«Пушкиниана». От графини до Татьяны

В Год театра и век глобализации Российский государственный академический театр драмы имени Фёдора Волкова (Ярославль) рискнул пойти на дерзкий и авантюрный, но совершенно оправдавший себя эксперимент: худрук театра Евгений Марчелли предложил известному кинорежиссёру и драматургу Владимиру Аленикову осуществить совершенно удивительную по смелости идею. Объединить на сцене три произведения абсолютно, казалось бы, несовместимые — драму Пушкина «Пиковая дама», роман Пушкина в стихах «Евгений Онегин» и одноимённую оперу Петра Ильича Чайковского.

В спектакле, названном «Пушкиниана. Любовь и карты», звучат пушкинские стихотворные строки и фрагменты либретто (в оперных сценах). Графиня (Любовь Казарновская) — не пушкинская Графиня, а алениковская, — Татьяна Ларина в старости, воскрешающая в памяти свою долгую жизнь. Точнее, не раз в течение спектакля переносящаяся в свои молодость и зрелые годы и возвращающаяся обратно, в её нынешнее «осьмидесятилетье», в окружение «девок-мамок», в инвалидное кресло, тоже способное трансформироваться в некий не столь унизительно-беспомощный предмет графининого бытия.

Графиня знает тайну трёх карт — она же тайна её жизни, где было всё — молодость, красота, любовь, успех, победы, триумф, но и боль, и страдания, и самое страшное — старость, когда «оболочка» уже не та, что раньше, но душа при этом остаётся молодой. Тогда откуда вся эта молодежь — Лиза (Дарья Таран) и её ровесники? Они моложе её?.. Как может быть такое?.. Зачем вообще они? Ведь сама Графиня ещё так хороша, особенно, когда отбросит трость и горделиво распрямит присгорбленную временем спину. А какие у неё платья — им (молодежи в её нынешнем окружении) и не снилось. Да и вообще, куда им до неё! А тут ещё Герман (Алексей Кузьмин).

Благодаря уникально проявившемуся драматическому таланту Любови Казарновской и её феноменально красивому и элегантному чёрно-белому платью на совершенной фигуре преображение Графини — её перемещения во времени и пространстве жизни — даже опытного, «насмотренного» зрителя поражает чрезвычайно. Только что ходила скрюченная, шаркающей походкой, говорила скрипучим и «прокуренным» голосом, и вдруг — статная красавица с тонкой талией и копной роскошных волос — молодая Татьяна с ясным, нежным голосом и такие же молодые — юные совсем Онегин (Максим Подзин) и Ленский (Кирилл Деришев). Онегин, Ленский, Герман, Ольга (Наталья Мацюк) и другие появляются не в мыслях (воспоминаниях) графини Татьяны Лариной, а в её перемещениях во времени, к тому же, в мыслях невозможно петь так проникновенно-роскошно, как поёт с пластинки (которая ставится и звучит тут же, на сцене) Любовь Казарновская в зените своей оперной карьеры.

Пушкин в статье «Мои замечания об русском театре» писал о выдающейся драматической актрисе своего времени Екатерине Семеновой (1786–1849): «Одаренная талантом, красотою, чувством живым и верным, она образовалась сама собою. ... Игра всегда свободная, всегда ясная, благородство одушевленных движений, ... и часто порывы истинного вдохновения, всё сие принадлежит ей и ни от кого не заимствовано».

Как оказалось, прошедшие столетия ничего не изменили в проявлении актёрского таланта и его восприятии — все эти слова Поэта можно применить, рассказывая о Любови Казарновской в роли Графини. Игральные карты тоже имеют место в спектакле, и рулетка, конечно, но они, скорее, реквизит, нежели символы той магии и тех тайн, которыми владеет Графиня, потому что в спектакле Аленикова всё, что могли сделать карты, они сделали раньше (то есть, до того, как Графиня появилась на сцене), и это не повторить, не переделать, это теперь — часть существа Графини, а бумажные карты — игрушки, тлен. Поэтому отношение к ним в постановке — непочтительное, так ребёнок относится к машинке, которой уже наигрался.

В постановке есть Автор (Валерий Кириллов), его Муза (Мария Полумогина), цыганка Акулина (Наталья Асанкина), которым «положено» всё объяснить-предсказать-уравновесить, но связующим звеном между зрителями и миром Графини они, на мой взгляд, не становятся. Потому что их мир и её мир — два разных мира, и воспринимаются они сами по себе, а не один через другой. Это как мать и дочь, как отец и сын,— я тебя породил, но ты иной.

Все другие многочисленные действующие лица постановки — прекрасный актёрский ансамбль Театра имени Волкова. Причём, артисты не только убедительны в своих драматических ролях как малых, так и больших, но ещё и многогранны — они танцуют, поют, у них прекрасная пластика (хореограф — Егор Дружинин), выделить кого-то трудно — общий уровень труппы высок.

Художник-постановщик спектакля Теодор Тэжик не загромождал сцену декорациями и реквизитом, но и минимализмом его художественное оформление не назвать — всего было достаточно. Особенно впечатлили завешенные покрывалами крупные бюсты каких-то людей (через покрывала не видно, кого именно), поставленные нестройным рядом по обе стороны сцены на «вершине» стен, у которых нет крыши, и всё время действия находившиеся в полумраке — люди-призраки из Графининой-Татьяниной жизни: «Иных уж нет, а те далече».

В спектакле звучат не только фрагменты опер Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама» и «Евгений Онегин», но музыка Пендерецкого. И она, представьте себе, уместна, как и танго композитора Виталия Балдыча, и хотя танго появилось намного позже века Графини, но данный спектакль — не хроника, а фантазия, тем более, родившаяся два века спустя, а в фантазии допускается всё.

Кто бы мог подумать, что из произведений Пушкина и Чайковского «Пиковая дама» и «Евгений Онегин» можно создать пьесу, и она будет захватывающей?! Но теперь думать об этом поздно — надо смотреть!

Фото предоставлено Российским государственным академическим театром драмы имени Фёдора Волкова

реклама