В конце января и начале февраля 2020 года Академический симфонический оркестр Московской филармонии вместе с главным дирижёром Юрием Симоновым провели гастрольный тур по Германии. Чопорные концертные аудитории – от Берлинской филармонии до Мюнхенского «Гаштайга», что называется, сдались!
«Зрители были восторженны и с громогласным пылом чествовали русских гостей» (Герхард Хоффман, onlinemerker.com).
«Исполнение Шестой симфонии Чайковского подкупало благородной лирикой и высоко романтичной игрой, наполненной кровью сердца. Это было мастерски» (Томас Хайнольд, Nürnberger Zeitung).
«В "Патетической" симфонии Петра Чайковского Симонов извлекает один регистр, затушёвывает другой, моделирует первые скрипки в невероятно пластичную, почти трёхмерную мелодическую линию» (Михаэль Бастиан Вайс, Abendzeitung München).
«Это было, словно войти в мир, отдалённый на световые годы от обычаев музыки на Западе: мир, богатый неотразимым шармом… Конечно, всё это неизбежно исчезнет. Через двадцать лет русские оркестры будут звучать точно так же, как в Милуоки или Цинциннати, и это станет трагедией» (дирижёр и журналист Франческо Мария Коломбо в личном блоге).
Но у нас всё же есть резон для того, чтобы утверждать с надеждой: филармонический коллектив, слушая время, сохранит лучшие свои черты, своё «лицо звука». Надежды эти связаны с преемственностью дирижёрской традиции, с учениками и ассистентами Юрия Ивановича. А мне давно хотелось рассказать о них, о дирижёрах моего поколения, моих добрых товарищах, с которыми я разделяю любовь к оркестру и профессиональные взгляды. Это – Димитрис Ботинис, Игорь Манашеров, Алексей Рубин и, недавно приступившие к работе, лауреаты Третьего Всероссийского музыкального конкурса Андрей Колясников и Николай Цинман.
На каждого из них приходится множество разноплановых дел: подготавливать нотный материал, проводить репетиции с оркестровыми группами, вносить корректуры после общих репетиций и таким образом участвовать в поддержании высокого исполнительского уровня и дисциплины коллектива. Боюсь, слушатели не всегда могут оценить действительное значение этой непрерывной, непраздничной, трудной работы.
В то же время молодым дирижёрам необходимо соединить школу, общий подход к вопросам, прежде всего, мануальной техники (что, в свою очередь, важно для воспитания культуры оркестра) и единый стиль в исполнении фирменного репертуара Московского филармонического со своими собственными художественными устремлениями. Бережно культивировать первое и преуспеть во втором, превратиться в личность за дирижёрским пультом – вот задача на «квадратуру круга».
Как известно, дирижёрское мастерство составляют: умение не мешать музыкантам (раз), возможности им помочь (два) и лишь потом право ими руководить (три). Первая доля в такте всегда сильнее последующих. Но большинство предпочитают синкопы, смещение акцентов. Начинают прежде всего руководить и – почти без исключений! – не помогают оркестру, а мешают ему.
Раз, два, три… И снова: раз, два, три… Это в памяти уже звучат вальсы. В самом начале года на протяжении целого концертного вечера ими дирижировал Алексей Рубин, который станет первым героем моей серии.
Подробную биографию дирижёра можно прочитать на сайте Московской филармонии, а я отмечу некоторые события. Представляя лучшую в мире петербургскую школу дирижирования, в 2015 году Алексей стал лауреатом Всероссийского музыкального конкурса в Москве. Помимо работы с хором, – это его первая специальность, – дирижировал балетом и получил оперное крещение в русском («Иоланта» П.И. Чайковского) и западноевропейском («Свадьба Фигаро» В.А. Моцарта) репертуаре. Алексея высоко ценят ведущие солисты, которым он аккомпанировал с многочисленными оркестрами по всей стране. Плодотворно он работает с Российским национальным молодёжным симфоническим оркестром.
