Детский спектакль — по-взрослому!

«Пряничный домик» Хумпердинка с любовью построили в «Новой Опере»

Немецкий композитор Энгельберт Хумпердинк (1854–1921), хотя и является автором примерно десятка опер, у нас, как правило, неизвестен, либо известен исключительно как автор одной-единственной детской оперы «Гензель и Гретель» (1890–1893), основанной на сюжетных мотивах одноименной сказки Якоба и Вильгельма Гримм. Хотя этот художник от музыки испытал на себе большое влияние реформаторских идей Вагнера, эпигоном его творчества называть Хумпердинка даже в части такой «вагнеровской по духу» партитуры, как «Гензель и Гретель», было бы несправедливо: черты музыкальной индивидуальности и самобытности этому опусу, однозначно, присущи.

Триединство музыкального богатства немецкого песенного фольклора, вагнеровского принципа композиции и развитой вокальной ансамблевости придают этой опере неповторимое очарование.

В 1879 году молодой композитор получил стипендию Фонда Мендельсона в Берлине и смог поехать в Италию: в Неаполе он и познакомился с Вагнером, а тот пригласил его в Байройт в качестве своего ассистента. Собственную лепту в историю фестиваля Вагнера Хумпердинк имел возможность внести на протяжении трех сезонов – с 1880-го по 1882 год (год премьеры торжественной мистерии «Парсифаль», последнего опуса Вагнера, ставшего его духовным завещанием потомкам). Этот опыт и повлиял на Хумпердинка в плане формирования собственных музыкальных воззрений, впитавших мощный свет великого реформатора-предшественника, его новые подходы к композиции и оркестровке.

Над оперой «Гензель и Гретель» («Hänsel und Gretel») композитор начал работать во Франкфурте в 1890 году, где в то время подвизался на одном из своих преподавательских поприщ.

Сначала родились четыре песни для домашнего кукольного театра его племянниц.

Затем на основе либретто сестры композитора Адельхайд Ветте, которое довольно свободно трактовало сюжет сказки братьев Гримм, появился зингшпиль (шестнадцать музыкальных номеров с разговорными диалогами в сопровождении фортепиано). В начале 1891 года Хумпердинк взялся за оркестровку всего материала. Итогом и стала трехактная романтическая опера, первая постановка которой в Придворном (ныне Национальном) театре Веймара состоялась 23 декабря 1893 года – почти в канун Рождества.

Со временем в немецкоязычном музыкальном театре Рождественская тематика сюжета сделала этот опус поистине незаменимым названием для прекрасной поры Рождественских празднеств. Но дело ведь не только в этом, но и в очевидных достоинствах самóй музыки. Вспомним, что на премьере в Веймаре за дирижерским пультом находился не кто иной, как Рихард Штраус, а гамбургской премьерой 25 сентября 1894 года дирижировал Густав Малер!

До конца 1894 года состоялись премьеры оперы в Базеле и Лондоне, осенью 1895 года – в Нью-Йорке, а в 1907 году она добралась и до австралийского Мельбурна. И если за рубежом опера Хумпердинка завоевала популярность довольно быстро и прочно, то несколько дореволюционных постановок в Петербурге и Москве (1895–1897) и постсоветского периода в Екатеринбурге (2009) и снова в Петербурге (2015) фактически и есть вся ее российская летопись. На исполнение же этого опуса в советский период христианская тематика сюжета автоматически наложила незыблемое табу.

Нынешняя премьера в «Новой Опере», состоявшаяся 8 октября, вышла под названием «Пряничный домик, или Гензель и Гретель»,

и это название апеллирует к афише первой московской постановки в Большом театре 1896 года. При этом обсуждаемая премьерная продукция скомпонована не в три акта, как в оригинале, а в два, что сути дела, естественно, не меняет, и предложена она на сей раз в русском эквиритмическом переводе Екатерины Поспеловой (за исключением одного номера с текстом Ольги Прохоровой).

