В мировом музыкальном сообществе дирижеры — каста весьма авторитетная и многочисленная. И всё же по своей специфике дирижер — профессия штучная: выйти к оркестру и встать за дирижерский пульт дано далеко ведь не каждому! Пути же в дирижерскую профессию абсолютно неисповедимы, и дорога каждого дирижера — своя собственная, индивидуальная. На сей раз мы предлагаем нашим читателям беседу с молодым итальянским маэстро Джанлукой Марчанó (Gianluca Marcianò), карьера которого развивается сегодня довольно необычно, но весьма успешно и результативно.
Прежде всего, он известен как художественный руководитель фестиваля «Аль Бустан» в Бейруте, но за последние два-три сезона маэстро неоднократно выступал и в нашей стране: на его российском счету — ряд концертов в столице с Симфоническим оркестром Москвы «Русская филармония» и постановка «Паяцев» Леонкавалло в Центре оперного пения Галины Вишневской. И всё же имя этого дирижера отечественной публике знакомо еще мало. Что и говорить, если даже те, кто маэстро знает, зачастую фамилию его произносит неправильно, вслед за московскими афишами озвучивая нечитаемое «i» и ставя ударение не на последнем, а предпоследнем слоге. Итак, знакомьтесь и запоминайте: дирижер из Италии Джанлука Марчанó.
— Маэстро, в каком регионе Италии вы родились, и что определило ваш выбор дирижерской профессии?
— Я родом из Лигурии, из города Леричи. Он расположен на побережье живописнейшей Бухты поэтов (Golfo dei Poeti), получившей свое название в память о живших здесь в первой половине XIX века знаменитых англичанах Байроне и Шелли. В семье моих родителей я единственный музыкант, но так случилось, что еще в начальной школе мне представилась возможность учиться музыке. И уже тогда я выбрал фортепиано в качестве инструмента и музыку в качестве дела всей своей жизни. Этот выбор сознательно и подвел меня к тому, что я стал дирижером, и сегодня это для меня — главное.
— А где вы учились, и как начиналась ваша карьера музыканта?
— Я начинал как пианист. Я представитель той же сáмой школы, что и Риккардо Мути: это неаполитанская школа. Он учился у Винченцо Витале, а я — у Анджелы Перниготти. Оба этих педагога — ученики довольно известного в свое время в Италии пианиста, теоретика игры на фортепиано, композитора и дирижера Флорестано Россоманди, и поначалу у меня складывалась довольно неплохая карьера пианиста. Я играл много сольной и камерно-инструментальной музыки, тогда же стал выступать и с певцами.
Работа в разных исполнительских жанрах меня как музыканта, несомненно, обогащала, придавая собственным интерпретациям бóльшую гибкость и разносторонность. Но я решил идти дальше и стать дирижером. Я вдруг явственно ощутил потребность в диалоге с другими музыкантами, в руководящем взаимодействии с коллективом единомышленников, которое возможно лишь на основе взаимного доверия, творческого согласия и обоюдного вдохновения. В Италии всё это возникло на уровне идеи, а уже в Словении, где я стал ассистентом Лориса Вольтолини, главного дирижера Театра оперы и балета Любляны, началась кропотливая работа по практическому освоению основ дирижерской профессии. Именно у этого маэстро я научился очень многому, если не сказать — всему: и самóй технике дирижирования, и навыкам чтения партитур.
— А помните ли вы свой первый выход к оркестру в качестве дирижера? Какие чувства вы испытали при этом?
— Первый раз я дирижировал оркестром на спектакле в Хорватском национальном театре Загреба. Это случилось экстренно без каких-либо оркестровых репетиций и даже без спевок с солистами. Моим абсолютным дирижерским дебютом стала опера Верди «Набукко», в результате чего на следующий день я получил назначение на пост главного дирижера этого театра. Можете себе представить, какие у меня были ощущения и волнения во время исполнения! Первый раз дирижировать оркестром, который тебя абсолютно не знал! Первый гобой в оркестре — художественный руководитель этого театра, а в зале — аншлаг, полно зрителей. К тому же, дирижер этой постановки, который был до меня, всё делал несколько иначе, по-другому, в соответствии с собственным видением стоящих перед ним музыкальных задач. В этой ситуации нужны были крепкие нервы, но, к счастью, всё прошло очень хорошо.
