Финальным аккордом Зальцбургского фестиваля стал концерт семейного дуэта Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова «A due voci» («На два голоса»). Пропустить это мероприятие было совершенно невозможно, поскольку вместо полноценного оперного выступления примадонны номер один фестивальной публике пришлось довольствоваться единственным концертом, который к тому же никак не записывался и нигде не транслировался. С одной стороны, в Зальцбурге умеют создать ажиотаж, а с другой… выдержала бы репутация фестиваля два таких мероприятия, — это ещё вопрос.
Для сравнения: Берлинский филармонический и Лондонский симфонический оркестры (про огромную программу резидентного коллектива фестиваля — Венских филармоников — я даже не говорю), приезжая на зальцбургский форум, дают по два концерта, исполняя при этом далеко не самую популярную музыку. А тут, казалось бы, сам бог велел: и Верди, и Пуччини, и Анна Нетребко, — весь мейнстрим вроде как, а концерт всего один. И рекламы, кстати, тоже не было никакой, хотя, конечно, такие артисты, как Анна Нетребко, в рекламе не нуждаются, и если в начале фестивального марафона билеты на «Два голоса» ещё можно было достать по цене от 100 евро, то уже за три недели до концерта наступил глухой аншлаг, несмотря на то, что стульями заставили даже «фан-зону» Большого фестивального дома, приподняв пол оркестровой ямы. Проще говоря, можно было без проблем продать ещё парочку таких концертов, но стоило ли рисковать?
Известно, что наша главная певица на один голос теперь не поёт
(то есть иногда поёт, но явно неохотно): везде у нас в том или ином виде появляется её супруг — Юсиф Эйвазов. Сам по себе Эйвазов — певец неплохой (в самой Италии учился и даже победил на конкурсе имени Бюльбюля), но всё-таки он певец немного не того калибра, какого наша величайшая из существующих. Безусловно, их семейные узы могут вызывать только восхищение, а вот то, как эти узы влияют на творческий процесс, проиллюстрировал как раз прошедший в Зальцбурге концерт.
Как известно, «плюс» на «минус» даёт минус практически всегда; в лучшем случае мы имеем «ноль», но чаще всего — именно минус. Прошлогоднее блестящее выступление Нетребко в «Аиде» было обусловлено особой атмосферой, кропотливой работой, ответственностью перед ролью и перед Риккардо Мути, который буквально истязал «персонал», прогоняя один и тот же акт целиком по нескольку раз. Юсиф Эйвазов спел тогда два спектакля без супруги во втором составе.
В этом году у семейного дуэта не было ни Р. Мути, ни Венских филармоников (концерт сопровождал оркестр «Моцартеум» под управлением Ядера Беньямини, известного уже всем по «Манон Леско» в Большом театре), ни работы над спектаклем, требующей особой концентрации, но главное — не было той ответственности за результат. Ну какая может быть ответственность за попурри, верно?
Да и публика уже давно всё поняла: приём четы был душевным, но не более того.
Так, на дуэт из «Тоски» забитый до отказа Большой фестивальный дом отреагировал без единого «браво» (что удивило даже меня), а на бис по окончании основной программы не было исполнено вообще ничего (впрочем, и выходов на поклоны было всего три). Но дело не в этом. Дело в том, как же оно всё-таки звучало.
Первый раз я услышал Эйвазова в Большом театре в октябре 2014 года. Сегодня мне показалось, что тогда он пел даже очень хорошо. Во всяком случае, тогда, четыре года назад, мне не было больно это слушать. Сегодня, например, я с трудом узнал в его исполнении «Ah sì, ben mio» из вердиевского «Трубадура»: лишённый должной опоры голос блуждал по резонаторам, фразировка была рваной, тембр — подёрнут хрипотцой. Нехватка опоры раскачивала голос певца и в дуэте Отелло и Дездемоны, и, само собой, в финальном крещендо «Nessun dorma», когда голос Ю. Эйвазова просто утонул в оркестровом грохоте, сменившемся необъяснимо бурными овациями зала, который, по всей видимости, просто обрадовался знакомой мелодии.
