Став в 29 лет самым молодым обладателем «Оскара» за лучшую мужскую роль в нашумевшем фильме Романа Поланского «Пианист», Эдриан Броуди с ходу поднялся из практически полной неизвестности на вершину славы. В последующем он не раз доказывал, что это отнюдь не случайность. Зрителям полюбились его неординарные работы в «Таинственном лесе» М.Найт Шьямалана, «Кинг-Конге» Питера Джексона и ряде других картин. На 31-м Московском МКФ знаменитый актер представлял свой последний фильм — музыкальную биографическую драму «Кадиллак Рекордз», где сыграл Леонарда Чесса — легендарного создателя звукозаписывающей чикагской студии «Кадиллак Рекордз», подарившей миру рок-н-ролл.
— Обычно в кино, да и в литературе акулы шоу-бизнеса представлены как монстры. Ваш же персонаж выглядит довольно привлекательным человеком. Не слишком ли он идеализирован в фильме?
— Думаю, что не слишком, — он совершил немало неблаговидных поступков. Но мы старались показать его живым человеком со своими слабостями и достоинствами. Нельзя не учитывать и то, что та эпоха была романтичней, чем наша. Мне по-своему симпатичен мой герой. Он сблизился с такими в будущем титанами американской музыкальной культуры, как Мадди Уотерс, Литтл Уолтер, Хаулин Вулф, Этта Джеймс, Вилли Диксон и Чак Берри, потому что у него было много общего с ними. Он, как и они, — выходец из довольно бедной семьи, он был эмигрантом польско-еврейского происхождения. Когда он начинал свой путь в шоу-бизнесе, у него, как и у них, и ломаного гроша не было за душой. Но благодаря своему удивительно тонкому пониманию музыки, безошибочному чутью на таланты и природному обаянию Лен сумел найти себя, ему удалось пробиться, и он стал одним из самых успешных музыкальных продюсеров 50-х годов.
— Готовясь к съемкам, какую музыку изучали, просто слушали?
— Я очень люблю блюз. Перед съемками — впрочем, и сейчас часто слушаю Мадди Уотерса и других выдающихся композиторов и исполнителей той поры. Так что могу сказать, что прекрасно знаю эту музыку. Как мне кажется, отзвуки блюза рефреном проходят через современную музыкальную культуру во всех ее проявлениях. Помимо всего прочего, эта музыка очень духоподъемная, лично мне она всегда повышает настроение.
— У вас и у Лена Чесса общие корни — вы выходцы из Польши. Вас ведь не только это связывает?
— Да, вы правы — не только это. Конечно, нельзя ставить на одни весы трудности, с которыми мы сталкивались в юности и в зрелые годы, но они нас закаляли, формировали наше самосознание. Вместе с тем я, как и Лен, считаю себя частью американской культуры, американцем. Я нью-йоркец — и это означает ощущение особой связи со всем человечеством. Мой город — плавильный цех многих культур, которые принесли со всех концов света будущие обитатели Нью-Йорка.
— Как в «Пианисте», так и в «Кадиллаке Рекордзе» ваши персонажи одержимы музыкой. А вы не намеревались связать с ней свою жизнь?
— Возможно, это было в планах моих родителей. Во всяком случае, в детстве они меня заставляли заниматься музыкой. Но, к сожалению, не слишком настойчиво. Они у меня очень деликатные и справедливые, понятия «наказание» для них практически не существовало. Для них было чрезвычайно важно заинтересовать меня, познакомить с вещами, которые могли обогатить мой внутренний мир, мою жизнь. У меня была учительница — немолодая уже женщина, и она мне не нравилась, поскольку руки у нее были с набухшими венами. И мне казалось, что если я буду много играть на фортепиано, то и у меня будут руки с такими венами. И вот я стал взрослым, мои руки похожи на руки той учительницы, но играю я совсем не так хорошо, как мне хотелось бы. Жалею, что в детстве недозанимался. Музыка — это универсальный, понятный для всех язык человеческого общения на эмоциональном уровне.