Я же просто не могу не быть благодарен судьбе за то, что мой первый опыт дирижирования был связан, во-первых, с оперным театром, во-вторых, — с итальянской оперой, и, в-третьих, — с музыкой великого Верди. К тому же в моей семье опера «Набукко» занимает особое место. Мой дедушка по матери был одним из немногих, кто выжил в Бухенвальде. Мало того: он смог сбежать и еще долго скрывался, не зная, что война уже закончилась. Он выжил, но после войны — после всего ужаса Бухенвальда — он постоянно болел. И когда он умирал в жутких мучениях, то попросил всю семью встать полукругом возле его постели и спеть знаменитый хор «Va, pensiero» из «Набукко». И после этого он умер. Дедушка очень любил классическую музыку, особенно — оперу, но об этой истории я узнал от своей матери уже после того, как продирижировал первым в своей жизни оперным спектаклем, которым как раз и оказался «Набукко».
— Как стала развиваться ваша карьера после получения диплома дирижера? Помогли ли ее старту конкурсы дирижеров? Или, возможно, позитивную роль в этом отношении сыграли усилия агентов, без которых в наше время — никуда?
— Специальных дипломов о дирижерском образовании у меня нет. Напротив, у иных дирижеров различных бумаг, дипломов и тому подобного много, но при этом нет ни хорошей стабильной работы, ни возможностей себя реализовать. Для меня практическое применение знаний и наличие интенсивной дирижерской работы гораздо важнее, чем обладание дипломами. Моя карьера началась так удачно, что намерений участвовать в каких-либо конкурсах у меня даже не возникало. Зато весомое количество хороших, интересных предложений, для принятия которых от меня не требовались какие-либо специальные бумаги, позволило мне стремительно идти вперед, сосредоточившись лишь на творчестве.
Правда, один конкурс в моей жизни, на котором я оказался вовсе не как участник, всё же решил многое. Это был I Международный конкурс духовной музыки в Риме, который состоялся в 2001 году. Я тогда буквально за сутки до его начала получил приглашение приехать в Рим и проаккомпанировать более чем 90 (!) певцам-участникам этого конкурса. Можете себе представить, какой это был объем музыки! Половину ее я играл по партитурам, а половину – по клавирам: при этом времени на предварительную подготовку не было совершенно. Как раз на этом конкурсе меня и заметили: именно после него я и получил приглашение в Словению занять пост ассистента главного дирижера в Театре оперы и балета Любляны.
Что же касается агентов, то можно сказать, что в этом отношении я, безусловно, очень удачлив. Но удача ведь просто так не приходит. Во всём, что ты делаешь, должна быть и некоторая доля риска, и безусловное усердие, трудолюбие. Иными словами, ты должен быть профессионалом своего дела, и только тогда судьба подарит тебе удачу. Но удача – это ведь только одна сторона медали дирижерского успеха. Необычайно важна и составляющая своего собственного выбора, который, исходя из внутренней интуиции, всегда необходимо делать максимально правильно. Сейчас я, к примеру, клиент того же агентства, что и такой маститый российский дирижер, как Геннадий Рождественский. Но, как говорит мой агент, никогда невозможно продать то, что никто не захочет купить. Так что тут важно, чтó и как мы делаем. В этом плане важно всё: как мы работаем, как у нас складываются отношения с оркестром, с менеджментом, и как на нас реагирует публика.
— Кто для вас кумир в дирижерской профессии?
— Без каких либо альтернатив мой кумир — австрийский дирижер Карлос Клайбер.
— Вопрос, который я обычно задаю всем дирижерам: вы дирижер-диктатор или дирижер-демократ?
— Прежде всего, я музыкант среди музыкантов. Вот во что я верю — и могу утверждать это безоговорочно! Представьте себе, что игра симфонического оркестра — это исполнение камерной музыки, но большим составом. Я же как дирижер, безусловно, часть этого состава и часть этой музыки. И когда речь заходит о большом составе исполнителей, то я именно тот, кто говорит со всеми, кто пытается вдохновить всех общей идеей той или иной интерпретации. Состав большого оркестра — это, как правило, всегда более 60 человек, и у каждого — свой собственный взгляд на исполнение. Со стороны дирижерского пульта вся эта картина сразу же встает у меня перед глазами, но я должен убедить музыкантов принять только одну идею! Это вовсе не значит, что эта идея должна быть моей, но это значит, что идея должна стать нашей. Это и есть позиция дирижера-демократа: улавливаете разницу с позицией дирижера-диктатора?