Конечно, анализ такого выступления должен проводить специалист по проблемам вокального звукоизвлечения, поскольку мне невооружённым ухом порой просто нечего было слушать:
совершенно не льющийся голос певца пропадал, не появившись.
Справедливости ради нужно отметить устойчивые верхние ноты, но, кроме них, больше ничего отметить не получится: две ноты — это прекрасно, но для качественного пения этого совсем не достаточно. Я оставляю за кадром точность интонирования, поскольку, так сказать, в целом тесситурные контуры всех исполненных номеров были обозначены. Можно ли с таким арсеналом выходить на концертные площадки мирового значения? Ну разве что по просьбе любимой женщины.
Теперь о любимой женщине.
Анна Нетребко завоевала сердца, души и уши миллионов болельщиков неповторимой красотой своего тембра и голливудской непосредственностью на оперных подмостках (и за их пределами). В технике там всегда были свои простительные «нюансы» (как-то: несмыкания, выхолощенные верхние ноты и пиано, которые получались у певицы через раз), но в целом вокальные работы А. Нетребко отличались яркостью и неповторимостью. В каком бы спектакле певица ни появлялась, её выход на сцену сразу убирал на второй план всех остальных участников представления, причём этого эффекта певица «добивалась» всего лишь своим фантастическим голосом.
Что же мы услышали сегодня? Прежде всего, узнаваемый яркий, сочный, насыщенный обертонами тембр и, увы, довольно большое количество технических помарок.
Никто не спорит, что в театр (как и «в концерт») люди приходят не блох в вокальной технике ловить, а радость узнавания испытывать. Но даже мне, всегда бескрайне толерантному ко всяким техническим «особенностям» любимых исполнителей, показалось, что сегодня этих помарок было как-то уж слишком через край (как говорится, «немного много»):
всё-таки певица такого мега-уровня не должна допускать столь неаккуратного звучания.
Кроме упомянутых несмыканий в арии «Pace, pace, mio Dio» из «Силы судьбы» (куда ж без них: сила судьбы всё-таки) и свистящих верхов, промелькнувших в сцене, каватине и кабалетте Леди Макбет (на мой взгляд, самой неудачной из всех партий певицы в «тяжёлом весе»), у неё откуда-то появилось «шатание», неустойчивость звуковедения и какая-то общая неопрятность.
Мне думается, качество вокала (и не только вокала) определяется его особой выделкой, отличающей, например, декоративную строчку в одежде, или изящество деревянной инкрустации на мебели, или изысканность огранки драгоценного камня, — словом, что-то такое должно присутствовать, чтобы у нас осталось ощущение виртуозности и мастерства.
Ведь когда мы видим, слышим или замечаем неопрятность, неаккуратность, недоделанность, о мастерстве уже говорить как-то сложно,
поскольку мастер — это тот, кто не умеет делать плохо. Во всяком случае, не умеет плохо делать за деньги.
В итоге относительно чисто и художественно интересно в концерте прозвучали только «Vissi d’arte» из «Тоски» и «Un bel dì, vedremo» из «Мадам Баттерфляй» (ну и упомянутый выше дуэт из «Тоски» был прекрасно обыгран и неплохо спет). Вот как бы и всё. Как говорится, стоило ли собираться из-за двух арий? С одной стороны, кто же знал, а с другой — ведь многие и не заметили, что в концерте было всего две арии, верно?!
Во всяком случае, лично мне, несмотря ни на что, было приятно услышать любимую певицу, голос которой всё ещё стоит того, чтобы не только спокойно воспринимать особенности вокала её «второй половины», но и не задавать себе вопросов, куда этот семейный подряд приведёт и чем всё это кончится: главное — чтобы все были сыты и здоровы.
Фото: Salzburger Festspiele / Marco Borrelli
