Ульф Ваденбрандт — известный шведский дирижёр, который активно расширяет географические границы своей работы. В Москву он наведывается регулярно, а стены Московского международного дома музыки практически уже стали родными для него, как и музыканты Симфонического оркестра Москвы «Русская филармония». Ульф — необычный дирижёр, он ещё и профессиональный барабанщик, которому знакома как классическая маримба, так и рок-барабаны. Он вообще открыт всем стилям и направлениям — от классики до рока. Хотя, конечно, методы дирижирования оркестром, как в классике, так и в других стилях, остаются неизменными, основанными на доброй старой традиции. Но в них шведский дирижёр умеет добавить свою неповторимую изюминку, чтобы увлечь музыкантов, а значит и публику. И это нельзя описать словами, надо обязательно наблюдать воочию, придя на концерт маэстро.
— Здравствуйте, Ульф! Рада снова видеть вас здесь в Москве. Насколько я помню, ровно год назад мы впервые познакомились, и тогда вы говорили о записи большого симфонического произведения, которая должна была состояться в декабре 2015 года. Она произошла?
— Нет, записи не было, так как я был плотно занят другими проектами. Поэтому пришлось перенести всё на будущее.
— С нетерпением будем ждать её. А пока давайте побеседуем о русских и европейских музыкантах. Вам теперь есть с чем сравнивать, так как вы плотно сотрудничаете с русскими оркестрами (Симфоническим оркестром Москвы «Русская филармония» и симфоническим оркестром «Глобалис»).
— Давайте попробуем.
— Ощущается ли разницу между русскими и европейскими музыкантами, между оркестрами? Если да, то в чём она заключается?
— Думаю, что разница есть. Каждый оркестр имеет своё звучание. Мне кажется, что шведские оркестры имеют нордический, северный звук. Русские оркестры звучат немного по-другому. Но я полагаю, что мы учимся друг у друга, перенимаем какие-то важные для хорошего исполнения нюансы, традиции.
— Стив Вай (известный американский гитарист-виртуоз) сказал мне в интервью, что оркестры каждой страны имеют свои акценты, акценты, которые слышны при исполнении определённых произведений. Вы это имели в виду? Венгерский оркестр имеет свои акценты, русский — свои, американский — свои.
— Да, именно это.
— И что эти оркестры лучше исполняют произведения своих национальных композиторов.
— Я согласен с этим. Это точно.
— Почему так происходит?
— Потому что это их музыка, их традиции. Эти великие композиторы у них в сердце с самого рождения. Они росли на их музыке, слушали, изучали её. Например, вы учились на музыке ваших русских композиторов, их музыка окружала вас с рождения. Абсолютно закономерно то, что придя в оркестр, вы можете исполнять произведения этих композиторов так, как надо. То же самое можно сказать и о русских дирижёрах. Ну и во всех странах похожая ситуация. И мы должны сохранять такой порядок вещей, беречь исполнительские традиции. Это наша история.
— Но теперь мы можем слушать разные оркестры благодаря «всемирной паутине». Изучать мировые традиции и играть произведения национальных композиторов так же как исполняют на их родине. Или всё-таки важно сохранять своё звучание, свою индивидуальность?
— Мне кажется надо создавать такие интерпретации, которые были бы интересны слушателю. Возможно, они будут совсем новыми. Ведь каждый дирижёр накладывает свой собственный отпечаток на исполняемое произведение, свой фирменный знак, свои руки, можно выразиться так. Мы не должны слепо копировать исполнение. Например, в точности исполнять как Юровский… Ну вы меня понимаете. Это должно быть что-то новое, что-то свежее в музыке.
…Кстати, Юровские — великие дирижёры, и Дмитрий, и Владимир.
— А что вы думаете о музыкантах в оркестрах? Русские музыканты более профессиональные?
— Я бы так не сказал… У вас больше музыкантов, образование немного сильнее. В вашей стране струнная традиция насчитывает долгую и основательную историю. Музыканту надо сделать много шагов, вложить усилия для достижения высокого профессионального уровня, пройти определённые этапы развития. В русских есть эта целеустремлённость. Поэтому в России много хороших музыкантов. Когда я работаю в Швеции и Европе, то всегда в оркестрах можно встретить русских музыкантов. Например, на прошлой неделе в одном оркестре играло четверо или пятеро русских музыкантов.
— Что касается дирижирования – русского и европейского — есть ли сейчас разница? Видите ли вы ее? Или дирижирование стало всеобщей традицией?