Иными словами, я — за демократию, но с дисциплиной. Идея, с которой я как дирижер прихожу в оркестр, не обязательно должна становиться законом: как раз в процессе репетиций разные идеи могут трансформироваться в одну единственную. Это и есть миссия дирижера. Я считаю, дирижер должен как можно меньше наседать на музыкантов и как можно больше стремиться к тому, чтобы во время исполнения они испытывали радость творчества, но никак не быть диктатором. И чем больше я работаю с оркестрами, тем больше понимаю всю бесперспективность идеологии диктаторства. Не думаю, что станешь авторитетнее, оттого что будешь повышать голос на музыкантов или постоянно задевать их самолюбие. На самом деле, становишься сильнее, когда музыканты тебя любят. Удовлетворение от творчества — важный для них стимул, а, становясь сильнее, и дирижер получает наилучший результат.
Когда музыканты могут сделать максимум для тебя как для дирижера, потому что они тебе доверяют, потому что видят в тебе уверенного и компетентного лидера, это всегда хорошо работает. Но если ты диктатор, то, как бы ты ни был известен и знаменит, тебя в какой-то момент сначала начнут бояться, потом придет день, когда от тебя устанут и просто перестанут воспринимать, а затем и вовсе отторгнут. Очень многое зависит от настроя самогó оркестра, но очень важно, чтобы и дирижер был хорошим психологом. Дирижеру важно добиться взаимопонимания внутри ансамбля музыкантов, но и взаимопонимание между оркестрантами, перед которыми он стоит, и им самим важно не менее. Квартет, в котором все ненавидят друг друга, долго просуществовать не сможет, какими бы великими мастерами ни были в нем музыканты, но при этом ансамбль, возможно, не самых лучших музыкантов, представляющий собой здоровый коллектив, ведóмый хорошим лидером, может стать очень успешным.
— Что для вас профессия дирижера — иррациональное таинство, обусловленное природой человека и его интеллектуальной интуицией, или же профессиональный расчет, основанный на взвешенном рационализме?
— Дирижер должен обладать всеми этими качествами. Никто ведь не говорит, что быть дирижером легко. Если полагать, что дирижирование — всего лишь пассы рук дирижера в воздухе, то это очень примитивное суждение. Дирижер должен иметь рационально чистый склад мысли, когда работает над партитурой, анализирует ее еще до начала репетиций. Рацио также необходимо ему для планирования репетиционного процесса, чтобы избегать ситуаций, когда за отпущенное время что-то из намеченного сделать не успели. Это же твоя работа: тебе дается три часа на репетицию, и ты должен всё успеть! Ты должен рационально использовать время, и если ты понимаешь, что можешь сделать репетицию на пятнадцать минут короче, это тоже ведь хорошо: оркестранты — живые люди, и они это, безусловно, оценят! Так что без рационализма никак не обойтись, но он не может вдохновить на творчество. После того как ты создал рабочую дисциплину, тебе нужно вдохновение. И здесь включается иррациональный процесс. Тебе нужно сделать так, чтобы оркестранты сливались в едином музыкальном потоке, даже закрыв глаза. Тебе нужно сделать так, чтобы получаемое всеми от исполнения удовольствие усиливало вдохновение.
— Из итальянских топонимов в вашей биографии я нашел лишь Сассари, где вы делали оперные спектакли в Театре Верди, а также Падую и регион Венето, оркестрами которых вы дирижировали. Эта информация на сегодняшний день — исчерпывающая? Как сложилось, что сегодня вы существенно больше выступаете за пределами Италии?
— В своей биографии я обо всём не пишу. В этом году я, к примеру, выступал в Риме и во Флоренции. Почему я не часто работаю в Италии? Я бы хотел быть предельно честным, и ответ на этот вопрос — очень простой и довольно прагматичный. Дирижирование — моя любимая работа, но это и работа, которая дает мне средства к существованию, а в последние годы в Италии возникла проблема со своевременными выплатами гонораров музыкантам, особенно в оперных театрах. Факт очень печальный, но это правда: есть даже театры, которые не могут заплатить в течение трех лет! Мне с этим столкнуться не пришлось, так как я начал свою карьеру за границей, вот почему я очень редко приезжаю на родину. И если я захочу сделать что-то серьезное именно в Италии, то в этом случае мне неизбежно придется брать под особый контроль все стадии этого процесса — и творческие, и финансовые.
