Последней премьерой ушедшего сезона в Гамбургской опере стала оперетта Дмитрия Шостаковича «Москва, Черёмушки». На малой экспериментальной сцене opera stabile её поставила Вера Немирова, ученица Петера Конвичного и Рут Бергхаус.
В фойе по старым телевизорам шла мультипликационная заставка из фильма «Ирония судьбы» о широком распространении типовых архитектурных проектов. Спектакль действительно начался по-советски — с очереди. Очередь выстроилась перед дверью в зал: все хотели поскорее занять места, которые можно было выбирать свободно. Двери были закрыты, потому что события должны были завязаться прямо в фойе, и ещё ждали замену для заболевшего трубача. Наконец, персонажи начали передавать друг другу по цепочке коробки с вещами. Потом, уже в зале, зазвучали собачий лай, мяуканье, шорохи и храп.
В целом спектакль такой бессвязный, что сложно связать воспоминания о нём в логично выстроенный текст.
Самые элементарные сюжетные ходы и особенности взаимоотношений между действующими лицами не прослеживались. На стенах шла кинохроника хрущёвской эпохи: заселение новых микрорайонов. Она несколько вносила ясность в происходящее.
Все интенсивно строили гримасы — так, видимо, постановщики отсылали к напряженным улыбкам в соцреалистическом искусстве. Особенно в этом плане переигрывала Наама Шульман (Лидочка), совершенно испортив впечатление от своей героини.
Судя по постановке, представления о России, советской и постсоветской, устойчиво держатся на трёх краеугольных камнях: водке, балете и борще.
Тарелку довольно вкусного борща все желающие могли получить в перерыве между действиями. С бутылкой водки, конечно, праздновали новоселье. В балетную пачку нарядился и исполнил танцевальный номер Дребеднёв (Шин Йео). В начале он появился в образе нового русского с цепочкой на шее.
Йохан Кристенссон по-весеннему приятно и непринуждённо выступил в партии Бориса Корецкого; Нареа Сон обаятельно прозвенела в роли Люси. Остальные запомнились меньше. Пели по-немецки, за исключением одной вставной китайской песни; разговаривали на многих языках, включая русский.
На тёмном полу был нарисован план квартиры, по нему ходили и танцевали в строительных комбинезонах и в домашних халатах.
От красных гвоздик, которые Вава (Лариса Вэспи) бросила из строительной люльки, все очумели и набросились друг на друга в порыве страсти.
Малый зал акустически не совершенен и труба в оркестре для него слишком большая; голоса звучат пронзительно, от уровня громкости устаёшь (дирижёр Руперт Бургляйх). Но, несмотря на всю хаотичность, спектакль оставляет хорошее впечатление. Конечно же, благодаря музыке Шостаковича, мелодии и ритмы которого безраздельно захватывают слушаталей. Вызывает недоумение то, что это блестящее сочинение, похоже, не существует в хорошей записи. Во время песни о Москве, которая «прекраснее с каждой весной», я была вдохновлена всем этим поверхностным соцреалистическим обаянием как пионерка, которой, к счастью, никогда не была.
И, разумеется, в конце постановщики попытались напрямую связать сюжет оперетты с современностью — Вава превращается в репортёра канала CNN и делает репортаж о китайском инвесторе, который собирается сносить жилой комплекс ради строительства торгового центра.
Foto: © Jörg Landsberg