— Я даже не знаю… Думаю, что это более глобально. Существует некая главная традиция в дирижировании, она незыблема. Но есть разные человеческие темпераменты. От этого и следует исходить. Всё зависит от индивидуальности, от человека — мужчины или женщины, которые дирижируют оркестром. Как ты работаешь, с каким темпераментом двигаешься. Думаю, что это зависит от того, какая ты личность. Всё идет от этого. Вот моё мнение.
— Ваши любимые дирижеры?
— О-о. Даже не знаю…
— Почему? Караян? Мне кажется, что вы похожи…
— Почему-то люди часто сравнивают меня с Караяном... Я не знаю почему. Хотя мне было бы интересно это понять. Ну, наверное, что-то схожее есть в темпераментах. Хотя мы работаем в разных стилях. Наверное, Караян в этом смысле мне ближе всего. Да, он мне нравится.
— Я правильно поняла, что у вас нет кумиров в дирижировании?
— Я опираюсь на себя и свой собственный опыт. Я смотрю на людей, учусь у людей, но у меня нет любимых, я бы так сказал. Я вдохновляюсь чьей-то работой, но иду своим путем.
— А это правильно не иметь кумиров, не иметь любимых музыкантов?
— Я слишком взрослый для этого. Когда я был подростом, то, конечно, любил некоторых звёзд, но теперь я уважаю людей за их работу, но у меня нет кумиров.
Я вижу тебя, и ты меня вдохновляешь. Я чему-то учусь у тебя. Может быть, ты мой новый кумир (улыбается).
— Спасибо! Это очень лестно слышать от вас. Есть ли другие предложения от других российских симфонических оркестров о сотрудничестве?
— В настоящее время я работаю с двумя оркестрами – с оркестром «Русская филармония» и «Глобалис». Но весной будет от пяти до десяти новых оркестров, с которыми мне предстоит работать. Конечно, «Русская филармония» был первым российским оркестром, с которым я начал сотрудничать. Затем появился «Глобалис».
— С этими оркестрами вы играет рок- и кроссовер-программу. А что насчёт чистой классической программы в России?
— Я думаю, что это будет моим следующим шагом. Самое главное, что мне приятно работать с этими оркестрами, а им со мной. По крайней мере я искренне надеюсь на это. Обычно я делаю те вещи, которые мне нравятся. Это моё правило.
— Какую классическую программу вы представили российской публике, если такой случай появился бы?
— Я думаю, что это была бы комбинация программы произведений скандинавских и русских композиторов.
— Из русских вы включили бы симфонии Чайковского или что-то другое?
— Да, включил бы Чайковского.
— А какую симфонию?
— Ты можешь выбрать.
— Можно Первую, «Зимние грёзы»?
— Да.
— Или Шестую?
— Пожалуйста. Тебе она нравится?
— Да, очень, и Четвёртая тоже.
— Думаю, что я бы привнес в нордический свет в эти произведения, сделал бы их ещё тяжелее.
— Русские произведения будут иметь нордический звук. Получается так?
— Да, именно так.
— Было бы интересно это услышать. В продолжение темы оркестра следующий вопрос — может ли гениальный дирижёр заставить гениально играть не очень хороший оркестр? Это в его силах?
— Думаю, что то же самое я говорил о нашей с тобой встрече. Если у нас хорошее общение, взаимопонимание, мы что-то друг другу даём, то тогда получится прекрасная встреча. Ты вдохновляешь меня на хорошую работу, я вдохновляю тебя делать что-то лучше. И если я получаю ответ от оркестра, вижу их готовность следовать и взаимодействовать со мной, то всё удастся.
— Но если это реально очень плохой оркестр и музыканты не высокого уровня? Тогда как быть?
— Я думаю, что всё равно их можно поднять на более высокий уровень. Натренировать их.
— Но мне кажется, что великолепного, идеального результата всё равно не получится, каким бы не был дирижёр. Я это имею в виду.
— Конечно, прежде всего, мы должны исходить из программы. Необходимо выбрать программу, которая по силам была бы этому оркестру, те произведения, которые музыканты действительно могли бы отлично исполнить. Вот самое главное.
— Вы сотрудничаете с разными оркестрами. Работали ли вы с оркестрами кино и радио? Мне кажется, что эти оркестры должны сильно отличаться от оркестров, которые преимущественно играют концерты, живые концерты. Что вы думаете по этому поводу?