Подзаголовок «опера для детей и не только», предпосланный спектаклю его постановщиками, обязывает ко многому. Но все сомнения прочь: режиссер Екатерина Одегова рассудительно-вдумчиво идет прямой и верной дорóгой самóй музыки, несомненно, учитывая при этом и акценты нового по форме, но неизменного по своей сути вербального содержания, привнесенного новой версией русского текста либретто.

С задачей постановки спектакля, одинаково интересного и детям, и взрослым, режиссер справляется великолепно — изящно, легко, визуально красиво!

И это несмотря на явный минимализм сценографических средств! А весь постановочный эффект новой продукции заключен в современно-образной действенности мизансцен и удивительной точности подбора средств театральной выразительности с помощью тандема художников, который составили Этель Иошпа и Анна Кострикова и который выступил в неразрывном единстве создания сценографии и костюмов.

В унисон творческому дыханию художников спектакля оказались и «партитура света», внедренная в постановку Тимофеем Ермолиным, и пластический рисунок, которым персонажей этой оперы наделил Сергей Сатаров.

Удивить помпезной пышностью сказочного сюжета, похоже, никто и не собирался, да и зачем? Ведь главный акцент резонно делается на психологическом – вневременнóм и даже вненациональном! – содержании сюжета, на нравственно-воспитательной подоплеке, заключенной в эстетически тонкую, но детально просчитанную и прочную театральную оболочку.

Предрождественская история о маленьких брате и сестре Гензеле и Гретель, растущих в бедной семье вязальщика мётел Петера и его жены Гертруды, начинается в их доме, сценография которого – абстрактный угол-помост, «похожий на планировку» и стоящий посреди темного пространства сцены. Но это неспроста:

маленький домашний мир детей — лишь видимая часть большого окружающего мира: таинственно-пугающего, но романтически завораживающего.

Этот большой мир – волшебный лес, где, как по воле своей неуемной шалости, так и по воле необдуманной вспыльчивости их матери, заблудившиеся дети, посланные ею за ягодами, вынуждены провести всю ночь, чтобы наутро подвергнуться смертельной опасности со стороны Пряничной ведьмы.

Уже в первом «домашнем» акте мы видим сказочных лесных обитателей – мимических персонажей, в оригинальном либретто не предусмотренных, но введенных в спектакль вполне уместно и оправданно. В следующем «собственно лесном» акте армия его разномастных обитателей разрастается, и все мимические дополнения – типажи необычайно эффектные и запоминающиеся: кто-то из них несет просто фоновую, а кто-то и заведомо смысловую нагрузку.

В этом «лесном сообществе» особо выделяется компания «очеловеченных» образов

(Тревожная мать и Петух-родитель, Старый ангел и Лыжник-гном, Грибы-дети и Ангелы-дети, а также роскошная Русалка, томно расчесывающая гребнем свои длинные волосы). Есть также иллюстративные, но невероятно фактурные персонажи-мимы из области фауны (Волк, похищающий Русалку и «съедающий ее за сценой», а также благородный Олень, забавный Козел и красавец Ворон). С невольным восторгом глядя на них, почувствовать себя ребенком легко удается даже взрослому!

Волшебный лес таит в себе множество опасностей, но в нем есть и добрые силы, охраняющие сон детей и защищающие их от бед: логически возникая из «домашнего» акта, этот лес, наконец, сполна открывает свою тонкую, возвышенную красоту. Именно в силу этого и думается, что два оригинальных первых акта объединены в один вовсе неслучайно.

При этом второй акт обсуждаемой постановки – явный контраст с первым. В центре него – противостояние детей и Пряничной ведьмы-людоедки, которую им удается перехитрить, отправив ее в печь и освободив от заклятия детей, которых она уже успела превратить в пряники. Вот здесь-то во всей красе и возникает «настоящий» пряничный домик, жилище-ловушка старой ведьмы: отламывая от него кусочки сладкого лакомства, Гензель и Гретель поначалу забывают о всякой опасности, но, к счастью, быстро прозревают.