— В «Кадиллаке» очень много музыки, и нередко она замечательно сочетается с драматическими сценами. Музыкальный ряд был заранее выстроен и сопровождал съемки или появился на завершающем этапе работы над картиной?
— Для сцен с музыкальными номерами музыка была записана заранее, звучала на каждом дубле, и это помогало нам настраиваться. Особенно мне памятна сцена перед финалом, когда мой герой, вынужденный уйти из музыкальной индустрии, покидает свою студию, и Бейонсе Ноулз в роли Этты Джеймс поет ему прощальную песню. Она настолько проникновенно пела и играла, что я был тронут до глубины души и заплакал. И это мое состояние передалось моему герою. Сцена, мне об этом не раз говорили, получилась трогательной и печальной.
— Вы, как и любой актер, наверняка рисовали себе картины, где вы успешный и популярный. Ваши ожидания оправдались?
— Переход от полной неизвестности к успеху невозможно предугадать и предусмотреть, он непредсказуем. Видел ли себя на вершине успеха? Нет, не видел. Конечно, у меня были какие-то мечты, но они имели расплывчатые, смутные очертания. Я не представлял себе, как это изменит мою жизнь. И вот пришла популярность, и она принесла в основном позитивные перемены. Негатив состоит в том, что в Америке десятилетиями насаждался культ звезды. Звездный статус не имеет ничего общего с твоей работой, с тем, что ты сыграл и как. Ты в «обойме», помещен в мир «глянца», и от этого никуда не уйти. Но с этим можно смириться, не обращать на это внимание и жить своей жизнью. И стараться, чтобы люди знали меня по моим фильмам и моим ролям, а не как лицо, которое мелькает на обложках журналов и на телеэкране. Чрезвычайно важно то, что у тебя появляется чувство безопасности, уверенности в завтрашнем дне. Я уже доказал, что умею играть, стал брендом, представляю собой определенную ценность, и потому без работы не останусь. Это актеру очень нужно, но нужно и ощущение анонимности, которое дает возможность наблюдать за людьми, не будучи при этом объектом наблюдения, свободно общаться с людьми. Без этого актеру нельзя, он должен постоянно подпитывать себя, чтобы потом убедительно перевоплощаться в своих персонажей. Раньше мне было проще вести такой образ жизни, но чем дальше, тем труднее и труднее выйти на улицу без шляпы, без огромных черных очков и не быть узнанным. Тем не менее пока я такие возможности нахожу.
— Вы впервые в Москве?
— Да, и она меня поразила. Для меня большая честь быть приглашенным на Московский кинофестиваль, и это, поверьте, не дежурные слова вежливости. Я обрадовался этому приглашению еще и потому, что мне очень хотелось побывать в России, побродить по Москве, побывать в местах, где жил и творил великий Станиславский. Я считаю его одним из тех, кто определил на века, что такое правда в искусстве вообще и в актерской игре в частности. Для меня главное в моей профессии — быть стопроцентно правдивым. Зритель должен мне верить, и я всю свою актерскую жизнь добивался этого, отталкиваясь от принципов и учения Станиславского. Можно сказать, что считаю себя учеником Станиславского, хотя мы и жили в разные эпохи. Нельзя быть правдивым, не примеряя на себя то, что чувствует, что переживает мой персонаж, а эти чувства и переживания нередко бывают экстремальными. Особенно показателен в этом смысле фильм «Пианист». Когда играл в нем, на меня свалилась огромная масса горечи и печали, которую я должен был осознать и пропустить через себя, впитать в себя и выразить на том языке, который понятен всем. Сам процесс работы над этой ролью помог мне увидеть, какими возможностями я обладаю, почувствовать себя актером, который на многое способен, а это, поверьте, дорого стоит. Конечно, я надеюсь, не все фильмы так меняют меня и зрителей, как «Пианист», и это счастье, когда они к тебе приходят.
Беседу вел Геннадий Белостоцкий