— У меня есть опыт работы с теле и радио оркестрами. Могу сказать, что отличие действительно есть.
— В чём именно? Какие музыканты играют в этих оркестрах?
— Музыканты этих оркестров очень быстрые. В основном они играют в прямом эфире, находясь в студии и очень редко в живых концертах. Эти музыканты действительно очень и очень быстрые во всём: в фиксации внимания, например. У них моментальная концентрация, отличная память, великолепное чтение с листа. Я работал с такими оркестрами. Они очень быстро меняют программы. Быстро всё учат. Так что отличие есть безусловно.
— У них очень высокий профессиональный уровень, можно выразиться так.
— Да, очень высокий. Особенно у оркестров кино. Ведь они должны чётко следовать тому, что делается на экране, соответствовать картинке, укладываться во временные рамки кадра, когда идёт запись. И всё это происходит за весьма короткое время, которое обычно отводится студией для записи звука.
— Нет ли у вас планов записать музыку для кино, поработать с таким вот оркестром?
— До сих пор мне не приводилось записывать музыку для кино. Но в своих концертах я исполняю очень много саундтреков из фильмов – это и Джон Вильямс, Ханс Циммер. Фантастическая музыка!
— Назовите ваш любимый фильм на сегодняшний день, музыку к которому вы хотели бы записать?
— Это фильм «Челюсти» с музыкой Джона Вильямса. Мне действительно очень нравится музыка этой кинокартины. Я бы с удовольствием её записал.
Ну, а вообще у меня не так уж много времени, чтобы смотреть новые фильмы. Вместо этого мне приходится сидеть в номере отеля и разговаривать с тобой (улыбается).
— Расскажите о ваших мастер-классах в Детской школе искусств им. С.Т. Рихтера и детском садике в Москве.
— В музыкальной школе им. Рихтера я даже два раза проводил такой мастер-класс. Было действительно замечательно увидеть этих детей, вдохновить их на то, чтобы исполнить музыкальные произведения на другом уровне. Я остался доволен проведённой творческой встречей и в детском саду. Там были совсем маленькие детки. Я рассказал им немного о дирижировании, немного об инструментах и симфоническом оркестре, немного поиграл для них на барабанах. Это очень меня воодушевило. Мне кажется, что я так завёл детей в садике, что воспитатели не могли их ещё долго успокоить после того как я ушёл, так им всё понравилось и развеселило.
— Для чего вы делаете мастер-классы, проводите просветительскую образовательную волонтёрскую работу?
— Для своего сердца. Это доставляет мне удовольствие. Мне нравится встречаться с детьми, потому что дети – это будущее музыки. Я получаю массу позитивных эмоций, когда вижу их. Они дают мне энергию. Я думаю, что я тоже даю им энергию. Не каждый день по восемь часов в день, но иногда очень хорошо встречаться с детьми. Когда ты становишься таким взрослым, как я, то очень полезно встречаться с юными личностями, чтобы узнать, какая музыка оставляет след в их душе, что их трогает.
— Вам важно привести их в мир классической музыки? Или есть какая-то другая причина?
— Конечно, это тоже важно – привести в мир классической музыки. Но главная причина в том, чтобы дети узнавали больше о музыке, обо всех музыкальных стилях, учились слышать и воспринимать музыку, слушать настоящую музыку. Когда ты слушаешь музыку в концертном зале, то тебе необходимо сесть, расслабиться, отдохнуть и затем сосредоточить внимание на звуке.
Глядя на бегущих людей на улицах в Москве или городах Швеции, которые смотрят то и дело на часы, которые уткнулись в свой телефон чтобы переписываться на фейсбуке, мне кажется, что им нужно сесть и послушать хорошую музыку. Классическая музыка в этом смысле просто уникальна. Потому что к её восприятию надо подготовиться, подготовиться к тому, чтобы она вошла в тебя. Мне кажется, что мы должны проводить подобные мастер-классы для детей, для будущего поколения, чтобы сохранить тот высокий уровень в музыке, независимо от того, станет ли ребёнок музыкантом ли просто культурным слушателем.
— Вы проводите такие мастер-классы в Европе, в Швеции?
— Да, в Швеции я всё время занимаюсь этим. Например, когда встречаюсь с новым оркестром, то часто прихожу в музыкальную школу за день до концерта, чтобы встретиться и пообщаться с учениками.
— Кстати, вы же привозили камерный оркестр музыкальной школы им. Рихтера в Швецию летом, в свой родной город Трольхеттан.