Второй акт спектакля с весьма эксцентричной Пряничной ведьмой – поистине «дьявольская карусель», полная стремительной динамики, наступательного напора и зажигательных гэгов. Просветленному умиротворению «лесного» акта здесь уже нет места, но счастливый финал с воссоединением родителей и детей, с аллегорией Рожественского света и прихода в мир Младенца-Христа, вновь выводит на дорогу вечных христианских ценностей.

Пусть в доме Гензеля и Гретель нужда, пусть в нем нет достатка, зато восстановлен мир и торжествует любовь,

прокладывающая себе путь через преодоление, через обретение мудрости, через идею всепрощения и очищающего искупления.

Вот, наверное, в чем Хумпердинк видел в своей опере ироническую, но очень добрую и светлую аллюзию по отношению к вагнеровскому «Парсифалю», хотя между сюжетными коллизиями и музыкальными форматами этих опер явно лежит эстетическая пропасть.

Нравоучительность, ирония, доброта и всепрощающий свет в новой постановке «Новой Оперы» проступают весомо, но не шаблонно, предстают зримо, но элегантно просто и необычайно искренне. Значимость, но также и неизбежный парадокс предназначенности сего опуса заключен в том, что на сцене детская аудитория воспринимает его, реагируя, в основном, на визуальные образы и символы. Вряд ли она найдет в музыке то, что услышат взрослые, но при этом очень важно, что приобщение детей к постижению нравственных ценностей, закладка в них духовного фундамента человека как принадлежности социума на сей раз происходит посредством музыкального материала высочайшего качества.

И в этом все музыкальные силы, задействованные в спектакле, преуспевают сполна!

Главный базис постановки — совершенно изумительный «рассказывающий» оркестр,

в котором музыкальный руководитель и дирижер проекта Андрей Лебедев, кажется, просто растворяется без остатка!

Оркестровая ткань, как ей в данном случае и подобает, чарует плотной, но четко структурированной, рельефно «прослушиваемой» фактурой, сотканной из нюансов, лейтмотивов музыки и живого эмоционального участия каждого музыканта. Особое удовольствие партитура дарит в симфонических фрагментах (во вступлении к опере и в интерлюдиях), но и как аккомпаниатор певцам, как проводник многочисленных ансамблей и восхитительных хоровых эпизодов (хормейстер – Юлия Сенюкова) оркестр в осязаемо близкой творческой связке со сценой также оказывается на высоте мастерства.

Бас Дмитрий Орлов — добродушный чудаковатый Петер, меццо-сопрано Александра Саульская-Шулятьева – экстравагантная, отчасти деспотичная Гертруда (недаром ведь дети попадают под ее горячую руку, отправившую их в лес!). Оба типажа сочны, колоритны и в вокальном плане довольно ярки, аттрактивны.

В партии-травести Гензеля потрясающе органична меццо-сопрано Мария Патрушева, в партии Гретель очаровательно прелестна сопрано Виктория Шевцова.

Обе певицы в образах детей музыкальны, интонационно точны, артистически раскрепощены, выразительны. В «лесных» сценах обращает на себя внимание сопрано Ольга Ионова, исполнившая сразу две небольшие, но трогательные партии – Песочного человечка и Человечка росы.

В этой постановке партией-травести неожиданно становится Пряничная ведьма. С «пряной» вокальной харáктерностью, со шквалом комедийного гротеска ее блестяще проводит тенор Антон Бочкарёв. И уже после этого остается лишь подытожить: постройка пряничного домика удалась на славу!

Фото: Даниил Кочетков

В русском интернете не так много сайтов, где можно быстро и по выгодной цене купить билет на оперную премьеру. Сайт Biletluxury.ru продаёт билеты истинным гурманам!

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама