— Если ты ещё раз откроешь свой рот, мама, я разошлю всем копию
твоего свидетельства о рождении вместо рождественской открытки.
Вместо эпиграфа.
На последнее представление «Риголетто» в Венской опере билетов не было, как говорится, даже за наличные [1]. Поскольку аншлаг случился в будний день на будничный спектакль, можно с грустью констатировать, что в австрийскую столицу вернулся командировочный турист, который в доковидные времена делал основную кассу главному оперному дому мира, всему радовался и всем восторгался, демотивируя артистов хоть как-то соответствовать статусу сцены, на которую они выходят.
Разумеется, театр — это живой организм, и даже в золотые времена случались здесь у нас накладки: то декорация упадёт, то валторна киксанёт, — изредка, но было. К тому же ни для кого не секрет, что рядовые представления готовятся и проводятся с чуть меньшей самоотдачей, чем премьеры или спектакли с участием звёзд мировой величины. Публика же, посещающая такие не-статусные показы, искренне недоумевает, чем могут быть недовольны завсегдатаи и критики, если так всё хорошо и нарядно. Публику можно понять: она на отдыхе, и может себе позволить великодушную расслабленность. У людей же, приходящих в зрительный зал на работу, оценки происходящего в оркестровой яме и на сцене, само собой, чуть строже.
Постановщик спектакля — нынешний руководитель знаменитого фестиваля в Экс-ан-Провансе Пьер Оди — ещё в предпремьерном интервью 2014 г. признавался, что равнодушен к современным режоперным тенденциям [2] и что в «Риголетто» для него самое главное — этическая расшатанность общества, где сексуальная распущенность соседствует с возможностью купить чужую жизнь, просто выйдя на улицу и заказав убийство, как доставку пиццы.
Из этой идеи вырастает и простая символика спектакля, и его оформление, перекликающееся с живописными приёмами эпохи Возрождения, в поздний период которого и разворачиваются события драмы Виктора Гюго «Король забавляется», ставшей основой либретто Ф.-М. Пьяве, и на которое указывает крой костюмов (сценограф Кристоф Хетцер). Ничто в этом спектакле не отвлекает от вокально-инструментальной роскоши вердиевской партитуры. Казалось бы: играй и пой, — никто тебе не мешает. «Риголетто» Верди — действительно образец жанра: здесь всё сложно и просто одновременно; ни одной лишней ноты и невероятный простор для актёрской самореализации.
Участники представления, о котором идёт речь, с упоением отдавались работе над образами.
Прекрасный в прошлом исполнитель партии Риголетто, 63-летний Саймон Кинлисайд харизматически отыгрывал трагедию 50-летнего шута, 42-летняя Эрин Морли очаровательно смотрелась в образе 16-летней Джильды, 43-летняя Моника Бохинец в образе опытной бандерши Маддалены уверенно атаковала простуженного Герцога в исполнении 36-летнего Бенжамена Бернхейма. Достойно играли все. Звучал достойно только простуженный Б. Бернхейм, Евгений Солодовников (Спарафучилле) и хор. Кинлисайд форсировал звук, Морли передавливала верха и сипела на пиано, Бохинец звучала красиво, но вполголоса, будто боялась травмировать коллег.
Инструментально это было тоже, мягко говоря, неоднозначно. Маэстро Пьер Джорджио Моранди получал удовольствие от общения с материалом, но делиться этой радостью с аудиторией не хотел: оркестр ходульно озвучивал прописанные ноты, даже не пытаясь координировать свою работу с происходящим на сцене. На сцене же каждый звучал как мог, и из большого количества изумительных ансамблей этой оперы по-настоящему хорошо не прозвучал ни один. Конечно, музыканты не рассыпались, как бусины с оборвавшегося браслета, но необходимой собранности не было и в помине. В воздухе витала усталость, излучаемая ветеранами жанра [3].
К счастью, в Венской опере редко предлагают подобные экскурсы по славным страницам известных биографий и имён, как по древнеримским развалинам, которые интересны лишь историкам и людям с богатым воображением. Само собой, в музеях мемориальному наслаждению помогают таблички с указанием возраста представленных артефактов. В СССР функцию подобных музейных маркеров выполняли титулы и звания. И если бы в программке Венской оперы указывали возраст тех исполнителей, ценность которых для истории жанра проверена временем и не подвергается сомнению, наслаждению капризных зрителей и противных рецензентов не было бы границ.
Примечания:
1) Известная реплика из драмы О. Уайльда «Как важно быть серьёзным» обозначает критическую недоступность чего бы то ни было.
2) От «режиссёрская опера», под которой понимается мейерхольдовская традиция вольного обращения с авторским текстом при инсценировке произведения.
3) Пожалуй, именно здесь стоит сделать сноску, чтобы отметить, насколько тяжело оставаться объективным, выбирая слова в попытке дать сдержанную оценку в целом критически некачественной работе дирижёра.
Фото © Wiener Staatsoper / Michael Pöhn