— Важно ли для творчества то, в какой стране работаешь, или нет? Может быть, по складу характера, вы — космополит, человек мира?
— Хороший вопрос! Я никогда не чувствовал себя человеком, принадлежащим одной стране. Конечно, моя итальянская кровь делает меня ближе к итальянской оперной музыке во многом из-за языка и темперамента. Но у меня накоплен также большой опыт дирижирования и русской музыкой (прежде всего, музыкой Чайковского), и немецкой, и французской, и американской. В творчестве же для меня нет абсолютно никаких барьеров. Так, для меня лучшее исполнение «Богемы» Пуччини — исполнение Карлоса Клайбера, который совсем ведь не был итальянцем! А знаменитый итальянский дирижер Клаудио Аббадо просто невероятно интерпретировал музыку Рихарда Штрауса. Его «Электра» для меня — одно из сильнейших впечатлений, которое невозможно забыть!
— Вы довольно молоды, но ваше имя сегодня, прежде всего, ассоциируется с художественным руководством фестивалем «Аль Бустан» в Бейруте. Как и когда произошло это довольно необычное для дирижера из Италии назначение?
— Семь лет назад один из моих друзей, работавший тогда в администрации этого фестиваля, пригласил меня принять в нем участие, тем более что темой фестиваля в тот год была Италия, а у меня как раз имелась пара свободных недель. Возникла потребность в дирижере, который подготовил бы хор. Мой друг знал, что моя биография на тот момент была несколько шире, чем требовалось для такой работы, но он хотел, чтобы я провел эти две недели, как на отдыхе. Он хотел, чтобы я познакомился с менеджментом фестиваля и, конечно же, с его главой и основательницей Мирной Бустани. На тот момент в Бейруте я никогда еще не был и решил поехать. Для меня это оказалось прекрасным опытом, который затем получил и продолжение. Мисс Бустани, которая, как правило, бывает на всех репетициях, понравился мой метод работы, мой уровень подхода к музицированию. И как-то незаметно мы стали общаться с ней на тему планирования будущих фестивалей. Оказалось, что я могу ей помочь, так как лично знаком со многими музыкантами, которых мы впоследствии приглашали уже на фестиваль, ставший, по счастью, и моим. Во время одной из бесед я представил мисс Бустани видение своего присутствия на фестивале в качестве художественного руководителя. И оказалось, что эта идея была не только моя: она тоже об этом думала! Мы и по сей день вместе, а «Аль Бустан» — теперь моя вторая семья.
— Кто был вашим предшественником на этом посту?
— До меня художественного руководителя у фестиваля не было. Но я могу припомнить, что еще до моего появления с этим фестивалем один сезон весьма успешно сотрудничал маэстро Дмитрий Юровский. Я никогда не встречался с ним лично, но зато хорошо знаком с его отцом Михаилом Юровским, нынешним главой знаменитой дирижерской династии. Это семья потрясающе талантливых музыкантов! И поэтому для меня на каждом следующем фестивале важно как сохранять уже сложившиеся традиции, так и привносить в фестивальную жизнь что-то новое, эксклюзивное.
— По какому принципу на фестивале «Аль Бустан» функционирует оркестр: собирается на конкретный сезон, или же фестивальным резидентом является какой-то постоянно действующий коллектив?
— Так уж исторически сложилось, что на протяжении ряда лет фестиваль сотрудничал с Ливанским филармоническим оркестром. Но в какой-то момент возникла идея сделать фестиваль интернациональным по охвату участников, и в его афише наряду с местным филармоническим оркестром стали появляться также оркестры из-за рубежа: каждый год – разные. Затем так случилось, что в какой-то сезон Ливанский филармонический оркестр, естественно, обремененный планами собственной деятельности, по срокам не вписавшись в рамки фестиваля, продолжить сотрудничество с нами просто не смог. И тогда в выборе оркестров мы решили стать полностью независимыми. Так, в какой-то из фестивальных сезонов параллельно приглашались даже два симфонических коллектива и один камерный.