Алексей Рубин замечательно умеет и не мешать, и помогать исполнителям. Им хорошо усвоены принципы легатного дирижирования – нанизывание звеньев, одно за другим, в слитной цепочке событий, выраженных в жесте и звуке. Действительно, это редкий пример дирижёра – союзника оркестра, который будто специально уходит в полутень, предоставляя музыке говорить за себя. Я вижу в этом прямое действие художественной и человеческой деликатности, а вовсе не блеклый артистизм или сдерживаемый темперамент. Алексей относится к музыке бережно. В этом суть его индивидуальности.
Представление о том, к чему он стремится как интерпретатор, достаточно полно раскрыл концерт «Два века вальса», который состоялся 6 января в Зале имени Чайковского. Только недальновидный рецензент скажет, что исполнить такую программу, объединившую одиннадцать произведений европейских и русских классиков, можно на «раз-два-три». Здесь и речи нет о единообразии, но достаточно всякого рода технических и стилистических ловушек. Как же поступил дирижёр? Намеренно он не старался противопоставить Иоганна Штрауса – Листу, а Глинку – Хачатуряну. Просто помог проявиться той непохожести, что заложена в самой фактуре, оркестровке, динамическом облике произведений. Перечислю запомнившиеся удачи.
В первом отделении – «Грустный вальс» Я. Сибелиуса и «Весенние голоса» И. Штрауса-сына. Прелесть «Грустного вальса» выразилась в темпах: не слишком медленно и не чересчур быстро. Вздохи струнных соткались в мерцающую мелодию-воспоминание. Разделы формы не «приклеивались» друг к другу, а наступали, как перемены дум и состояний. Пьеса прозвучала очень компактно и одновременно развернулась в ощущении до целой симфонической поэмы, благодаря взметнувшемуся всполоху кульминации. Получился грустный, светлый, серьёзный, обаятельный вальс. А «Весенние голоса» в конце первого отделения немедленно приглашали слушателей в фойе, где надлежало пить шампанское, – так разогнался, разогрелся и завертелся вальс. Подвижный темп придал ему полётность и некоторую легкомысленную суетливость. Но почему бы и нет? Весной чаще бьётся сердце и путаются мысли.
Очень естественно прозвучал Вальс П. И. Чайковского из балета «Спящая красавица», главная трудность которого заключена в повторении схожих музыкальных фраз. Исполнителям удалось передать ощущения их разной освещённости, полутонов и переходов цвета и света. Большую сложность представляет также исполнение Первого концертного вальса А.К.Глазунова. Эта пьеса сродни «Вальсу-фантазии» Глинки, один из драгоценных камней русской симфонической музыки. В этот раз дирижёр пожертвовал слышимой структурой, чётким осмыслением экспозиционного, развивающего и завершающего разделов формы. Но наделил пьесу долгим дыханием, неразрывной линией легато. И всё исполнение стало плавным, текучим, словно балет на льду.
Края воздушных кружевных платьев вперемешку с офицерскими лампасами мелькали в кружении Вальса Г. В. Свиридова из музыкальных иллюстраций к повести А. С. Пушкина «Метель». И совершенно другой мир – Вальс из музыки к лермонтовскому «Маскараду» А. И. Хачатуряна. Стремительное движение размывало детали, но придавало единый порыв этой темпераментной, открытой, всполошённой, объясняющейся в чувстве во весь голос и при этом до конца искренней трактовке.
Наконец, в завершение вечера прозвучал «Вальс цветов» из балета «Щелкунчик» П. И. Чайковского. Темп чуть посдержаннее подарил бы кларнету и флейте пространство для выразительных, менее прямолинейных высказываний соло. Но в целом вальс был сыгран полнокровно, с благородной патетикой минорного эпизода у виолончелей, – в своё и наше, слушательское, удовольствие.
И вот что получается. Одни концерты создают информационные поводы, ценны сиюминутной событийностью. Они требуют немедленного отклика. Другие – живут в памяти чувства, обогащают личный опыт и уже совершенно неважно, говоришь ты о них на следующий день или спустя время. «Два века вальса» в исполнении оркестра Московской филармонии и Алексея Рубина – из таких долговременных впечатлений. Это тот самый «праздник, который всегда с тобой».
