Оперой Гаэтано Доницетти «Лючия ди Ламмермур» открылся новый сезон в Парижской опере.
Партию Лючии исполняла Соня Йончева — болгарская певица, закончившая Женевскую консерваторию, победительница «Опералии» в 2010 году и, наконец, просто красавица. Вокал ее просто поразил: округлый, легкий и теплый голос, замечательно звучащий в верхнем регистре (что очень важно в партии Лючии), великолепная виртуозность. Во время ее арии «Il dolce suono» я позабыл, что нахожусь в театре — настолько сильным было сопереживание.
Эмоциональность, высочайший драматизм, выразительная мимика и отточенность движений — вот он цельный образ Лючии.
Американский тенор Майкл Фабиано (Эдгардо) — обладатель замечательного сильного голоса с красивыми легато, технически не всегда справлялся с исполнением пиано и пианиссимо. К сожалению, на протяжении всего действия (за исключением финала), у Фабиано преобладал драматический вокальный компонент. В то время как второй важный компонент партии Эдгардо — лирический, появился только в финальной сцене «Tombe degli avi miei... / Fra poco a me ricovero...». А ведь именно переходы драматического компонента в лирический и обратно в одной сцене или арии является своего рода «изюминкой» партии Эдгардо.
Эмоции горе/унижение/гнев у Эдгардо часто трансформировались в насилие/жестокость/ярость по отношению к Лючии
(сцены «Intendo!..di mia stirpe...», «Pur quel voto» и в Seguita di finale «Riprendi il tuo pegno, infido cor»). Переживания героя понятны, но сценическая экспрессия чувств чрезмерна, и трансформация горя и гнева в ярость и насилие, на мой взгляд, не передают задумки авторов (как В. Скотта, так и Г. Доницетти).
С первых же сцен прекрасно себя показали в вокальном плане Эрик Хуче (Норман) и Орлин Анастасов (Раймондо). Джордж Петеан (Энрико/Генри), к сожалению, обладает недостаточно сильным голосом, поэтому временами его голос «тонул» в оркестре.
Оркестр (дирижер Маурицио Бенини) продемонстрировал достойный уровень, темпы и фразировка нареканий не вызывали. Особенно удались сцена «Грозы» и соло флейты/гобоя и виолончели.
Спектакль довольно старый — почти двадцатилетней давности, его режиссер — знаменитый американец с румынскими корнями, обладатель всевозможных театральных наград, Андрей Щербан.
Несмотря на то, что постановка обкатанная, не покидает впечатление ее незавершенности, сырости.
Так, солисты очень часто не знают как им двигаться, чувствуется неуверенность, особенно у Эдгардо, который временами переигрывал.
На протяжении всего спектакля происходят некоторые мелкие несуразицы, которые нарушают целостность спектакля. Например, во время трех первых сцен за Лючией постоянно ходит Норман и демонстрирует портрет умершей матери.
Однако, есть и много положительного. Так, замечательна идея посадить Лючию на качели во время дуэта и каватины: «Ascolta! Regnava nel silenzio... / Egli è luce a’ giorni miei...» — сцена получается очень естественной.
Ария Лючии «Il dolce suono...» — цирковые элементы без страховки:
Лючия, а за ней и Энрико вскарабкиваются на самый верх сложной балочной конструкции. Полная гармония «безумия»...
В сценографии Уильяма Дадли отсутствуют монументальные декорации. В двухуровневом пространстве первый, основной, уровень сцены — набор спортивных аксессуаров: канаты, гимнастические кольца, качели и бутафории, на стенах висят мишени, по периферии стоят двухярусные казарменные кровати. Миманс представлен гимнастами-акробатами, выполняющими довольно сложные номера.
На втором уровне полукругом располагается хор. Время от времени в воздухе бесшумно возникают подвесные мостики, соединяющие разные уровни, на которых внезапно появляются Эдгардо, Лючия или Энрико. В техническом плане это вызывает восхищение, но не является необходимым и мешает восприятию оперы.
В итоге, я, как и большинство парижских любителей оперы, открыл для себя новое имя — Соню Йончеву, вокалом которой все мы не раз еще будем восхищаться...
Фото: Opéra national de Paris / Mihaela Marin
