозможно!
«Ростовское действо» живет, поражая пришедших на спектакль стройностью хорового звучания, яркостью вокальных характеристик, игровой конкретностью действа и уровнем смыслового обобщения одновременно. Это подлинное национальное сокровище, отсылающее к самым истокам Великой Руси.
