Чёрный цвет является наиболее беззвучной краской, на фоне которой всякая другая звучит сильнее, и точнее… Красный цвет имеет постоянство острого чувства.
Василий Кандинский
В кинокомедии «Самая обаятельная и привлекательная», снятой в середине 1980-х, есть примечательный фрагмент — конторская золушка Надя Клюева заявляется к фарцовщику, чтобы тот подобрал ей стильный гардероб. Спекулянт кидает женщине эффектный свёрток, изъясняясь патетикой: «Кар ден! В Союзе таких две-три единицы, да и то у жён дипломатов неприсоединившихся стран».
Однако же Надя пугается новизны, а потому берёт обычные джинсы, шубку, сапожки. Тогда хотелось подчеркнуть, что героиня по-хорошему умеренна в своих желаниях и не бегает за модой, но это можно трактовать иначе: Карден — это не повседневность, а футуризм, сияние космического послезавтра. И ещё Карден — это красное и чёрное, контраст зовущего пламени с бесконечностью ночного пространства.
Итак, 2 июля Пьеру Кардену исполнилось бы ровно сто лет. Созидатель парижской утончённости родился в итальянском городке с роскошным названием Сан-Бьяджо-ди-Каллальта, что недалече от Венеции. Французская цивилизация никогда не слыла закрыто-самобытной вещью в себе, и её творцами становились испанцы, англичане, русские и, конечно же, итальянцы, чьё видение гармонии вызывало зависть ещё со времён Ренессанса. В этой связи возникает риторический вопрос: «Как часто французская интеллигенция воздевает руки, произнося рефрен: „Мы сами ничего не придумали, и наша страна всё заимствует!“?»
Но вернёмся к Пьетро, …Пьеру Кардену. Историки моды пишут, что он красиво начал — как театральный художник и по факту оставался им всю жизнь, будто бы соглашаясь утверждением, что весь мир — театр. Этому предшествовало ученичество у портных, которые быстро понимали, что подмастерье шьёт гораздо лучше их самих. Переезды, бедность, поиски себя, надежды.
В послевоенном Париже, изумлявшем своими контрастами, Фортуна свела Пьера с Жаном Кокто, великим и капризным мэтром, остро чувствовавшем любые таланты. Киносказка «La belle et la bête», где никому не ведомый Карден разрабатывал мужские наряды, и поныне воспринимается, как пиршество для глаз. Барочные колеты, рукава-буфы, пышные воротники — это вполне отвечало эстетическим требованиям роковых-сороковых, когда belle France хотела забыть о своих «чудовищах» — о позоре и мерзостях оккупации.
Тогда же расцвели розы Кристиана Диора — благоуханные шелка, манерная роскошь, бонтон, а девушки вновь затянули талии до умопомрачительной тонкости, словно и не было спортивной агрессии 1930-х, коротких стрижек и пальбы по мишеням. И — о, счастье! Кардена взяли в этот парадиз высокой моды — в дом Dior. Там же подвизался и будущий главный соперник — Ив Сен-Лоран.
Оба по молодости боготворили Диора, а потом всю жизнь предпринимали то, от чего «папаша» Кристиан рухнул бы в обморок, если был бы жив к тому моменту. Нахально внедряли супер-люкс по доступным ценам, уловив, что эра Haute couture безвозвратно ушла, длину юбок и тканевый узор диктуют улицы, а не гостиные! Стали новаторами — в противовес ретрограду Диору. Оба приветствовали большевистскую цивилизацию, как образ идеального общества. Любили СССР и — русскую культуру, но если Ив симпатизировал коммунистам и «левым» движениям, то Пьер оставался вне политики.
В 1960-х Карден сделался проводником свежих идей, мечтателем и романтиком. Космический век, динамика, манекенщицы в шлемах, активное использование синтетики, яркость, — он превращал минимализм, свойственный шестидесятникам, в футуристический шик, а его однотонные мини-платьица трапециевидной формы казались одеяниями фантастических пришелиц. Утверждал, что «…создает одежду для жизни, которой еще не существует, — для мира завтрашнего дня», и костюмы обитателей Эры Кольца в «Туманности Андромеды» 1967 года напоминали карденовские дефиле.
Впрочем, над его коллекциями потешался другой поклонник советской действительности — карикатурист Херлуф Бидструп. Рисунки, посвящённые модам Парижа, навеяны стилем дома Cardin. Опередить и — удивить самого себя, — вот, что ценно для модельера. Именно Пьер выдумал те самые «битловки» — пиджаки без воротника для популярной юношеской группы, а ещё — предложил девушкам носить ботфорты и ажурные колготки.
В СССР он впервые побывал в 1963 году (тут Сен-Лоран его опередил на целых четыре года!), сначала в рамках визита деятелей культуры, далее — как частное лицо и большой друг Страны Советов. Его музой долгие годы оставалась Майя Плисецкая (и тут он опять сталкивается с расторопным Сен-Лораном!) Оба модельера соревновались в креативности, одевая русскую Терпсихору — этот образчик хорошего вкуса и стройной фигуры. Не будучи красоткой в расхожем понимании, Плисецкая восторгала искушённых профи. Карден сотрудничал с ней и в качестве балетного костюмера. Шедринская феерия «Анна Каренина» — это не только волшебный танец, но и летящие драпировки, подчёркивавшие грацию прыжка.
В 1970-х у Кардена возник головокружительный бизнес-план по продаже лицензий в СССР. Мсье Пьер был крепким негоциантом — он видел перспективы. СССР — это огромный рынок сбыта и, если его занять, можно сорвать куш. Увы, переговоры с Минлегпромом не вели к нужным результатам, и лишь к 1986 году представителям дома Cardin удалось заключить сделку. Так лекала Кардена стали использовать на нескольких швейных фабриках.
В 1980-х о нём очень много писали в нашей прессе — как в дамских журналах, так и в общественно-политических изданиях. Он был свой, родной, и при том — всемирно-известный, богатый, шикарный. Неслучайно комплект с этим лейблом попал в эпизод комедии о любви и женской привлекательности. Карден на слуху, общается с Вячеславом Зайцевым, вхож к Раисе Горбачёвой. Ох, и здесь подсуетился Ив Сен-Лоран, затеявший в Москве грандиозную выставку своих коллекций! Зато Карден устроил показ на Красной Площади. Стояло жаркое и — страшное лето 1991 года. Империя трещала по швам, а по её главной площади фланировали чудо-манекенщицы. Для парижанина то было триумфом и — жестом доброй воли. Он радовался, как ребёнок. А для нас? Это смотрелось и — смотрится кощунством.
У каждого значимого художника есть всего несколько лет, когда он совершает прорывы, но затем наступает «осень» — для сбора плодов и — оттачивания, повторения затверженных линий. Для Кардена лучшими годами были 1960-е — он узрел контуры и очертил свой путь, а всё, что было потом — вариации на тему красного-и-чёрного. Он не впадал в ретро и не увлекался, вернее — почти не увлекался — этникой, в отличие от Сен-Лорана, продолжая думать о будущем даже в те годы, когда футуризм перестал будоражить.
Пьер любил геометрию и не изменял ей. Чёткость форм — генеральный смысл XX и — особенно XXI века. Карден до конца был востребован, популярен, а умер глубоким старцем, не дожив чуть-чуть до круглой, «трёхзначной» даты. Сен-Лоран ушёл раньше, оставив извечного конкурента в одиночестве и печали. Карден переживал уход Ива. Ещё бы! Противостояние, интриги, сплетни — всё забылось. Что в памяти? Красное, чёрное и спор о красоте на вечеринках неоновых-шестидесятых…
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
