В старом фильме «Одиноким предоставляется общежитие» (1983) есть с виду незначительный и при этом — знаковый диалог, состоявшийся между воспитателем общежития (да, эти функционеры так и назывались — у взрослых работяг в общежитии были именно воспитатели) и — комендантом. Героиня Тамары Сёминой, лишь бы о чём-нибудь поговорить с приятным ей кавалером, завела разговор о записях модных групп и том, что «надо бы проверить, о чём поют» все эти Бони-Эм и АББы. Может, о власти денег и жестокости! На что персонаж Александра Михайлова простодушно отвечал: без языка-то всё равно ничего не понятно. Так, сплошное «ай лав ю». И тут женщина произносит: «Да, язык у нас, славу Богу, в объёме школьной программы». То есть в переводе с русского…на русский это означало: мы ничего не понимаем на слух и вообще — ин-яз считается не важным и не особо нужным.
Отлично помню тусклый учебник, где почему-то рассказывалось о местном семействе Стоговых (The Stogovs), о Москве и комсомоле с пионерией, тогда как о самой Англии — с гулькин нос. Хотя, мы читали на уроках адаптированные отрывки даже из «Джейн Эйр», но могу допустить, что это была инициатива нашей англичанки. Инглиш — для общего развития, как пение с рисованием, но «ниже» истории с географией. Нынче принято ругать советскую систему образования за то, что «учила не тому» и не выдвигала ин-язы в число важнейших предметов. Мол, языковое обучение при Советах было сугубо элитарным, готовили господ-мажоров, а в школе через дорогу — пролетариев, говорящих на смеси мата и сопромата. Не так. Образование было целевым, а «элитарность» ему додумывали и — достраивали сами люди.
Советский мир являл собой индустриально-развитое общество, где главенствовали технические науки, а первым предметом в школьной иерархии значилась математика. Следом шли физика-химия. Из гуманитарных наук — русский язык, а вот литература сильно отставала. Если попадался восторженный словесник, увлекающий старшеклассников поэзией, это было чистое везение. Рядовые «русички» знали от сих — до сих, роль народа в эпопее Льва Толстого и образ Катерины — луча света в таком-то царстве. Требовалась грамотность. Всё те же немудрёные русички круто вдалбливали правописание. Современные чудо-конструкции, типа «ни где», «ни кто» и «по томучто» могли встретиться лишь в каракулях страдальца из вспомогательного учреждения (в просторечии — школы дураков или ШД).
Основную массу готовили «на завод» — в том числе инженерами-исполнителями. Любая система воспитывает тех, кто будет её (систему) развивать. В связи с этим, изучение иностранных языков мыслилось чем-то, вроде роскоши, как и углублённый курс рисования, например. Хочешь большего? Пусть тебя отдадут в «языковую» спецшколу и — в художку, посещаемую в свободное от учёбы время. Поэтому к инглишу и пению-рисованию в школе относились, как к чему-то приятно-необязательному.
Вспомните, как выглядел урок английского в фильме, снятом примерно тогда же — в «Гостье из будущего» (1984) — все тихо болтают, хохмят, шелестят записочками. И вот эта фраза преподавательницы: «Девочки, уберите шахматы». Шахматы! На уроке. Триумф Алисы, бойко говорящей по-английски и знающей ряд языков, смотрелся, как цирковой номер, который никто не стал бы повторять. Приблизительно, как её прыжок через забор. Безусловно, все читали иностранную литературу, но любого Оскара Уайльда в СССР переводили столь дивно, что отпадал ещё один аргумент важности ин-язов — советский переводчик улавливал все оттенки и нюансы. Целевое образование давало красивые плоды — наши переводчики и — мастера кино-дубляжа были лучшими в Европе.
Более того — отсутствие интереса к «заграничному» наречию — это один из признаков самодостаточности общества. Допустим, англичане (нация с высокой самооценкой) во все века — хоть при Тюдорах, хоть при Виндзорах — не любили утруждать себя чужими словесами. В XVIII веке памфлетисты, зачастую ориентированные на французское Просвещение, высмеивали эту особенность: британец, путешествуя по Европе, мнил, что всяк путник обязан понимать его дикарский language. Замечу, что English в те годы не был «мировым» языком и чем-то обязательным к изучению, а упёртость джентльменов доходила до крайности. Везде царил французский, да и он не сразу пробил себе дорогу — Людовик XIV, занимавший позицию протекционизма, развивал в своих подданных гордость за страну, тогда как аристократия долгое время предпочитала итальянский язык. Людовик-Солнце сделал Версаль центром вселенной — после этого все (ну, кроме англосаксов!) затараторили по-французски.
Екатерина Великая утверждала, что в России должно говорить на русском и демонстративно игнорировала свою невестку Марию Фёдоровну, если та переходила на немецкий. А кто хорошо выучивает иноземную речь? Тот, кто зависим от носителя этого языка. Дворянство, конечно, владело французским, но по мере того, как формировался русский-литературный язык, всё меньше игнорировались русские романы — при Николае I считалось bon-ton читать по-русски. А что же в СССР? Он позиционировался, как образчик самодостаточности — и русский надо было «выучить только за то, что им разговаривал Ленин». Остальное — по желанию.
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
