Валер Сабадус представил в «Зарядье» программу «Tiranno Amor»
Как пели кастраты в эпоху барокко, расцвет которой пришелся на середину XVIII века, услышать нам не суждено никогда, а воспоминания о них современников сегодня стали для нас едва ли не красивой легендой, отделить в которой объективное от субъективного просто уже невозможно. Современные контратенора, отважно берущиеся ныне за партии кастратов (и не только за них, а порой и за другие партии в барочных партитурах), в возрождении интереса к музыке давно ушедшей от нас эпохи, фактически преданной забвению на большой исторический период, конечно же, сыграли колоссальную роль.
Но контратенора контратенорам — рознь: сколько контратеноров, столько и абсолютно разных голосов! Когда эти весьма прихотливые для слуха голоса звучат свободно и наполненно, тембрально сочно и глубоко, проявляя при этом более-менее приемлемую ровность во всех регистрах и полновесно осязаемую степень естественности, взывать к которой в рамках заведомой искусственности контратеноровой природы можно лишь с оговорками, тогда этот случай – и зачетный, и оптимальный. Такой певец действительно способен завладеть вниманием слушателя, прежде всего, – в проникновенных cantabile, а уж если он еще и способен на виртуозную эквилибристику в подвижно-быстрых пассажах, то цены ему просто нет! Но таких исполнителей в мире – единицы, и в их число румынский контратенор с немецким паспортом Валер Сабадус, увы, не входит…
Не входит потому, что за пределы банальной иллюстративности и искусственности заглубленное звучание его маленького голоса, словно выдавливаемого из тюбика с пастой, постоянно идет неровными открытыми накатами снизу вверх. Потому, что вокализация этого певца (буквально на «кончике языка»!), сопровождаемая «мимическим концертом нечеловеческих усилий», андрогинно-бесплотна, холодна и бесчувственна, а тембральная окраска голоса абсолютно ничем не забирает.
Перед нами — контратенор из табакерки, сказочный «мальчик-колокольчик из города Динь-Динь»: зажатость рабочего диапазона певца слышна даже в кантиленах, и ее проникновенность при таком раскладе недостижима. С виртуозной техникой у певца вообще проблема: его «лающая» колоратура убивает всё очарование барокко на корню! К тому же, в его пении всегда царит унылое однообразие…
Именно такое впечатление и произвел исполнитель с двух заходов живого восприятия. Первый раз в Москве он выступил в Концертном зале имени Чайковского 2 ноября 2017 года с оркестром «Concerto Köln», назвав свою программу весьма претенциозно «Дорогой близнец» («Caro Gemello»). Крутившаяся вокруг двух знаковых имен оперы XVIII века (кастрата Фаринелли и либреттиста Метастазио), эта программа взывала к факту их весьма необычной дружбы, ибо до наших дней дошло немало писем Метастазио, в которых тот называет Фаринелли своим «дорогим близнецом». Эта тематическая подача, как по факту стало ясно после концерта, сыграла тогда лишь роль эффектного «самопиара», на который легко попался и рецензент. «Завлекаловка» концерта, в программу которого вошла оперная музыка либо на тексты Метастазио, либо из репертуара Фаринелли, была тогда, что ни говори, мощная, а сам концерт де-факто стал предшественником CD, записанного певцом с этим же оркестром и вышедшего на лейбле SONY Classical в декабре прошлого года.
Названием концерта в «Зарядье», который состоялся 28 марта нынешнего года, стали слова из первой строки секулярной кантаты Генделя «Crudel tiranno Amor» (HWV 97a), одной из многих в конвейере его творчества. Банальную, типовую для своего времени «поэзию» неизвестного автора, ведущую рассказ от лица героя, терзаемого нешуточными муками любовных страстей, Гендель озвучил в тесситуре сопрано с сопровождением струнных и continuo. И сегодня на волне моды на контратеноров и на музыку барокко кому как не контратенору ее и петь! Сказано – сделано, и проблем именно с этим аспектом, понятно, нет, ведь проблема заключена не в категории «что?», а в категории «как?».
Признаться, после московского концерта Валера Сабадуса в 2017 году автор этих строк всё же не исключал момента случайности, связанного именно с тем его весьма неброским выступлением, но нынешний концерт певца в «Зарядье» уже четко показал системность проблемы. С названной выше кантаты, корпус которой составляют три арии, разделенные речитативами, певец и начал свои вымученные концертные экзерсисы. Их продолжили две арии Ациса из «Полифема» Порпоры (фундаментальнейшее cantabile «Alto Giove» с локальным всплеском бравурной экспрессии в центральном разделе и ария di bravura «Senti il fato»). Два cantabile из опер Вивальди (ария Анастáсия «Vedrò con mio diletto» из «Юстина» и ария Фарнака «Gelido in ogni vena» из «Фарнака»), а также пара арий di bravura из опер Генделя (ария Секста «L’aure, che spira» из «Юлия Цезаря» и ария Ринальдо «Venti, turbini, prestate» из «Ринальдо») составили второе отделение.
Из этих же опер Генделя на бис певец исполнил еще по одной «кантилене»: из «Юлия Цезаря» – арию Секста «Cara speme, questo core», из «Ринальдо» – арию Альмирены «Lascia, ch’io pianga». Желание певца взяться за эту известнейшую арию женского сопрано понятно: не он первый, не он последний, а в саму эпоху барокко кастраты пели ведь любые партии без оглядки на гендерную принадлежность персонажей! Если кантату посчитать за три арии, то со всеми другими выйдет одиннадцать. Что ж, как говорится, не качеством, так количеством! Однако арий di bravura в их числе ожидаемо оказалось немного (лишь четыре, и одна их них – финал кантаты), ибо эта техника уязвима для певца более всего.
Большим плюсом вечера стало роскошное «исторически информированное» звучание отечественного оркестра «Pratum Integrum» не только в аккомпанементе, но и в пьесах для струнных и continuo. С опусами Пёрселла и Телемана, давно ставших уже родными, эффектно соседствовали опусы всё еще раритетных для нас немцев – Иоганна Самуэла Эндлера и «замаскировавшегося под итальянца» Джованни Энрико Альбикастро…
Фото Лилии Ольховой