И, в конце концов, мы пришли к тому – и для меня это крайне важно, – что необходимо создать наш собственный симфонический коллектив – Фестивальный оркестр, который состоял бы из музыкантов, прилетающих сюда со всего мира. И мы это сделали: теперь у фестиваля – свой собственный оркестр! Каждый сезон вот уже на протяжении 22 лет фестиваль «Аль Бустан» собирает в Бейрут большое количество потрясающих музыкантов, известных артистов и исполнителей. И самое сложное в первый раз объяснить им, что здесь нечего бояться! Здесь нет войны! Отель, в котором проходят почти все концерты фестиваля, находится в потрясающем месте. Условия, в которых живут музыканты в период февраля-марта, им так нравятся, что они хотят приезжать сюда снова и снова. Теперь всё это касается и музыкантов нашего Фестивального оркестра. Мы не являемся фестивалем «большого бюджета», но при этом «Аль Бустан» – большой фестиваль с большим количеством ежегодно участвующих в нем звезд, который продолжается почти пять недель. Каждый год на него съезжаются более 300 музыкантов со всего света.
— Чем интересен и необычен фестиваль следующего года?
— Для меня фестиваль «Аль Бустан» 2017 года (15 февраля — 19 марта) — событие очень важное. Его программа соединит лучшие творческие наработки прошлых сезонов с новыми идеями и проектами. И я чрезвычайно благодарен моему коллеге и другу, замечательному альтисту и продюсеру Максиму Новикову, за его неустанную помощь по претворению в жизнь наших совместных с ним начинаний. Так, создание Фестивального оркестра «Аль Бустан», инаугурация которого прошла на фестивале этого года, – один из наших совместных проектов. А в следующем году в качестве продолжения оркестрово-фестивальной идеи мы с ним запускаем Оркестровую академию фестиваля «Аль Бустан», в рамках которой пройдет конкурс оркестровых музыкантов по четырем специализациям: скрипка, альт, виолончель и контрабас.
Сегодня реальность такова, что консерватории обучением профессии оркестрового музыканта прицельно не занимаются, уделяя много внимания сольной игре. Но далеко не многие могут стать солистами, поэтому, безусловно, выпускники должны быть готовыми к профессии оркестрового музыканта. И если, пройдя через нашу Академию, оркестровый музыкант будет обладать нужными навыками и знаниями сразу же после выпуска из консерватории, то первые годы профессиональной работы станут для него более легкими и приятными. Но мы хотим дать шанс получить правильную подготовку не только студентам, но также и профессиональным музыкантам, не вполне довольным тем уровнем, на котором они находятся в данный момент.
В отличие от других фестивалей, на которых, как и у нас, существует система мастер-классов, мы хотим дать нашим «академикам» не только профильные навыки, но и ряд специфических знаний. Например, как готовиться к прослушиваниям в оркестры? Что для этого необходимо с учетом различия требований в разных странах? Как «выжить» в оркестре в ситуации туттиста или принципала? Как, наконец, конкурировать со своими коллегами, с которыми потом придется продолжать работать?
При подведении итогов нашего конкурса, который состоит из четырех туров, мы будем учитывать много факторов. В их числе – результаты подготовки на личных занятиях и совместных репетициях в оркестре, взаимоотношения между музыкантами оркестра не только во время работы, но и в свободное время, а также, что очень важно, способность работы в команде, адаптация в коллективе. Я безмерно счастлив, что наша Академия получила полную поддержку фестиваля «Аль Бустан». Но мне бы хотелось, чтобы всё это происходило не только во время нашего фестиваля, и не только в Ливане. Охват этой идеей должен стать существенно шире. И если ею заинтересуются другие фестивали, то всем, кто захочет провести у себя Академию в нашем формате, мы с радостью готовы помочь.
Я надеюсь, что в будущем участники нашей Академии, которых мы будем выпускать вместе с моим коллегой Максимом Новиковым, выходя в разных частях света на разных фестивалях, смогут использовать наши дипломы и рекомендации как гарантию для других оркестров и фестивалей. Это гарантия того, что в лице наших выпускников оркестры получают лучших музыкантов, а наши стандарты обеспечивают высочайший уровень мастерства. Таким образом, мы обходим все препоны существующей сегодня бюрократии менеджмента и больше уделяем внимание самим музыкантам, а ведь зачастую на one-off проектах менеджеры, располагая хорошей материальной базой, о музыкантах совершенно забывают. И это всё вопросы, которые просто необходимо поднимать! К нам же, чтобы получить от нас гарантированно лучшие кадры, фестивали смогут обращаться напрямую. Так что в связке «музыканты — работодатели» музыкантов мы помещаем на первое место.