— Да, привозил. Мы сделали совместную программу с моими студентами. Я дирижировал оркестром. Мы потрясающе провели время, думаю, что с пользой для моих учеников. Они слушали, как играют русские школьники, учились друга у друга, взаимодействовали. Исполнили «Сюиту из времён Хольберга» Эдварда Грига, одного из моих любимых композиторов. Были прекрасные солисты из русского оркестра. Уверен, что мы вдохновили друг друга.
— Что значит музыка для вас?
— Музыка для меня — всё, жизнь, воздух.
— Могли бы вы прожить без музыки?
— Думаю, что нет. Было бы очень скучно. Иногда я задумываюсь над тем, кем бы я был, если бы не стал музыкантом. Был бы доктором.. Ну, доктором я бы не стал, конечно... Например, работником отеля. Встречал бы большое количество людей… Но думаю, что это работа всё же не для меня…То что я сейчас делаю, я стараюсь делать наилучшим образом, насколько это возможно для меня. И от этого я получаю реальное удовольствие.
— А что тогда жизнь для вас? Ваша миссия в ней? Необязательно в музыке, вообще.
— Думаю, что моя жизненная миссия – заботиться о моей семье, друзьях, встречать таких прекрасных людей, как ты, хорошо проводить время, отдыхать.
Иногда мне необходимо побыть одному, с самим собой. Такие моменты наедине с собой тоже важны, так как я всё время встречаю огромное количество людей. Временами полезно побыть в одиночестве. Думаю, что настоящие друзья – это тоже очень важная составляющая жизни, это те люди, которым ты можешь доверять. Мне нравится вдохновлять людей, делать их и свою жизнь замечательной.
— Как тогда вы проводите свободное время? Кино, театр, опера?
— У меня же есть кролик Тото. Я его очень люблю. Оперу я тоже люблю, но часто в ней бывать не получается. Люблю смотреть концерты моих детей. Люблю ездить на машине, на лыжах зимой, читать люблю.
— А что читаете? Возможно русскую классику?
— Сейчас читаю шведскую книгу о русском дирижёре.
— Надо же!
— Да. Но это триллер! Очень хорошая шведская книга. «Дирижёр в Санкт-Петерурге» называется.
— А Лев Толстой?
— Я знаю, что это хорошая классическая литература. Но предпочитаю что-то полегче – триллеры, что-то для расслабления.
— К вопросу о расслаблении и лёгкости. Некоторые критики говорят, что кроссовер – это стиль, непригодный для серьёзных классических музыкантов. Почему они так считают?
— Я не знаю. Полагаю, что это их проблемы. Для меня это не проблема. Ты знаешь, что у меня есть дети – две дочки. Они играют на скрипке. В будущем они собираются стать профессиональными музыкантами. Я учу их тому, что музыка есть музыка. Хорошая музыка – это хорошая музыка. И если ты хочешь иметь много концертов, то ты должен быть открыт новому миру, который пробуждается каждый день со всей этой необъятной информацией, ты должен делать то, что подсказывает твоё сердце, чтобы быть хорошим музыкантом. Приведу пример. Вчера у нас бы потрясающий классический кларнетист из оркестра «Русская филармония». Я его знал раньше лишь как хорошего классического кларнетиста. А вчера он стоял и играл на альтовом саксофоне соло-импровизацию. Он сразу вырос в моих глазах. Это тот случай, когда ты должен уметь делать многие вещи в музыке. Для меня это весьма важно. Не мне судить людей, которые считают, что нельзя смешивать классику и рок. Но для меня это всё существует вместе. Для меня быть профессионалом – это уметь делать всё и быть открытым всему. Поэтому это проблемы тех критиков.
— Может быть, они завидуют вам? Ведь музыканты, которые исполняют музыку в разных стилях, более популярны.
— Возможно, но мне бы не хотелось так думать. Мне действительно нравится классическая музыка. В ней всё гармонично. Но ведь практически каждую вещь, каждое произведение можно преподнести в любом стиле. Всё зависит от аранжировки. Аранжировка играет огромную роль, от неё во многом зависит стиль музыки. Мы должно образовывать друг друга и быть открытыми новому. Я думаю, что это наилучший путь. Мир движется, меняется, и мы должны меняться вместе с ним.
— Ульф, спасибо большое за интервью! И ждём вас снова в Москве.
Беседовала Юлия Калашникова
