Опера Умберто Джордано на либретто Луиджи Иллики стройна, красива, драматична и, если не считать двух арий и одного дуэта, малоизвестна, и довольно сложно избавиться от недоумения, почему эта партитура третьего ряда вообще ещё где-то исполняется, когда в том же жанре (да и на ту же тему) есть недосягаемые «Аида» Верди, «Тоска» Пуччини, и даже многострадальная недоделанная «Турандот». Несмотря на инструментальную цветастость, музыка «Андре Шенье» иллюстративна, практически лишена психологического развития (драматургически всё на одной ноте) и, на мой вкус, по-графомански затянута: все два часа, что длится её монохромная узнаваемая пафосная крикливость, мозг не может поверить, что эта история действительно когда-нибудь уже закончится и можно будет идти домой. С другой стороны, слушателей должно утешать то, что певцам на сцене ещё хуже.
Главные партии требуют огромного дыхания, титанической устойчивости голоса и какой-то запредельной вагнеровской выносливости.
Исполнение этого материала — подвиг бессмысленный и беспощадный. И уже за одно это наша главная оперная чета заслуживает всяческого уважения, поскольку достойно это всё исполнить могут единицы (в прошлом году пытались Йонас Кауфман с Аней Хартерос, но я бы не назвал этот эксперимент удачным).
Главная (и самая сложная) ария партии Мадлены — «La mamma morta» — звучит у Анны Нетребко с трагической отрешённостью, разрастается в истерику на неустойчивых верхах и завершается отчаянием в плотном нижнем регистре. Недоброжелатели певицы, от которых редко услышишь вменяемые аргументы, считают, что таким тёмным голосом исполнять этот рассказ о гибели матери главной героини и об утрате смысла жизни нельзя. Наверное, по их мнению, это нужно петь субреточным тембром, возможно даже пританцовывая; не знаю. Мне эта подача образа показалась убедительной и эмоционально, и вокально, несмотря на предсказуемые технические «царапины», которые являются постоянной особенностью стиля А. Нетребко.
Юсиф Эйвазов в титульной партии выглядел убедительнее, чем звучал.
Сегодня принято умиляться тому, что певец вот-вот и выйдет уже из тени своей супруги и расплавится в лучах заслуженной славы. Но время идёт, супруга уже конкретно похудела, тень, по логике вещей, должна была сильно уменьшиться, а наш муж всё никак не воссияет (ещё один шанс г-ну Эйвазову будет дан на следующем Пасхальном фестивале в Зальцбурге, где певец будет исполнять ещё одну адски сложную партию — вердиевского Дона Карлоса). Нет, конечно, есть песни и ноты, в которых Ю. Эйвазов звучит изумительно, но этого всего в принципе очень мало, а в «Андре Шенье» так считай, что и нет совсем. Единственная ария — импровизация о любви — звучит у Эйвазова неустойчиво и слишком светло, а «парадные» верхние ноты этой арии певец по-прежнему «прячет»... за темпераментом.
Прощальный дуэт прозвучал, конечно, роскошно — и ярко вокально, и невротично психически, и увесисто в целом (но там и материал такой, что рыдают все).
Несколько слов хотелось бы сказать о Луке Сальси, который драматически насыщенным тембром исполнил партию Жерара: некоторые вольности в фразировке придавали этой интерпретации живописную правдоподобность, а сцена «Nemico della patria?» прозвучала с демоническим пафосом. Мягко и элегантно исполнила партию Берси Виргиния Веррез, а Вольфганг Банкль был, как обычно, драматически хорош в партии Матье.
Оркестр Венской государственной оперы под управлением Марко Армильято был ровен, взвешен и корректен, как на экзамене. Что не помешало ему местами заглушать хор.
Но в целом у маэстро Армильято всегда всё безупречно, если не сказать скучно: главное — всем комфортно, удобно — хоть пой, хоть ходи.
Кстати, по поводу ходьбы: постановку Отто Шенка я видел несколько раз и не помню, чтобы мне хотя бы раз удалось не уснуть, несмотря на веристский пафос духовых и ударных. Костюмы — аутентичные, декорации из эпохи распада, режиссура жестикулярная. Впрочем, с другой стороны, в сюжете и так суеты предостаточно: влюблённые слуги, экстатический пролетариат, кровожадный суд, сцена на первомайской демонстрации в стиле «давай поженимся», потом тюремная коллизия из «Аиды» — «давай угробимся»...
Я не знаю, зачем сегодня тратить время на этот трагический пафос, лишний раз показывающий, насколько лживы любые революционные идеи, насколько опасны эмоции и насколько глуп и безнравственен перевозбуждённый от запаха крови народ. Признаться, лично мне было бы намного интереснее послушать что-то музыкально-остросюжетное про Владимира Маяковского, Лилю и Осипа Брик или про Ахматову с Гумилёвым (сюда можно даже Брюсова с Кузьминым включить), и я сейчас не шучу: я искренне не понимаю, почему настоящая живая жизнь нашей литературы прошлого века не интересует современные музыкальные театры. Однако к теме рецензии это отношения не имеет.
Фото © Wiener Staatsoper GmbH / Michael Pöhn