— Совсем недавно появилось сообщение, что в следующем году вы приглашены на фестиваль «Белые Ночи в Дубае», который откроется 30 марта. В Дубае вы будете дирижировать внушительным рядом концертных программ с участием звезд мировой величины — певцов и инструменталистов. С каким чувством вы приняли это приглашение?
— Я всегда ожидал от Дубая чего-то очень интересного, хотя в отношении этого места еще недавно ничего подобного никто даже и предположить не мог, ведь первый оперный проект в Дубае отменился из-за кризиса. Но я знал, что когда-нибудь настанет время, и что-то важное там непременно произойдет, и вот в один прекрасный день я получил оттуда приглашение. Компания United Stage Middle East, которая продюсирует этот фестиваль, фактически предложила мне стать главным дирижером фестиваля. И я, конечно же, согласился. Так что мечты сбываются! Потрясающие имена исполнителей-солистов! Потрясающий новый оперный театр! В следующем году состоится запуск первого на Ближнем Востоке фестиваля классической музыки подобного масштаба, и это лишь начало того, что будет происходить здесь регулярно. Безусловно, мои творческие ожидания, связанные с этим местом — очень большие, но я надеюсь, что все они оправдаются.
— До того, как стать художественным руководителем фестиваля «Аль Бустан», вы занимали пост музыкального руководителя и главного дирижера Тбилисского театра оперы и балета. А как вы оказались в Грузии?
— В свое время очень известные грузинские певцы позвали меня в Тбилиси, так как хотели наполнить свой театр свежим дыханием перемен, приведя сюда того, кто будет работать, прежде всего, с итальянским репертуаром. Но что интересно, первый дирижер, который появился в Тбилиси, — маэстро Барбьери — также был итальянцем! За те почти пять лет, что я был главным дирижером Тбилисского театра оперы и балета, его здание было на капитальном ремонте. Но за эти годы мы всё-таки смогли осуществить впечатляющий тур по Китаю, а оркестр театра и певцы-солисты четырежды принимали участие в фестивале «Аль Бустан». В Губбио, что в итальянском регионе Умбрия, мы показывали «Риголетто» Верди, а с балетом (в частности, с Ниной Ананиашвили) выступали в Линкольн-центре в Нью-Йорке. Было и много других интересных проектов на гостевых площадках, но для меня это был довольно памятный период не только как для главного дирижера. В связи с политическими проблемами того времени мне приходилось много и довольно серьезно помогать музыкантам вовсе не по творческим вопросам: кого-то приходилось защищать от давления на них менеджмента, а кого-то — даже от Министерства. И это была хорошая закалка: если ты уж смог «выжить» в таких условиях, то легко сможешь «выжить» везде!
— Оперные постановки, кроме Тбилиси и Сассари вы делали в Минске и Загребе, в Овьедо и Праге, а также в ряде оперных компаний Великобритании, включая Английскую национальную оперу в Лондоне. В октябре у вас — новая постановка «Тоски» в Ереване, а в декабре-январе-феврале — репертуарные оперные спектакли в Вильнюсе. Разные страны, разные уклады жизни, разная публика, разные оркестры… Где вам работается наиболее комфортно?
— Действительно, в моей жизни на дирижерском поприще много чего уже произошло интересного и довольно разнообразного. Но в настоящий момент я также занимаю посты художественного советника и главного приглашенного дирижера Tokyo New City Orchestra, и с этим коллективом я просто счастлив! Я абсолютно влюблен в музыкантов и в атмосферу, которая царит во время рабочего процесса. Мои оркестранты вовсе не холодны, как это зачастую кажется европейцам, а дисциплина у них — отменная! Абсолютно весь материал приготовлен уже к первой репетиции, а музыканты сидят с партитурами — такими же, как и у дирижера! При таком с их стороны фантастическом отношении к работе даже не приходится потеть! Такое отношение очень вдохновляет, и теперь я знаю, что хочу от музыкантов оркестра, который когда-нибудь создам сам! Очень люблю работать в Англии, но при этом люблю работать и со средиземноморскими коллективами, и с российскими, и с оркестрами Закавказья. В трех последних случаях дисциплины у музыкантов, конечно, поменьше будет, чем в оркестрах английских, но зато эмоций — явно больше!
— У вас — вполне традиционный и при этом довольно обширный оперный репертуар: стилистически разнообразные итальянские названия, французские, русские… Что из всего этого вам наиболее близко?
— Для меня это, прежде всего, весь Пуччини и, конечно же, Верди как зрелого, так и раннего периода его творчества. Да и вообще, в итальянском оперном репертуаре нет ничего такого, что мне как дирижеру не доставляло бы творческой радости. Я пока очень далек от таких композиторов, как Рихард Штраус, Брукнер и Вагнер: пока что не чувствую их близкими своему мироощущению, но при этом обожаю Малера, русскую музыку, а также люблю немецкую классическую романтику. Особо хотел бы отметить свою симпатию к английскому композитору Элгару, ведь он был просто влюблен в мою родину — в Лигурию. В ближайшее время собираюсь исполнить его Первую симфонию в Японии и его Скрипичный концерт в Ливане.
— А у итальянского оперного бельканто XIX века есть будущее?
— Бельканто не умрет никогда, потому что это чистая, очень «здоровая» и мелодичная музыка, а мелодия актуальна всегда, ведь она делает людей счастливыми. Прекрасная мелодия как неувядающий шедевр остается в сердцах надолго – навсегда!
— Об одной вашей постановке в Лондоне – о раритетной «Альзире» Верди в Опере Челси – спрошу особо. Обращение театра к подобным практически не исполняемым партитурам, интересным, в основном, искушенным меломанам, а не широкой публике, сегодня оправдано?
— Действительно, подобные проекты, в первую очередь, ориентированы на меломанов. Но иногда это ведь может быть интересно и для более широких слоев публики, которая вдруг сможет открыть для себя что-то новое и удивиться. При этом нельзя думать, что если та или иная опера долгое время не исполнялось, то сей факт означает, что она это заслужила, ведь пристрастия и вкусы людей меняются. Заметьте, отношение публики к таким давно уже признанным во всем мире фортепианным шедеврам, как Первый концерт Чайковского или Пятый («Императорский») концерт Бетховена, тоже ведь прошло весьма непростой тернистый путь.
— Относите ли вы русскую музыку (в том числе и оперную) к какой-то особой категории, или же никаких поводов для этого нет?
— Безусловно, отношу! Я считаю, что русская музыка по своему темпераменту наиболее близка к итальянской. К примеру, если вы сравните оперу Пуччини с оперой Чайковского, вас непременно потрясет до глубины души, как эти два композитора одинакового великолепно и ярко переносят свои собственные эмоции в партитуру, какова у них замечательная отделка каждой музыкальной фразы! Русский язык — очень мелодичный и фантастически музыкальный! И русская музыка уверенно говорит со слушателем, свободно преодолевая границы, представляя свою страну и культуру, характеры и чувства.
— География ваших выступлений с оркестрами Европы и Азии в качестве приглашенного дирижера также уже достаточно обширна. А что в вашем творчестве приоритетно: постановка в оперном театре или работа с симфоническим оркестром?
— Мне интересна сама музыка, какая бы она ни была: оперная, симфоническая, камерная. Для меня, прежде всего, важно, чтобы исполнение было профессиональным и эмоциональным одновременно. Для меня всегда важно лишь то, чтобы музыканты и певцы, которые находятся передо мной, так же, как и я, стопроцентно отдавали бы себя этой музыке каждый день и час, выкладываясь без остатка. Именно поэтому в отношении творчества мне сейчас наиболее легко и комфортно работать с японскими и английскими оркестрами.
— Как возникли у вас творческие отношения с Симфоническим оркестром Москвы «Русская филармония»? Как вы оцениваете его профессиональный уровень, и каковы перспективы вашего сотрудничества с ним?
— Первый раз этим прекрасным коллективом, главным дирижером которого сегодня является Дмитрий Юровский, я дирижировал в Москве во время фестиваля «VivaCello». В тот вечер был невероятный концерт с участием четырех выдающихся виолончелистов — Бориса Андрианова (художественного руководителя этого фестиваля), Александра Рудина, Давида Герингаса и Джованни Соллимы. Первый опыт сотрудничества с этим довольно молодым российским оркестром, имеющим отличную репутацию среди профессионалов, стал незабываемым, и во многом это безусловная заслуга его директора Гаянэ Шиладжян. В оркестре много прекрасных музыкантов-индивидуумов, которые могли бы без проблем стать солистами. Оркестр исполняет интереснейший репертуар от классики до рока, что нелегко, но при этом он всегда сохраняет великолепное качество своей игровой формы. Приглашение в Москву от «Русской филармонии» есть у меня и в этом сезоне, но, к сожалению, из-за своих личных больших гастролей принять его я на сей раз не смог. И всё же я надеюсь, что мы сможем перенести концерт на ближайшее будущее.
— Я понял из вашего ответа, что в симфонических программах вы любите музицировать с солистами-инструменталистами…
— Очень! Я безумно люблю этот диалог. Конечно, я прихожу на репетицию со своим видением произведения, но при этом я должен быть союзником солиста, идея интерпретации которого может быть совершенно иной. И здесь я должен быть готов к тому, что конечный вариант нашего общего исполнения может сильно отличаться от того, что изначально было в моих мыслях и представлениях. Но ведь это и есть творчество!
— Какие композиторы-симфонисты числятся в ваших фаворитах? Нет ли желания исполнить цикл всех симфоний, а также инструментальных концертов какого-нибудь одного композитора?
— Мне, однозначно, хотелось бы сыграть все симфонии Бетховена, Чайковского и Малера — и это, как говорится, безо всяких дискуссий! Что же касается инструментальных концертов, то, учитывая, как много их я уже продирижировал, очень хочу теперь исполнить Первый скрипичный концерт Венявского. А в скором времени, как я уже сказал, осуществится, наконец, моя давняя заветная мечта: в следующем году на фестивале «Аль Бустан» я исполню Скрипичный концерт Элгара, в котором будет солировать Рено Капюсон.
Так что мечты постепенно становятся реальностью, и одним из самых важных событий в моей жизни считаю исполнение Третьего фортепианного концерта Бетховена с Марией Жоао Пиреш и Английским камерным оркестром (English Chamber Orchestra) в присутствии Принца Чарльза. Это было невероятно! Миф из твоего детства, твой идеал пианиста – и вдруг ты стоишь напротив Марии Жоао Пиреш и вместе с ней исполняешь Бетховена, а она называет тебя маэстро… Это было невероятно, потрясающе! И я просто забывал, какого высокого ранга исполнительница находилась передо мной: мы просто общались, обменивались своим видением музыки, обсуждали, где, что и как будем играть. И, должен сказать, у этой легендарной пианистки я очень многому научился.
— Исполняете ли вы музыку современных композиторов?
— Безусловно. В Словении я дирижировал концертом, который полностью состоял из мировых премьер композиторов Словении, а в Грузии — премьерой новой постановки оперы Георгия Члаидзе «Невзгоды Дариспана», написанной в 70-х годах прошлого столетия на либретто по одноименной пьесе классика грузинской драматургии Давида Клдиашвили. И, конечно же, я счастлив, что мне довелось работать с моим любимым композитором Гией Канчели, счастлив, что довелось исполнять его музыку.
— Как и где вы отдыхаете? Где ваш дом, собственный семейный очаг?
— Мои первые настоящие каникулы после долгого их отсутствия были в этом году в августе во время моего свадебного путешествия. Это и ответ на другой вопрос: моя свадьба была в Армении, моя жена — армянка, и теперь наш дом в Армении (в Ереване). До этого моим домом был Лондон, хотя и понятно, что из-за постоянных перелетов я помногу жил «в воздухе» и в отелях. Вообще, путешествовать и открывать для себя новые места я очень люблю. В Италии, как я уже сказал, бываю нечасто, но когда это удается, на родину всегда возвращаюсь с огромным удовольствием.
— Есть ли у вас хобби, увлечение, не связанное с музыкой?
— Я обожаю читать и очень люблю кинематограф.
— Есть ли у вас мечта — как связанная с профессий, так и не связанная с ней?
— Моя мечта на всю жизнь — делать музыку только на таком уровне, на котором я смогу получать удовольствие не только от исполнения, но и от сотрудничества с прекрасными музыкантами, которые меня будут окружать. Конечно же, при этом чрезвычайно важно, чтобы моя семья всегда была рядом. А еще я хочу быть хорошим мужем и стать хорошим отцом. Если это произойдет, значит, я сделал в жизни всё, что хотел.
— Что на страницах российского интернет-портала Belcanto.ru вы хотели бы пожелать нашим читателям?
— Я желаю, чтобы во всём позитивном, что вы ожидаете в своей жизни на ближайшую перспективу, было как можно больше прекрасной классической музыки. Я желаю, чтобы правительство в вашей стране больше своего времени и внимания уделяло культуре.
Беседовал Игорь Корябин
